- В чем дело, Эллен?
- Мне показалось, кто-то ходит на площадке.
- Никто не ходит. Начиталась в газете всяких страхов, вот тебе теперь и мерещится.
- Но я ясно слышала.
- Да ну, выбрось мусор и закрои дверь. Холодно.
Биггер тесно прижался в темноте к стене дома. Он увидел, как из двери вышла женщина, постояла, озираясь по сторонам, потом прошла в конец площадки, вытряхнула что-то в мусорный ящик и вернулась в дом. Он подумал: пришлось бы убить обоих, если б она меня заметила. На цыпочках он поднялся на четвертый этаж и увидел два окна, оба темные. Он попытался снять ставни, но они примерзли и не поддавались. Он стал осторожно расшатывать их до тех пор, пока они не сдвинулись, потом вынул их из окна и положил на площадку, в снег. Понемногу, дюйм за дюймом, он стал поднимать раму, дыша при этом так громко, что, казалось, его должны были услышать с улицы. Он влез в темную комнату и чиркнул спичкой. В другом конце комнаты была лампа, и он подошел к ней и дернул цепочку. Он накрыл лампочку кепкой, чтобы свет не виден был снаружи, и развернул газету. Да, вот опять большой его портрет. Над портретом было крупными черными буквами напечатано: 24 ЧАСА БЕЗРЕЗУЛЬТАТНЫХ ПОИСКОВ. ПРЕСТУПНИК НЕ ОБНАРУЖЕН. В другом столбце он прочел: 1000 НЕГРИТЯНСКИХ КВАРТИР ПОДВЕРГЛАСЬ ОБЫСКУ. СТОЛКНОВЕНИЕ, ВОЗНИКШЕЕ НА УГЛУ ХОЛСТЕД И СОРОК СЕДЬМОЙ, ЛИКВИДИРОВАНО ПОЛИЦИЕЙ. На другой стороне была новая карта Черного пояса. На этот раз заштрихованное пространство с юга и с севера увеличилось почти вдвое, и только в самой середине удлиненной фигуры, изображавшей Черный пояс, еще оставался маленький белый квадратик. Он смотрел на этот крохотный квадратик, как будто в дуло заряженного ружья. Вот тут, в этом белом пятнышке на карте, эта комната, где он стоит и ожидает, когда за ним придут. Невидящим взглядом он уставился поверх газеты в пустоту. Выхода не было. Он снова взглянул на карту: к югу полиция продвинулась до Сороковой улицы, к северу до Пятидесятой. Это означало, что он где-то посредине узкой щели и остаются считанные минуты. Он прочел:
'За ночь и сегодняшний день тысячи вооруженных людей прочесали местность, обозначенную на карте штриховкой, обследовали подвалы, старые, полуразрушенные здания и свыше 1000 жилых квартир Черного пояса в тщетных попытках обнаружить местопребывание Биггера Томаса, двадцатилетнего негра, изнасиловавшего и убившего Мэри Долтон, кости которой были найдены в топке котельной в воскресенье вечером'.
Глаза Биггера пробежали страницу, выхватывая то, что казалось самым значительным: 'распространившийся было слух, что убийцу удалось схватить, был тут же опровергнут', 'к ночи вся площадь Черного пояса будет пройдена полицией и виджилянтами'; 'обыск в помещениях коммунистических организации-города'; 'арест сотен красных не дал никаких результатов'; 'мэр предостерегает население против самовольной расправы'... И наконец:
'Сегодня обнаружилось любопытное обстоятельство, проливающее новый свет на дело: дом, в котором проживал негр-убийца, принадлежит одному из филиалов Долтоновской жилищной компании'.
Он опустил газету; больше читать он не мог. Он запомнил только одно: что восемь тысяч человек, восемь тысяч белых с револьверами и газовыми бомбами, рыщут в темноте, разыскивая его. Судя по газете, им осталось пройти всего несколько кварталов. Есть ли отсюда выход на крышу дома? Может быть, если он прикорнет там за трубой, они не заметят его и пройдут мимо. У него мелькнула мысль - зарыться в снег на крыше, но он знал, что это невозможно. Он снова дернул цепочку, и комната погрузилась во тьму. Освещая себе дорогу фонарем, он подошел к двери парадного, открыл ее и выглянул на лестницу. Там было пусто, в дальнем конце коридора горела тусклая лампочка. Он погасил фонарь и на цыпочках пошел в ту сторону, оглядывая потолок в поисках люка, ведущего на крышу. Наконец он увидел в углу высокую, до потолка, деревянную лестницу. Но вдруг он дернулся и окаменел, словно через него пропустили электрический ток. Вой сирены прорезал тишину. И тотчас же он услышал голоса, взволнованные, хриплые, приглушенные. Кто-то крикнул снизу:
- Идут!
