- Своим цинизмом вы превосходите и Мери Ламур.
- Приятно слышать это от вас. Возьмем еще по одной?
- Мерси, я не люблю мастики. Особенно такой вот... А может, нам лучше уйти?
У нее, как видно, и в самом деле испорчено настроение, несмотря на пышно начертанную программу.
- Погодите, - говорю. - Теперь нас ждет приятный вечер.
Приятный вечер близится к концу. Точнее говоря, нас окутывает сине-розовый полумрак 'Крейзи хорст салон', программа давно исчерпана, и мы вертимся в ритме старого танго посреди небольшого дансинга.
- Выходит, вы можете, если захотите, быть очень милы в обращении с людьми, - замечает Лида, глядя на меня своими большими карими глазами.
- Не со всеми людьми.
- Я и не жажду, чтоб вы были милы со всеми, - многозначительно говорит девушка.
Ужин прошел довольно хорошо. Фильм - какая-то драма с большой любовью - тоже оказался во вкусе Лиды. Номера с раздеванием в кабаре ловко сочетались с юмористическими скетчами, к тому же артистки, красивые как куклы, не забыли хорошо надушиться. В общем, все шло куда лучше, чем вначале.
- Мне кажется, я могла бы привыкнуть к здешней жизни, будь со мной по-настоящему близкий человек, - возвращается Лида к прежнему разговору, покорно повинуясь мне в ритме танго.
- У вас есть отец.
- Я говорю о человеке по-настоящему близком.
- Понимаю. То, чего вам хочется, каждый норовит найти и не находит. Париж - это большой базар. Как только вы свыкнетесь с мыслью, что надо продаваться, жизнь сразу покажется вам более легкой и сносной.
- Надоели вы с вашим цинизмом. Не портите мне хоть этот вечер.
- Ладно, ладно, - соглашаюсь я и плотнее прижимаю девушку к себе, ощущая ее тело под простым поплиновым платьем, которое, к счастью, в полумраке не очень бросается в глаза.
Танец кончается, и мы возвращаемся за маленький столик.
- Еще одно виски?
- Мерси. Я предпочитаю что-нибудь прохладительное.
- Два швепса! - говорю я проходящему кельнеру.
- И один скотч! - слышится у меня за спиной мягкий женский голос.
Я оборачиваюсь. У стола в бледно-розовом, кружевном платье для коктейля стоит Франсуаз. Какая женщина! Все цвета ей идут. Но в данный момент это не производит на меня никакого впечатления. Вернее, полностью отравляет все.
- Что, ты даже не пригласишь меня сесть? - спрашивает Франсуаз. - Или забыл, что назначил мне свиданье?
- На завтра, - поправляю я, бросая на нее убийственный взгляд.
- На сегодня, а не на завтра, - настаивает Франсуаз, пододвигая стул и устраиваясь за столом. - Многочисленные связи, дорогой мой Эмиль, порождают хаос в личной жизни. Об этом я уже не раз говорила тебе.
Она посматривает на Лиду, точнее, на ее жалкое платьице с тем презрительным сожалением, на какое способны только женщины, и добавляет:
- Но раз уж ты все спутал, то сохраняй хоть хладнокровие. Познакомил бы нас!
Знакомя их, я с ужасом замечаю, что Лида готова заплакать.
- Вы как будто чем-то расстроены, - говорит Франсуаз, снова разглядывая ее. - Он того не стоит. Берите пример с меня: не слишком принимайте его всерьез, и все будет в порядке.
Кельнер приносит напитки и удаляется.
- Пожалуй, мне лучше уйти, - шепчет Лида, едва сдерживая слезы.
- Я тебя провожу, - говорю я.
- Мы вместе проводим ее, - поправляет Франсуаз, - хотя мне сегодня до смерти хочется потанцевать.
Отпив из бокала, она опять переводит взгляд на Лиду:
- Мы вас проводим, не беспокойтесь. На улице стоит моя машина. Дайте только перевести дух и выкурить сигарету.
- Ты садись сзади, - распоряжается брюнетка, когда мы выходим вскоре на улицу и останавливаемся возле ее нового 'ситроена'.
Я подчиняюсь и, пока машина летит по ночным улицам, рассеянно смотрю на роскошную высокую прическу Франсуаз, с трудом сдерживая желание схватить ее за эту прическу и оттрепать как следует. Лида сидит с нею рядом ни жива ни мертва.
Машина останавливается на Рю де Прованс, и я выхожу, чтоб проводить девушку, но она шепчет даже без всякой злобы, с какой-то апатией:
- Ступайте себе. Я не желаю вас видеть.
Дождавшись, пока она ушла, я возвращаюсь в 'ситроен'.
- Франсуаз, ты настоящее чудовище! - говорю я в момент, когда машина стремительно срывается с места.
- Оставь свои любовные признания, - прерывает она меня. - Я просто забочусь о деле. В отличие от тебя.
- К делу это не имеет никакого отношения.
- Напротив, это часть дела. Иначе зачем бы я стала связываться? После такого скандальчика наша связь приобретет широкую известность, которая послужит для нас лучшим прикрытием.
Она ведет машину быстро и сноровисто, зорко глядя вперед. Это не мешает ей наблюдать и за мной.
- Ты и в самом деле взгрустнул, - замечает брюнетка почти с удивлением.
- А ты только сейчас обнаруживаешь, что человек может иметь и какие-то человеческие чувства.
- Только человек не нашей профессии, - возражает Франсуаз.
Потом сухо добавляет:
- Я должна сегодня же ознакомить тебя с инструкциями. С завтрашнего дня ты начинаешь действовать.
5
Вот наконец и солнце, и притом не плавающее во мгле, а ясное и теплое. И в самый раз, если учесть, что уже май. Я не фермер, и погода для меня особого значения не имеет, но даже самое безотрадное ремесло становится как бы более сносным, когда выглянет солнце.
Однако солнечно лишь от дома до Центра. В здании Центра о погоде можно узнать только из газет - тут всегда сумрачно и сыро, как в ущелье в зимний день. У меня вечно горит настольная лампа. Я не тружусь даже раздвигать пыльные бархатные портьеры - светлее от этого в комнате все равно не станет.
По столу у меня разбросана корректура очередного номера журнала. Последняя корректура - сверстанная. Через три-четыре дня журнал начнут печатать, а несколькими днями позже он выйдет в свет. Как только пахнущая типографской краской книжка будет положена Димову на стол, я буду уволен. Этот вопрос уже решен. Поэтому мной никто больше не занимается, и даже Кралев не обращает на меня внимания.
Быстро просмотрев корректуру, я отношу ее Милко в соседнюю комнату. К моему удивлению, молчальник оживленно разговаривает с Лидой. Истины ради должен сказать, что в данный момент разговаривает Лида, но Милко слушает ее с явным участием. С не меньшим удивлением я устанавливаю, что они уже перешли на 'ты', в то время как мы с Лидой все еще на 'вы', и даже не на 'вы' - просто обходимся холодными кивками.
Милко прерывает разговор с Лидой, чтоб выслушать мои указания относительно того, каким шрифтом набрать заголовки, а молодая женщина тем временем с безучастным видом смотрит в окно, хотя, кроме серых стен, там ничего увидеть нельзя. Затем молчальник начинает листать корректуру, чтоб посмотреть, велика ли правка, а я сажусь за стол Тони и рассматриваю обложку с отпечатанным на ней содержанием. Оторвавшись от окна, Лида снова подходит к Милко. Но поскольку тот углубился в корректуру, она берет несколько полос и небрежно перелистывает их.
- Ты сочинял этот бисер? - спрашивает она Милко, показывая на передовицу.
