— Дитя мое, — сказал я, — это заведение слова доброго не стоит. Если у тебя есть хоть капля здравого смысла, постарайся держаться от него подальше...
— Подальше? — прервала она меня. — Но моя работа...
— Никакая работа не стоит этого. В этой гостинице заправляют подручные Квина, другие, возможно, живут в этом заведении. Им ничего не стоит спихнуть тебя с лестницы, ничего удивительного, если при этом ты сломаешь шею, или тебя собьет автомобиль, когда выйдешь из клуба, или вывалишься из окна...
— Ты это серьезно?
— Конечно серьезно. Видишь ли, в среду утром Миллера поведут в газовую камеру. До этого времени Квин будет вертеться как уж на сковородке. Не важно, чем ты занимаешься, держись только подальше от «Гардения-Рум» и отеля «Баркер». Разумнее всего переехать в другой отель, чтобы никто не знал...
— И не подумаю. И прекрати ругать меня.
Я застонал. Обхватив руками голову, поднял глаза к потолку и молил Бога дать мне силы. «О, эти женщины, — думал я, — почему они так не похожи на мужчин?» Но что толку в несбыточных мечтах! Я пытался убедить Лолиту, но не сумел. Может, слишком сгустил краски, хотя мне так не казалось.
Мы поговорили еще несколько минут, и постепенно разногласия, возникшие в первой части беседы, стали сглаживаться. Разговор принял более приятное направление. Как только мы перестали говорить о Квине и судебном процессе, Лолита заметно повеселела и, чувствуя явное облегчение, так воодушевилась, что запросто могла бы пережечь пробки в соседнем номере.
Она рассказала мне о пробах, которые ей устроили в «Гардения-Рум».
— Мне велели явиться на прослушивание, — рассказывала она. — Мистер Салливан, естественно, самолично проводит все пробы. Особенно когда дело касается девушек.
— Кто такой Салливан?
— Управляющий в «Гардения-Рум», он сам отбирает актеров для шоу. Все называют его Салли. Он высокого роста, совершенно лысый. Как он всем говорит, это не оттого, что выпали волосы, просто кожа на голове разбухла. — Она засмеялась. — Поэтому он всегда ходит в берете. Представляешь, с беретом на голове, даже в кабинете. Постоянно жует большую сигару. Ему очень хотелось, чтобы я сняла платье.
— Не вышло!
— У него, конечно, вышло бы. Да я не захотела. Видишь ли, у них в шоу всегда есть один-два номера со стриптизом, вот он и твердил, что у меня все данные для стриптиза.
— С данными у тебя все в порядке, это верно.
— А я отвечала ему, что я певица и, когда поешь, раздеваться не обязательно. Знаешь, что он мне сказал?
— Что?
— Он сказал, что я от этого только выиграю.
— Да. Ему-то, конечно, прямая выгода.
— Он все повторял мне: «Давай, крошка, снимай все с себя». — Она улыбнулась. — Он говорил, что певица, которая к тому же занималась бы стриптизом, стала бы сенсацией, а он готов платить мне двойной гонорар. Если пройду пробы. Но в конце концов я убедила его, что останусь певицей, хотя бы на время. Он всегда проводит собеседования с девушками в своем кабинете, иной раз даже после того, как клуб закрывается. Ненормальный какой-то.
— Да, ненормальный.
Наша беседа развивалась довольно успешно. Особенно если принять во внимание, что на Лолите не было ничего, кроме белого купального халата. По крайней мере, так мне показалось. И мысль эта не выходила у меня из головы.
— Давай вернемся к Квину, — с серьезной миной сказал я.
— Ох, давай не будем больше говорить о нем, — ответила она. — Давай немного расслабимся.
— Не могу я расслабляться.
Она скрестила ноги, при этом белый халат распахнулся, открыв икры, колени и гладкие бедра.
— Послушай, — начал я тоном, исключающим всякие возражения, — не проводи со мной подобных экспериментов. На меня они, вероятно, не подействуют.
Ее черные кудри были распущены, окутывая густым облаком плечи. Она покачала головой, взметнув это черное облако. От ее легких движений обозначились соски под тонкой тканью халата, отвороты которого сначала образовали узкую букву 'V', потом более широкую 'V' и, наконец, стали напоминать по форме букву 'W'.
— Извини, — весело сказала Лолита и, разжав ноги, красивые, стройные ноги, переменила позу, снова скрестив их. При этом движении халат перекрутился, задрался еще выше и распахнулся.
Да, под халатом действительно ничего не было, как я и предполагал. «Вот это да! И зачем нужен женщине халат?» — подумал я, и в ту же секунду другая мысль молнией пронеслась у меня в голове: «Скотт, старина, как можно быстрее сматывайся отсюда». Но Скотт не прислушался к доброму совету.
— Ох, Шелл, до чего же ты деловой, — весело сказала Лолита. — Забудь хоть на минутку о деле!
— Не удастся, — ответил я.
Она снова переменила позу, как бы устраиваясь поудобнее. И похоже, была весьма довольна собой.
— Не поможет, — повторил я. — Предлагаю пари: десять против одного... Ладно, восемь против пяти?
— Давай просто поболтаем, — сказала она, придвигаясь поближе, — и развеемся, вот и все. Просто позабавимся.
— Звучит привлекательно. А что это означает? — спросил я.
— Забудь обо всем. Давай поболтаем, выпьем еще по стаканчику, устроим себе вечеринку. Вдвоем.
— Почему бы нет? Давай. Заманчивое предложение.
Мне больше не хотелось допрашивать ее. В конце концов, безупречных людей не бывает. У меня свои недостатки. Свои слабости. И моя ахиллесова пята находится не на ноге.
— Совсем не обязательно сидеть на другом конце дивана, — сказала она с ослепительной улыбкой.
— И я так считаю, — ответил я, придвигаясь к ней.
Улыбнувшись, Лолита откинулась на подушки дивана и спросила:
— Так ведь удобнее, Шелл? Теперь мы... — Внезапно она замолчала, уставившись на какой-то предмет на другом конце комнаты. — Боже мой! Совсем забыла.
— Что? — Я проследил за ее взглядом. В том углу не было ничего, кроме стола, стула и больших часов.
— Боже мой, — повторила Лолита, — я и не думала, что так поздно.
— Отступать поздно, это верно.
— У меня всего двадцать минут.
— Повтори.
— У меня только двадцать минут на то, чтобы одеться и раздеться.
— У одного из нас поехала крыша.
— Все переменилось; я хочу сказать, что опаздываю в клуб — оркестр уже играет.
— Ничего не слышу.
— Меня выставят за дверь, если еще раз опоздаю.
— Я тоже лишился бы работы, если бы...
— Тебе пора уходить.
— Уходить?
— Уходи. Убирайся. Поезжай домой.
— Но...
— Извини. Мне пора в клуб.
— Но... но... но... — Я не мог выдавить из себя ничего больше. Она высказалась вполне определенно, но мне не хотелось принимать всерьез ее слова. Мы поднялись с дивана, и со словами «Извини, Шелл» меня, в состоянии полной прострации, проводили до дверей, а потом дверь тихо закрылась за моей спиной,