Нужно было лезть наверх, больше ничего не оставалось; он взялся за перекладину и полез, торопясь скрыться из виду, прежде чем кто-нибудь войдет в дом. Он уперся в дверцу люка головой и толкнул, дверца приподнялась. В темноте он ухватился за что-то твердое наверху и подтянулся на руках, рискуя рухнуть вниз со всей высоты, если эта неведомая опора окажется ненадежной. Выбравшись наверх, он с минуту постоял на коленях, стараясь отдышаться. Потом он осторожно опустил дверцу и в последнюю секунду успел заметить, как внизу открылась какая-то дверь. Как раз вовремя! Снова завыла сирена, где-то совсем близко, у самого дома. Казалось, она предупреждала о том, что от нее не скрыться; что все попытки к бегству напрасны; что скоро люди с револьверами и бомбами проникнут туда, куда проник уже звук.
Он прислушался: слышно было стрекотанье моторов; с улицы доносились крики, плакали женщины, бранились мужчины. Он услышал на лестнице шаги. Сирена смолкла и через минуту завыла снова, на этот раз на высокой, пронзительной ноте. Ему захотелось схватиться за горло; казалось, он не может продохнуть, пока не утихнет этот вой. Скорей на крышу! Он зажег фонарь и пополз по узкому чердаку. Добравшись до другой дверцы, он уперся в нее плечом и приналег; она поддалась так стремительно и легко, что он в страхе отшатнулся. Ему показалось, что кто-то дернул ее снаружи; и в то же мгновение он увидел перед собой сплошной снежный покров, белеющий в ночной мгле, и освещенную полоску неба. В воздухе стоял нестройный шум, который показался ему неожиданно громким: гудки сирены, крики. Голодная жадность была в этих звуках, перекатывавшихся по крышам между труб; а среди них глухо, но отчетливо слышались голоса страха: брань мужчин и детский визг.
Да, они искали его, заглядывая в каждый дом, на каждый этаж, в каждую комнату. Он был нужен им. Он вскинул глаза кверху: гигантский луч резкого желтого света ударил в небо. С ним скрестился другой, точно лезвия ножниц. Потом вспыхнул третий. Скоро все небо запестрело лучами. Они описывали медленные дуги, стягиваясь вокруг него, Биггера; полосы света сплетались в тюремную решетку, стену, отделявшую его от остального мира, колышущуюся световую ограду, которой он не смел переступить. Он был окружен: случилось то самое, от чего он пытался уйти все это время, с тех пор как появление миссис Долтон вселило в него такой страх, что пальцы его стальной хваткой вцепились в подушку и закрыли воздуху доступ к легким Мэри.
Внизу слышался глухой непрерывный грохот, похожий на далекие раскаты грома. Нужно было вылезать на крышу; он протиснулся в окошко и сразу бросился ничком в глубокий рыхлый снег; на крыше дома напротив стоял человек. Это был белый; Биггер, не отрывая глаз, следил за движением фонаря в его руке. Взглянет ли он в эту сторону? Сможет ли разглядеть его оттуда при свете карманного фонаря? Но человек покружил немного по крыше, потом исчез.
Он быстро поднялся и захлопнул дверцу. Если увидят, что она открыта, это может возбудить подозрение. Снова он припал к крыше, прислушиваясь. Под ним слышался топот многих ног. Казалось, будто целая армия поднимается по лестнице. Бежать было некуда; оставалось только надеяться, что его не найдут. Топот стал громче, и он понял, что они уже подходят к верхнему этажу. Он поднял глаза и озирался по сторонам, следя за тем, что делается на соседних крышах. Он боялся быть застигнутым врасплох, если кто-нибудь подползет к нему сзади. Он заметил, что справа соседняя крыша не примыкает к той, на которой он лежал; значит, отсюда можно было не ждать опасности. Но та, что находилась слева, примыкала вплотную, образуя один длинный снежный путь. Он приподнял голову и пригляделся; дальше крыши тоже соединялись одна с другой. По этим крышам, прячась за трубами и проваливаясь в снег, можно было добежать до угла. А дальше что? Спрыгнуть и разбиться насмерть? Он не знал. В нем была крепка почти мистическая уверенность, что, если когда-нибудь его загонят в тупик, что-то изнутри подскажет ему правильный выход, а правильным выходом будет тот, который позволит ему умереть без позора.
Он услышал шорох совсем близко; он оглянулся как раз вовремя для того, чтобы увидеть голову и плечи белого человека, показавшиеся за выступом соседней крыши справа. Потом человек поднялся во весь рост, четко вырисовываясь на фоне суетливых лучей. Биггер увидел, как тоненький столбик света побежал по снегу от карманного фонаря. Он поднял револьвер, навел его на белого человека и замер, выжидая: если свет упадет на него, он выстрелит. Что будет потом? Этого он не знал. Но желтый кружок до него не дошел. Он увидел, как исчезли сначала ноги белого человека, потом туловище и наконец голова: ушел.
Он перевел дух; по крайней мере с этой стороны уже нечего было опасаться. Теперь он ждал, когда скрип деревянной лестницы скажет ему, что кто-то подбирается к люку. Шум внизу нарастал с каждой секундой, но нельзя было разобрать, приближаются шаги или удаляются. Он ждал с револьвером наготове. Над ним простирался холодный темно-синий овал неба, накрывая город, точно железная ладонь, затянутая
