отказаться. Проститься с машиной вовсе не значит бросить ее на другом конце города. Когда, свернув на улицу Тронше, достигаю Мадлены, я убеждаюсь, что темно-синий 'меркурий' опять передо мной. Не обнаруживая признаков паники, продолжаю двигаться дальше и, вращая одной рукой руль, другой отпираю перчаточный ящик и перекладываю купленные утром вещи себе в карман. Не забываю и упаковку, так как обозначенное на ней название фирмы может прозвучать для кого-нибудь весьма интригующе.
Теперь машина очищена. Остается только приютить ее где-нибудь. Обогнув Биржу, выезжаю на улицу Вивьен. Темно-синий 'меркурий' остался где-то в стороне, но грузовичок за мной в сотне метров. Ставлю машину, воспользовавшись первым попавшимся местом и, выскочив из нее, ныряю в пассаж Вивьен. Пассаж длинный, но посередине имеет прямоугольный излом. В самом углу этого излома есть старая букинистическая лавка, витрины которой загромождены полками с пыльными книгами. Мне суждено почтить память Тони, повторив его номер. Войдя в лавку с беспечным видом человека, заглянувшего сюда из любопытства, я начинаю просматривать тома, стоящие на стеллаже в углу, не утруждая себя чтением заглавий. Владелец лавки, пожилой здоровяк с добродушным лицом, не обращает на меня ни малейшего внимания. Он увлечен разговором с таким же пожилым клиентом относительно фантастической цены, по какой было продано с торгов первое издание 'Цветов зла'. Потом разговор перекинулся на самого Бодлера и занимаемое им место во французской поэзии, причем один из оппонентов относил его к представителям парнаса, а другой к символистам. Однако голова моя занята в данный момент не столько 'Цветами зла', сколько не менее зловещим цветком под скромным названием 'Незабудка'. Это не мешает мне следить сквозь щель между двумя полками за движением в пассаже. Несколькими минутами позже мимо витрины характерной походкой преследователя проходит незнакомый человек, который только из приличия не пускается бежать. Вскоре такой же походкой следует второй человек, но в обратном направлении.
Я уже перебрал всю верхнюю полку и перехожу к следующей. В подобные моменты проявлять нетерпение не годится. В этом смысле весьма назидателен пример Тони. Преждевременный выход вызывает цепную реакцию, которая тебя отправляет на тот свет. Быть может, Тони, на свое несчастье, сунулся в книжную лавку, а не в бистро. Зайди он в бистро, имел бы все шансы как следует выпить, а что делать в книжной лавке, кроме как повертеться немного и уйти?
- Вы что-то ищете? - услужливо спрашивает старик, заметив наконец мое присутствие.
- Ищу первое издание 'Кандида', - отвечаю я, лишь бы что-то сказать.
- Ха-ха-ха, я тоже! Если найдете, сообщите мне.
Он смотрит на меня так, будто я его бог знает как распотешил, и добавляет:
- Только запомните на всякий случай, что первое издание 'Кандида' и форматом своим, и объемом отличается от серии 'Иллюстрасион'.
Поблагодарив за информацию, я покидаю лавку. На всякий случай выхожу с другой стороны пассажа и вскоре попадаю в сад Пале Ройяль. Сад окружен длинными аркадами, где лишь изредка мелькают одинокие прохожие, и ты издалека можешь видеть, есть у тебя кто-нибудь впереди или позади. Прохожу для верности вдоль всей аркады и, очутившись на крохотной площади Пале Ройяль, беру такси.
- Замечательный денек, не правда ли? - говорит пожилой шофер, с грохотом подгоняя видавший виды экипаж.
Это из простой болтливости.
- Чудесный! - бормочу я, думая совсем наоборот.
Предательски скрипит ржавый замок, когда я поворачиваю ключ, но на лестнице, к счастью, ни души. Войдя в темное помещение, запираюсь изнутри. В глубине чернеет еще одна дверь, ведущая, надо полагать, на запасную лестницу. При нажатии на нее убеждаюсь, что и она заперта. Рядом выключатель, но я не решаюсь проверить его исправность. Сквозь небольшое чердачное оконце, забранное толстой ржавой решеткой, поступает пока что достаточно света.
