Она попыталась подняться, но сейчас же снова упала на сиденье.
- Ах, ты...
Она пьяная, _совсем_ пьяная, подумал Биггер. Она протянула руку.
- Слушайте... Помогите мне встать. Меня качает.
Она съехала на самый край сиденья, платье у нее задралось, и он увидел полоску кожи там, где кончался чулок. С минуту он стоял не двигаясь и смотрел на нее; потом она подняла глаза и посмотрела на него. Она смеялась:
- Дайте руку, Биггер. Я не могу встать.
Он подал ей руку, и, когда она оперлась на нее, чтобы вылезти из машины, он почувствовал тяжесть ее мягкого тела. Ее темные, лихорадочно блестевшие глаза смотрели на него из запавших орбит. Он чувствовал аромат ее волос, касавшихся его лица. Он скрипнул зубами, ощущая легкое головокружение.
- Где моя шляпа? Потерялась по дороге...
Она пошатнулась, и он обхватил ее крепче, чтоб она не упала. Он оглянулся: шляпа ее лежала на подножке.
- Вот она, - сказал он.
Нагибаясь за шляпой, он подумал - что, если бы сейчас их увидел кто-нибудь из белых? Если бы старик Долтон вдруг увидел их? Он испуганно покосился на дом. Везде было тихо и темно.
- Ох! - вздохнула Мэри. - Мне надо скорей лечь...
Он выпустил ее, но сейчас же подхватил опять, иначе она грохнулась бы на тротуар. Он повел ее к крыльцу.
- Сумеете подняться?
Она посмотрела на него обиженно.
- Конечно. Пустите...
Он отнял руки, она твердо и уверенно взошла по ступеням и с шумом споткнулась о деревянный порог. Биггер шагнул к ней, но тотчас же остановился, парализованный страхом. Господи боже, она же всех перебудит. Она привалилась к двери, упираясь рукой и коленом, и смотрела на него с веселым удивлением. Вот полоумная! Наконец она с трудом встала на ноги и медленно сошла вниз, держась за перила. Она остановилась перед ним, пошатываясь и улыбаясь.
- Я, кажется, пьяная...
Он смотрел на нее со смешанным чувством тревоги, восторга и ненависти. Если их сейчас застанет ее отец - кончено, прощай, работа. Но она была такая красивая, такая стройная, и что-то говорило ему, что она не ненавидит его, как все белые. Но вместе с тем она была белая, и он ненавидел ее. Она медленно закрыла глаза, потом опять открыла; она делала отчаянные попытки прийти в себя. Нет, она не доберется сама до своей комнаты; что же ему делать, позвать мистера Долтона или Пегги? Нет... Это значит выдать ее. И потом, несмотря на всю ненависть к ней, ему хотелось подольше стоять так и смотреть на нее. Она опять закрыла глаза и качнулась к нему. Он подхватил ее.
- Идемте, я доведу вас, - сказал он.
- Только по черной лестнице, Биггер... А то если по парадной... я непременно подниму шум... весь дом перебужу...
Ноги у нее заплетались на цементном полу, когда он вел ее через подвал. Придерживая ее одной рукой, он повернул выключатель.
- Как же это я так... напилась... - бормотала она.
Он медленно вел ее наверх по узкой, ведущей в кухню лестнице, обхватив рукой за талию и чувствуя под пальцами ее мягко колышущуюся грудь. Она все тяжелее и тяжелее опиралась на него.
- Да не падайте вы, - прошипел он, когда они дошли до дверей кухни.
Ему вдруг представилось, что миссис Долтон в развевающемся белом платье стоит посреди кухни и смотрит своими каменными глазами, как вечером, когда он приходил напиться. Он осторожно приоткрыл дверь и заглянул. В кухне было пусто и темно, только из окна ложился слабый синеватый отсвет зимнего неба.
- Идем.
Она совсем повисла на нем, обхватив рукой его шею. Он толкнул дверь, шагнул и остановился, выжидая, прислушиваясь. Волосы ее щекотали его губы. Кожа у него горела, колени подгибались; он смотрел на ее слабо освещенное лицо, и от запаха ее волос и кожи у него мутилось в голове. Он стоял так с минуту, потом прошептал, дрожа от возбуждения и страха:
- Идем, надо вам добраться до вашей комнаты.
