- Упаси бог.
- Вот и ладно. Говори серьезно, не дурачься.
- Ну, если уж так необходимо говорить серьезно, то должен отметить, что, разрастаясь, город обрастает новыми .районами, и каждый из этих районов, в свою очередь, обрастает всем тем, или почти всем тем, что необходимо жителям данного района - магазинами, кинотеатрами, детскими садами, .ушками и другими учреждениями... Так что людям нашего возраста даже не приходится! выходить за пределы своего района, а то и квартала, незачем, все тут рядом, все под рукой.
- Верно, верно, - грустно сказала она, - теперь живут гораздо обособленнее, чем в дни нашей юности... Помнишь, тогда многие знали друг друга по городу, раскланивались, даже не будучи как следует знакомыми, все жили как-то рядом, что ли, уютнее как-то...
- Город был небольшой, - сказал он, - центр, маленький центр, где все любили гулять - приморский бульвар, Торговая улица, вот, пожалуй, и все. Все гуляли в центре и знали друг друга... Да еще жизнь не была такой торопливой, размереннее жили люди, не суетились, и потому были, как теперь любят выражаться, коммуникабельнее...
- Многое изменилось, - вздохнула она, стараясь не смотреть ему в лицо.
- А как же! - наигранно бодро .произнес он. - Многое и должно было измениться. И мы тоже изменились...
- Да, - согласилась она. - Ты очень изменился. Я поначалу еле узнала тебя.
- Я тоже, - сказал он, забыв, что это не очень-то вежливое признание, если б не сидели в метро друг против друга и если б я целых три перегона не приглядывался к тебе...
- И если б мы целых четыре года не были вместе, - шутливо закончила она за него.
- Да, - улыбнулся он натянуто, не очень охотно, однако, давая понять, что шутку оценил, вернее, оценил ее шутливый тон. - Но когда это было! - он махнул рукой, мол, и вспоминать - не вспомнишь.
-.Тридцать пять лет назад, - напомнила она серьезно, будто даже сейчас серьезно относилась к тому, что было тридцать пять лет назад.
- Тридцать пять лет, - повторил он. - Это срок.
- Да, - сказала она. - Многое произошло за эти годы.
- Многое, - согласился он, - я женился, овдовел, остался один... И много вроде бы, и в то же время в одну фразу все уместилось.
- А я давно развелась с мужем, - сказала она, как бы продолжая начатую им тему, - и трое моих мальчиков выросли и разъехались по разным далеким городам, женились, и я давно уже бабушка...
- Выходит, по семейному опыту я моложе тебя, я даже не отец; - он улыбнулся чуть печально, и пришедшая на ум мысль, что она может обидеться на такое упоминание о возрасте, была тут же отвергнута: не такой уже, далеко не такой у нее возраст, чтобы упоминание о годах могло неприятно кольнуть в сердце. - Ну, и как твои мальчики, где они, расскажи...
- Младший в Красноярске, у него двое - две девочки, пишет иногда. Занят бывает очень, в командировки часто посылают, всю Сибирь объезди и облетал... Он у меня нефтяник, как их там называют... разведчик недр... Вот, - она вздохнула, вспоминая своего младшего, задумалась.
- А остальные? - немного подождав, спросил он.
- Средний и старший живут в Новосибирске... Оба ученые... Старший уже доктор наук, физик. Оба живут и работают в научном городке. Тоже семьи, дети... Ну и тоже пишут время от времени, - сочла она нужным прибавить.
- Значит, Сибирь им, южанам, приглянулась? - рассеянно произнес он, бывает, все на свете бывает... До того все бывает, что даже скучно...
- Ты не думай, - твердо сказала она, - все они - очень хорошие дети, и я ими очень довольна. Просто у каждого теперь своя семья, свои заботы.
- Я и не думаю о них ничего, - он хотел сказать: 'ничего плохого', но почему-то сказал, как сказалось, и, мельком взглянув в ее лицо и заметив, как она обиженно поджала, губы, заставил себя повторить еще раз фразу теперь уже так:
- Я, правда, не думаю о них ничего плохого, поверь... Я
даже могу их понять.
Она улыбнулась.
