построил все это чудо. Вот так в знаменитом стихотворении Некрасова папенька объяснял сыну, что Клейнмихель построил железную дорогу между Петербургом и Москвой.
У нас нет никаких оснований считать Завенягина железносердечным, очень жестоким или садистом. Заключенные, отбывавшие срок в лагерях Норильского комбината, говорили, что Завенягин не зверствовал; вылавливал из арестантской массы специалистов и посылал их на работу по специальности, и кормил получше, и бытовые условия создавал почти человеческие. За ним никогда не шла репутация человека, творившего жестокость ради жестокости. Нет, нет, Завенягин был вполне человекоподобным.
А почему только подобным, а не человеком? Потому что человеком его назвать - у меня не поднимается рука... Сколько жертв, сколько же человеческих жизней лежит на совести этого образованного и способного человека?! Когда-нибудь (я в это верю со всей силой убеждения!) откроются архивы так называемого 'среднего машиностроения' и лагерей урановой промышленности. Отчетность там была отменной, а оперативно-чекистские отделы работали на совесть и не давали начальству что-либо скрывать. И люди узнают, как там жили и сколько времени жили те, которые раньше были людьми, а потом превращены в 'лагерную пыль'.
'Лагерная пыль' - это выражение, ставшее сейчас почти расхожим, часто употребляемым, ведь не художественная метафора, а совершенно точное определение. Вот все эти арестанты, тысячами и тысячами умиравшие в Печорском лагере - их не хоронили, а превращали в пыль, в почву, которая отличалась от другой, обычной, лишь тем, что лабораторный анализ показывал в ней большее количество белка. Их закапывали в не очень глубокие ямы, и через год-два элементарный биологический процесс превращал трупы в почву, в пыль. В лагерную пыль.
А Авраамий Павлович Завенягин это видел, видел своими глазами, внимательно - как он это всегда делал - читал все 'докладные записки' и 'спецдонесения', он все, все досконально знал! Можно ли сравнить Завенягина со Сталиным? Поставить их рядом? Конечно. Не по масштабу убитых им, не по садистской злобе, не по неимоверному коварству, а по другому, гораздо более важному показателю: он не считал людей людьми. Людьми, себе подобными. Людьми со своей судьбой, неповторимой личностью, множеством жизненных связей.
У палачей существует иллюзия палаческой власти. И можно предположить, что палач с лычками сержанта или погонами лейтенанта, идя со взведенным пистолетом за приговоренным к смерти, может думать: 'Вот я вроде бы и никто, совсем маленький человек, а ты известный всему миру человек - вождь там, академик, артист, писатель, и в твоей голове всякие мысли, даже гениальные, а сейчас я нажму курок - и ты превратишься в кучу тухлой падали... Так кто из нас сильнее?'
Не уверен, что 'исполнители', как деликатно у нас называются палачи, способны на такие философские размышления. Что же касается Главного Палача, то наверняка он упивался этим сознанием своей власти над всякими там Бухариными, Бабелями, Мейерхольдами... Впрочем, власть тирана над гением и цена этой власти уже давно известны. А. А. Ахматова справедливо полагала, что все крупнейшие сановники, министры и сам Император Всероссийский станут известными потомкам лишь в той мере, в какой они были современниками Пушкина и имели с ним дело. Ну что ж, Герострату было достаточно и той славы, на которую он рассчитывал и которая ему все же досталась!..
* * *
Чего же я хочу, размышляя над несколькими доставшимися мне документами? Чего?.. Суда над теми - мертвыми
и еще живыми, что превратили десятки миллионов людей в пыль, в почву, прошлись над нашей землей страшнее, чем проходила в средние века чума над странами и континентом? Нет, не СУДА в его обычном юридически-словарном обозначении хочу я. Еще ходят по земле, еще даже выступают иногда по телевидению мелкие палачи и вертухаи из тех, кто арестовывал, охранял, расстреливал. Какое удовлетворение мы, еще доживающие бывшие заключенные, и близкие тех, кого уложили в землю, можем получить от юридического суда над этими старыми, жалкими в своей нераскаянной подлости людьми? Никакого.
И я не уверен, что получу какое-либо удовлетворение и от того, что Коммунистическая партия. Советское государство, правительство, КГБ, считающий себя (и даже с гордостью) законным наследником ВЧК-ОГПУ, НКВД, МГБ, что все они покаются, попросят прощения, как просил японский император прощения перед жителями Кореи за интервенцию в 1910 году, как попросило прощения теперешнее правительство Германии за все преступления фашистов, как попросил президент Польши Валенса, прибыв с официальным визитом в Израиль, прощения за то, что поляки принимали участие в уничтожении и травле евреев... Нет, не попросят прощения, ибо они - и это совершенно правильно!- считают себя законными преемниками тех, кто более 75 лет назад взял власть и для того, чтобы ее удержать, не останавливался ни перед какими преступлениями. Ибо они были властью ДЛЯ СЕБЯ и ни от кого не зависели и никому не были подвластны. И как бы ни было сейчас размыто, попорчено ветрами огромное, выстроенное в лучшем стиле 'Ампир во время чумы' здание тоталитарной империи, оно еще стоит, стоит крепко, несмотря на то, что и отдельные кирпичи вывалились, и крышу прохудило... И никого они не боятся, ни Бога, ни черта, ни даже голодных людей. Единственно, чего они боятся, чего не переносят,- правды.