Он вывел ее из кухни и повел по коридору; идти приходилось очень медленно, останавливаясь на каждом шагу. В коридоре было пусто и темно; с трудом он наполовину довел, наполовину дотащил ее до лестницы. Снова им овладела ненависть, он начал трясти ее:
- Проснитесь! Вы еще не у себя.
Она не шевелилась и не открывала глаз; наконец она невнятно пробормотала что-то, качнулась и опять затихла. Его руки ощущали мягкие изгибы ее тела, он стоял неподвижно, глядя на нее, охваченный каким-то чувственным ликованием. Ах ты, сучка! - думал он. Ее лицо касалось его лица. Он повернул ее спиной и начал взбираться по лестнице, ступенька за ступенькой, подталкивая ее вперед. Где-то что-то скрипнуло, и он остановился. Он напряженно вглядывался в темноту. Но никого не было видно. Когда он добрался наверх, она окончательно обмякла и только бормотала что-то бессвязное. Черт! Теперь ее не сдвинешь с места, придется нести. Он поднял ее на рука и понес по коридору, потом, остановился. Которая ее дверь? Фу, черт!
- Где ваша комната? - спросил он шепотом.
Она не ответила. Верно, совсем уже осовела. Оставить ее здесь невозможно; если он выпустит ее, она упадет на пол и будет лежать так всю ночь. Он стал трясти ее, повторяя так громко, как только смел:
- Где ваша комната?
На одно мгновение она как будто пришла в себя и посмотрела на него пустыми глазами.
- Где ваша комната? - спросил он опять.
Она повела глазами в сторону одной из дверей. Он шагнул туда и остановился. А вдруг это вовсе не ее комната? Вдруг она настолько пьяна, что не разбирает? Вдруг он попадет в спальню к мистеру и миссис Долтон? А что, в конце концов, ну, уволят его. Он же не виноват, что она так напилась. Им овладел какой-то странный подъем, будто он находился на сцене перед толпой зрителей. Он осторожно высвободил одну руку и повернул ручку двери. Он подождал, ничего не случилось. Он толкнул дверь; в комнате было темно и тихо. Он пошарил по стене у двери, но не нашел выключателя. Он постоял, придерживая ее одной рукой, не зная, что делать. Потом его глаза привыкли к темноте. Смутный отсвет зимнего неба, проникавший в окно, помог ему различить в углу очертания белой кровати. Он снова поднял ее, внес в комнату и бесшумно закрыл дверь.
- Слушайте, да проснитесь же вы.
Он попробовал поставить ее на ноги, но она валилась, как тряпичная кукла. Он опять обхватил ее руками, вслушиваясь в темноту. От запаха ее волос и кожи у него шли круги перед глазами. Она была меньше, чем его Бесси, и гораздо мягче. Она уткнулась лицом в его плечо, он сжал ее крепче. Ее голова медленно повернулась, и он замер не шевелясь, ожидая, когда ее лицо окажется рядом с его лицом. Но голова откинулась назад, медленно, нежно; она как будто уступала. Ее губы, чуть влажные, полуоткрылись, и в смутном синеватом свете он видел, как поблескивают ее белые зубы. Глаза у нее были закрыты. Он всматривался в ее лицо, обрамленное вьющимися черными волосами. Широко расставив пальцы, он подвинул выше руку на которой лежала ее спина, и лицо ее поднялось, и губы коснулись его губ, как во сне, виденном когда-то. Он поставил ее на ноги, и она качнулась и приникла к нему.
Он поднял ее и положил на кровать. Что-то говорило ему, что нужно уходить, но он медлил, наклонившись над ней, вглядываясь в ее лицо в полутьме, не в силах отнять руки от ее груди. Она повернулась и пробормотала что-то во сне. Он крепче прижал пальцами ее грудь, еще раз поцеловал ее, почувствовал, что она тянется к нему. Все перестало существовать для него, кроме ее тела; губы его дрожали. Вдруг он замер на месте. Позади скрипнула дверь.
Он оглянулся, и все в нем оборвалось от ужаса, как бывает, когда во сне падаешь с большой высоты. В