- Как это хорошо, что мы с тобой встретились, - сказала она. - Я как узнала тебя, поначалу даже глазам не поверила.
- Слишком долго не виделись, - сказал он:
- Сказать откровенно, я и думать о тебе давно 'перестала...
- Само собой, - кивнул он.
- А тут вдруг на тебе - повстречались. Как это чудесно, правда?
- Счастливый случай, - сказал он, на этот раз и не думая обратить все в шутку, зная, что это может неприятно задеть ее, так откровенно радующуюся их встрече, да и некстати получится - к чему тут шутки? Это ведь на самом деле счастливая встреча. Разве не так?
- Для кого? - спросила она, хитровато прищурясь и выжидательно, чуть вымученно улыбаясь.
Он глянул на нее и вдруг очень ясно увидел, какая это жалкая, одинокая, никому не нужна стареющая женщина, уже больше ничего не ожидающая от жизни, и понял, какого ответа она ждет от него, и несмотря на то, что в последнее время привык разговаривать только желчно или снисходительно-шутливо, все же постарался сейчас пересилить себя.
- Для меня, конечно, - сказал он без улыбки, подчеркнуто, даже в какой-то степени
торжественно-серьезно, - в первую очередь - для меня, В глубине души, он считал, конечно, что эта серьезность в тысячу раз хуже и фальшивее всех неуклюжих шуточек его, но сказал так для нее, а не обычна я серьезность его тона тоже заставила ее смахнуть с лица прилипшую мелкую напряженную улыбочку, она смешалась, опустила глаза: будто молодая слышала любовное признание.
- Мне почему-то кажется, что после этого, после сегодняшней счастливой встречи в моей и твоей жизни должно что-то произойти, - сказал он очень убедительным голосом, сам вполне веря тому, что говорит, - что-то должно измениться в наших жизни... Он помолчал, решив, что все главное уже сказано.
- Ну... - неопределенно проговорила она после затянувшейся паузы. Знаешь... Я слишком долго... по крайней мере мне так кажется, что слишком долго... Слишком долго жила одна... В одиночестве. Мне, честно говоря, очень хотелось бы, чтобы что-то изменилось... Порой меня охватывает ужас при мысли, что надвигается старость... и вместе с ней болезни, немощь, а я совсем одна... Дети покинули меня... Что греха таить, как же иначе можно назвать такое их поведение? Не едут давно, а пишут все реже... Внуков, кроме одного, когда ездила к старшему в Новосибирск на рождение сына, знаю только по фотографиям... Ездить далеко уже не могу, всякие старческие хвори одолели: ревматизм, подагра, всё вместе, ноги опухают, болят временами жутко... Теперь сняться с места для меня огромная, неразрешимая почти проблема... И вот думаю иной раз - буду я так до самой смерти у себя в четырех стенах, а помру верно, не сразу и хватятся... Страшно, ой, как страшно... Не хочется такой покинутой помирать...
- Вот, вот, - откликнулся он тихо. - И у меня те же мысли... Да-а... В старости люди больше схожи, чем в молодые годы, когда их отличают разные темпераменты... Так ведь, а?.. А признайся сейчас, когда мы случайно повстречались, тебе уже не так страшно, а?
- Теперь не так, - ответила она, лаская его взглядом и теплой, долгой улыбкой.
- Я люблю говорить прямо, - начал он. - Из-за этой привычки у меня в жизни было много неприятностей...
- Ты и в молодые годы был такой... ершистый, - робко заметила она.
- Помнишь, значит... Это хорошо... Так вот, много я врагов себе нажил этой своей прямотой, пока не понял, что поговорка 'горькая правда лучше сладкой лжи' оправдана разве что только в медицине, когда врачи ставят диагноз больному. Огромное большинство людей не любит, когда им в лицо говорят горькую правду, когда указывают на их ошибки... Впрочем, я отвлекся...
- Ничего, - сказала она, - говори.
- Так вот, скажу тебе прямо. Жили мы с тобой давно, это верно, так обернулось, что расстались, не будем сейчас вспоминать и искать виновного, ни к чему это, быльем поросло, как говорится...
- Да, - произнесла она, боясь шевельнуться, сесть поудобнее в кресле, хотя уже ясно чувствовала, как
