же, как в творениях баснописцев мы находим яркое воплощение человеческих характеров.
Приведу такой пример. В 'Автобиографии' Назыма Хикмета, написанной им в сентябре 1961 года, есть строки: Врал, потому что стыдился за другого, врал, чтобы не обидеть другого, врал иногда и без всякой причины.
Мне пришлось спорить по поводу этих строк с одним товарищем, безапелляционно утверждавшим, что всегда и во всех случаях следует говорить правду. Теперь я порекомендовал бы ему прочитать новеллу 'Лжец', одну из лучших в сборнике Азимова. Ее герой, робот, 'врал, чтобы не обидеть другого', и дилемма правды и лжи стоила ему 'жизни'.
А рассказ 'Логика'? Разве не примечательно, что 'богостроительские' теории робота Кьюти поразительным образом совпадают со взглядами, которые упорно пропагандируют некоторые западные философы и теологи, пытающиеся примирить религию и науку? Донован и Пауэлл отводили душу, называя 'робота-пророка' то железным выродком, то медной обезьяной, то электрифицированным чучелом. Попади они на земле в общество бельгийского теолога Жана де Вутерса, техникам 'Ю. С. Робот' пришлось бы быть посдержаннее, а выслушали бы они такие, к примеру, рассуждения: 'Предположим, что необходимо объяснить устройство радиоприемника и кто-нибудь утверждает, что оркестр и редакция последних известий находятся в самом ящике. Другой же говорит, что приемник всего лишь орган, трансформирующий электромагнитные колебания в звуковые волны. Кто же из двух прав? Следует ли признать правым первого на том основании, что мы не видим электромагнитных волн, проникающих в ящик? А если поток радиоволн будет прерван, музыка 355 оборвется, справедлив ли будет вывод, что это сам поток сочинил и исполнял музыку?
Это было бы абсурдным, не правда ли? И однако, на этом абсурде покоится вся нынешняя концепция взглядов человека.
Напротив, для просвещенного наблюдателя все происходит так, как если бы человек, такой, каким мы его видим, был телом, управляемым более высокоорганизованным существом.
Контакт осуществляется на поверхности мозга - на уровне окончания нервных клеток, которые вовсе не являются окончаниями, а представляют собой реле'.
Рассуждения де Вутерса не только по своему содержанию, но прежде всего по самому способу мышления напоминают 'пророчества' Кьюти. 'С каких пор свидетельства наших органов чувств доогут идти в сравнение с ярким светом строгой логики?.. Я, как мыслящее существо, способен вывести истину из априорных положений', - заявляет Кьюти озадаченным Пауэллу и Доновану. Вутерс также сбрасывает со счетов все, что приносят в наше познание мира и самих себя органы чувств, и выбирает в качестве арены идеологического сражения 'чистую логику'. Возможно, что на какой-то момент этому философу, выступившему на страницах весьма солидного бельгийского журнала 'Синтез', и удается если не целиком завоевать читателя, то, во всяком случае, поколебать его убеждения. ('Послушай, Грег, а тебе не кажется, что он прав насчет всего этого?' - говорит вконец измученный Донован Пауэллу в рассказе Азимова.) Но уязвимые места рассуждений Жана де Вутерса обнаруживаются, когда со всей отчетливостью становится ясно, что за ними нет ничего, кроме чисто логических построений. И мне думается, что человеку, 'вооруженному' рассказом Азимова, легче было бы спорить с такими современными 'богостроителями'. Разумеется, рассказ не мог бы играть роль аргумента в такой дискуссии, но в нем четко расставлены силы - люди, защищающие союз чувств и мысли как основу познания, и робот, отвергающий роль чувств и находящийся во власти 'чистой логики', на поверку оборачивающейся схоластикой.
Может показаться, однако, что морально-этические проблемы, которые поставлены в книге Азимова, разрабатываются, так сказать, в несколько экспериментальном, лабораторном порядке. Писатель создает условия для проведения определенного опыта, а затем знакомит нас с полученными выводами.
Затрагивают ли эти 'опыты' те или другие явления общественной жизни? Думаю, что да.
Передо мной один из сентябрьских номеров американского еженедельника 'Лук' за 1964 год. Полстраницы занимает заголовок основной статьи 'Кого это волнует?'. Подзаголовок довольно полно выражает ее содержание: 'Убийства, грабежи, вооруженные нападения, изнасилования - жертвы взывают о помощи, но соседи и прохожие отворачиваются. В чем причины этого нового национального бедствия?' Автор статьи Леонард Гросс, по сути дела, пытается определить, почему в жизни американского общества резко упал 'потенциал' Первого Закона и возросло влияние Третьего.
Я смело пользуюсь этой заимствованной из книги 'Я, робот' терминологией, так как уверен, что высокие морально-этические законы 'роботехники' припомнятся каждому, кто ознакомится с содержанием статьи Гросса.
Ее автор пытается разрешить проблему, несомненно, гораздо более сложную, чем любая из тех, которые пришлось разрешать за всю свою многолетнюю жизнь Сьюзен Келвин, пришедшей к выводу, что роботы 'чище и лучше' ее соотечественников.
'Кого это волнует?' Или, вернее, почему 'люди отказываются приходить друг другу на помощь?'. Почему они не действуют так, как герои рассказов Азимова?
'Многие объяснения были предложены, - пишет Леонард Гросс, - в каждом из них есть какой-то смысл. Все они неутешительны. Одно из них состоит в том, что американцы становятся слишком 'долларомыслящими', чтобы рисковать расходами, с которыми связано вмешательство. Вмешаться - значит быть свидетелем. Вы теряете время, деньги, иногда даже страдает ваша репутация'.
Автор приводит многочисленные факты 'невмешательства' и мнения, которые высказывают по этому поводу социологи, юристы, психологи. Ограничусь только одним высказыванием, опубликованным в журнале 'Ментал Хелс инд дэ Метрополис'.
'Проблема состоит в том, - говорится на его страницах, - что тенденция развития нашего общества уводит нас все дальше и дальше от того образа жизни, где могли бы процветать чувства общности... Мы вынуждены все больше полагаться лишь на индивидуальную волю к действию'.
Эти 'тенденции', спроецированные в будущее, не ускользнут от взгляда внимательного читателя Азимова. Разве не парадоксально, что Донован и Пауэлл, два ведущих техника прославленной американской компании, проводя в XXI веке испытания на астероиде, прежде всего дрожат за свою земную судьбу, помня о неписаном законе фирмы 'Ю. С. Роботе': 'На одим служащий не совершает дважды одну и ту же ошибку. Его увольняют после первого раза'.
Отважные 'роботоиспытатели' чувствовали бы себя спокойнее и увереннее, если бы жизнь на их родине подчинялась не этому закону, а 'законам роботехники'.
Но заслуга автора книги как раз в том и состоит, что он не успокаивает ни героев, ни читателей. В его рассказах остро поставлены некоторые проблемы сегодняшней общественной жизни. И роботы ему в этом блестяще помогают. С их помощью, при их содействии формулируются вопросы, на которые вряд ли смогут ответить 'кибернетические машины недалекого будущего'. Так уж 'запрограммирована' эта отлично написанная книга, она обращена к людям и требует ответа от них.