Не ручной полуправды, которая хуже и безнравственней всякой лжи, а подлинной правды в ее словарном обозначении: то, что действительно было. Сейчас КГБ не просто с усилием напяливает на себя шкуру ягненка, но и демонстрирует ее всеми способами современной информации: печатью, художественной литературой, кинематографом, телевидением... Кого это может обмануть? Об одном из важнейших свойств человеческой натуры - всех людей, а не только профессиональных историков,- В. Ключевский сказал:
'Интереснее всего узнать не то, о чем люди говорят, а о том, о чем они умалчивают'.
До сих пор те, кто обязан это сделать,- Президент, правительство, КГБ,- не рассказали: сколько же было убито людей ради того, что некоторые деликатные люди называют 'социалистическим экспериментом', а по-моему, было простым до элементарности, вульгарнейшим стремлением удерживать абсолютную власть над миллионами людей, отнимая у них все для того, чтобы безнаказанно и навсегда пользоваться всей сладостью владычества над людьми, всеми материальными благами, находящимися в их полном распоряжении.
Председатель КГБ в газете 'Правда' от 14 февраля 1990 года сообщил, что с 1930 по 1953 годы, за 23 года, по обвинению в контрреволюционных преступлениях было арестовано 3 778 254 человека. Из них 786 098 человек расстреляны. Какая точность в этих душераздирающих, кажущихся немыслимыми цифрах! Но через четыре месяца издающаяся тиражом в 33 миллиона экземпляров газета 'Аргументы и факты' (No 22 от июня 1990 г.) приводит справку, которую КГБ дало Комиссии, созданной XX съездом КПСС, по расследованию преступлений Сталина. Согласно этой справке, с 1 января 1935 года по 22 июня 1941 года было арестовано 19 миллионов 840 тысяч человек. Из них было расстреляно 7 миллионов. Большинство других погибло в лагерях. Какой же из этих двух документов правдивей? Более поздний? Но руководство КГБ, очень чувствительное к чести своего, пусть и измазанного кровью, мундира, не сделало даже попытки где-либо, в печати, по телевидению, опровергнуть документ, опубликованный в самой многотиражной газете мира. И мы имеем все основания верить той справке, составленной после XX съезда, когда многим показалось, что началось и будет развиваться полное разоблачение всех преступлений режима.
Семь миллионов расстрелянных за семь лет! По одному миллиону в год! И почти 13 миллионов не расстрелянных сразу, а отправленных погибать в лагеря. Но это ведь только до начала войны. А сколько же было с самого начала войны, во время войны, после войны арестовано, расстреляно, загнано в лагеря? Количество расстрелянных, в конце концов, можно будет установить - все же положено было не просто убить человека, а подписать официальную бумажку, подтверждающую, что еще с одним человеком покончено.
А как же узнать точную цифру людей, убитых в лагерях? Эти лагеря - их были сотни!- рассыпались тифозной сыпью по всей без исключения территории огромной страны. И везде убивали. Где меньше, где больше, но убивали везде. Не пулей в затылок, не мгновенной смертью, а смертью мучительной, изнуряющей, но сопровождаемой свойственной человеку надеждой. У человека, которого ведет в подвал палач с пистолетом в руке, уже не могло быть никаких надежд. А у умирающих в лагере еще до конца, до самого конца теплилась какая-то, пусть и незначительная, надежда выжить, уцелеть. Достаточно ли этого, чтобы считать сиюминутную смерть от пули предпочтительнее всем нечеловеческим мукам в 'архипелаге ГУЛАГ'? Не мне, уцелевшему, об этом судить.
Но для того, чтобы приоткрыть хоть краешек черной и плотной завесы, до сих пор прикрывающей тайны убийств в лагерях, я привел и прокомментировал всего лишь несколько документов. Всего лишь несколько из огромного количества сопровождавших жизнь и смерть человека в тоталитарном государстве.
Сейчас много пишут о том, чтобы составить книгу - нет, не книгу, а множество томов, где будут только одни фамилии людей, погибших в Великой войне с немецким фашизмом. Благородная и прекрасная мысль! Но не требует ли народная совесть и естественное продолжение такой великой работы: составление многотомной библиотеки книг, где будут напечатаны фамилии всех тех, кто пал жертвой нашего собственного, отечественного фашизма?
Вот это и будет тем судом над всеми палачами - самыми