Надо поторапливаться, а то уже темнеет, и свет в оконце скоро погаснет. Притом всякое промедление уменьшает мои шансы услышать то, что можно услышать при должной расторопности, если внизу действительно произойдет какая-то встреча и если таковая еще не произошла.
Это помещение, вероятно, годами не использовалось - так все тут опутано паутиной. По одну сторону громоздятся два старых шкафа, сломанные стулья и куча книг и газет, покрытых таким слоем пыли, что даже букинист из пассажа Вивьен не обратил бы на них внимания. Что касается меня, то мое внимание сосредоточено сейчас на дымоходах, прилепившихся к стене чердачного помещения. Восстановив в памяти устройство младеновских апартаментов, я прихожу к заключению, что второй дымоход справа связан с камином в холле.
При помощи перочинного ножа и при известном терпении мне удается вынуть из кладки дымохода один кирпич, потом еще один. Все это приходится делать без лишнего шума. Подсоединив к одному краю микрофон, я через образовавшееся отверстие опускаю его вниз, но настолько, чтоб он предательски не высунулся над очагом камина. Другой край провода закрепляю на спинке кресла-ветерана и подсоединяю к нему усилитель с наушниками. Затем сам устраиваюсь на пыльном ветеране, надеваю на голову наушники и осторожно закуриваю сигарету. Мне и во сне не снилось, что моя очередная миссия будет осуществляться с такими удобствами.
Некоторое время я ничего не улавливаю. Потом слышится шум открывающихся и закрывающихся дверей и другие не имеющие значения шумы. После едва слышного звонка снова открывается дверь и раздаются шаги нескольких пар ног.
- А зачем эти двое явились сюда? - звучит недовольный голос Младенова.
- Для охраны, - громогласно объявляет Кралев.
Из сказанного явствует, что 'эти двое' - Ворон и Уж.
Слышится шум передвигаемых стульев. Вероятно, вновь пришедшие размещаются.
- Вильямса еще нет... - говорит старик после небольшой паузы.
- Вильямс не придет, - заявляет Кралев.
- Как так не придет? Мы же должны были уточнить подробности операции?
- Все уже уточнено. Проведение операции возлагается на меня.
- Как это так вдруг?
- Вот так, вдруг. Нельзя без конца толочь воду в ступе. Завтра я уезжаю.
- Ну хорошо. А мне что, и слова сказать нельзя? Зачем было тогда устраивать эту встречу?
- Чтоб поболтать о других вещах, - небрежно отвечает черномазый.
- Слушай, Кралев, если ты полагаешь, что все пойдет так, как прежде, то должен сказать, что ты глубоко ошибаешься. Ты слышал сегодня лично от Вильямса, что главой Центра буду я. Руководителем в полном смысле этого слова, ясно? От привычной практики - вести переговоры с Вильямсом, а меня ставить в известность потом - ты должен раз и навсегда отказаться.
- Это мы еще посмотрим, - сухо заявляет Кралев.
- То есть как 'посмотрим'? Разве не слышал, что утром сказал Вильямс?
- Так то было утром. А сейчас вечер. За это время выяснилась масса вещей.
- Что выяснилось? - повышает тон Младенов. - Ты опять пытаешься мутить воду? Если при Димове всякие трюки сходили тебе с рук, то при мне на это не рассчитывай, запомни хорошенько! Этим твоим ухваткам придется положить конец. Понял?
- Я затем и пришел, чтоб положить конец, - все так же спокойно говорит Кралев. - Тебе недолго ждать, Младенов. Сегодня вечером придет твой конец!
- Что за представление? - восклицает старик с возмущением, но и с нотками инстинктивного страха.
- Мы пришли не на представление, - сурово отвечает Кралев. - Мы пришли, чтоб исполнить приговор. Вынесен он не нами, мы лишь исполним его.
- Приговор за что? - спрашивает старик, и голос его срывается от страха.
- За убийство Димова. Ты убил Димова, чтоб занять его место. А перед тем женился на его наследнице, надеясь загрести себе деньги.
- Тут какая-то ошибка...
Кралев пускает в ход свой юмор:
- Ошибка-то есть, твоя собственная. А вот прощенья не будет.
- Уверяю вас, произошла ошибка, - уже в панике настаивает старик. Димова убила Мери Ламур.
