– Твоя мать? Понятно.
Одна из них – ее мать? Теперь Сойер заинтересовался. Он открыл коробку и стал рассматривать лица. Все женщины на портретах были голубоглазыми.
– Где ты взяла эти портреты, Сафиро? И почему ты думаешь, что одна из этих женщин – твоя... – Сойер замолчал. Девушка уже спала.
Он положил коробку на кровать. Свет лампы падал на лицо Сафиро. Кожа у девушки была золотисто- коричневого цвета. Смоляные локоны казались еще чернее на белой наволочке.
Сойер приподнял локон девушки. Прядь была мягкой как атлас.
Девушка улыбнулась во сне. «Наверное, она видит во сне сверкающего бриллиантами Повелителя Ночи. Или свою голубоглазую мать. А может, ей снится, что она живет в маленьком городке, носит красивые платья и качается на качелях».
Или в первый раз целуется...
Сафиро уже двадцать пять лет, а у нее никогда не было возлюбленного. Она не знает, что такое ухаживание, и кокетничать тоже не умеет.
Сойер не мог вспомнить, были ли у него самого романы. Но он – другое дело. Он не прикован к Ла- Эскондиде и в любой момент может уехать, найти себе женщину и даже жениться, если захочет. Будущее Сафиро было другим. Ближайшие десять – пятнадцать лет она проведет здесь, в горах, спрятанная от всего мира, а похоронив всех своих стариков, скорее всего переберется в монастырь, где и будет доживать свой век в обществе сестер-монахинь. Или даже сама примет постриг.
Роза распустилась, отцвела и увяла, но никто так и не увидел ее красоты – вот какая жизнь уготована девушке.
Сойер взглянул на ее губы. Приоткрытые, словно два розовых лепестка, и блестящие, они таили в себе мягкость и сладость меда, а ее дыхание, должно быть, еще хранило аромат чая с лимоном.
Розовые лепестки, мед и лимон. Какой мужчина устоит перед столь изысканным сочетанием? Тем более зная, что до него никого не было.
Сойер склонился над девушкой. Не проснется ли?
Но Сафиро только вздохнула, обдав Сойера теплым, едва уловимым запахом лимона. Ему не терпелось поскорее вкусить медовую сладость ее губ.
Закрыв глаза, Сойер прижался к устам девушки. Его прикосновение было таким легким, что у Сафиро лишь слегка дрогнули ресницы.
Но если девушку этот поцелуй вряд ли потревожил, то Сойер воспламенился желанием. Ему хотелось схватить Сафиро в объятия и целовать ее долго и страстно.
Долго и страстно? Он вздохнул. Ему будет мало долгого страстного поцелуя.
Сойер тихо вышел из ее спальни и направился к себе. В дверях остановился и задумался.
Он, конечно, устал, но не очень.
Нога у него болит, но не сильно.
Сойер спустился по лестнице и вышел во двор. Нашел доски, которые напилил за день, и взялся за дело.
Когда утром Сафиро вышла во двор, первое, что она увидела, – это висящие на дереве качели, на которых лежала красная роза.
Глава 7
– Какие чудесные качели, Сойер! – Сафиро схватила его за руку.
– Я уже слышал. За сегодняшний день ты сказала это раз сто. – Сойер вбивал деревянные клинья в ствол дерева, чтобы расколоть его на части. – Знаешь, мне хватит одного этого бревна, чтобы починить все заборы в Ла-Эскондиде. И еще останется на...
– Я говорю про качели!
– Да, я понял, что они тебе понравились.
– Ну конечно! Но я знаю: эти качели что-то значат. И поэтому я счастлива.
Сойер рассеянно кивнул.
– И знаешь, что лучше всего в этом дереве, Сафиро? Мне не надо его сушить. Я могу использовать его сырым и сберегу уйму времени...
– Мне кажется, эти качели говорят о том, что ты стал другим, Сойер. Ты стал лучше ко мне относиться.
– Ага. Отличная работа, верно, Марипоса? – Сойер присел на корточки.
– Сойер, я с тобой разговариваю, но ты, похоже, слышишь хуже, чем пень!
– Я не глухой, как пень. Я все прекрасно слышу.
– Так когда ты научишь моих людей стрелять и скакать верхом?
– Стрелять и скакать верхом... – Сойер нахмурился. – Я не слышал, чтобы ты об этом говорила...
– Потому что ты меня не слушал. Я только что пыталась сказать тебе о том, что значат для меня эти качели. Понимаешь, Сойер, мне кажется, ты сделал эти качели, потому что все-таки решил пойти навстречу моим людям, позаниматься с моими стариками.
