отравила, поэтому незачем было ей присутствовать при нашем разговоре. Я хотел заполучить Джея, одного, без лишних ушей или глаз. И, кроме того, сразу после ухода миссис Квин я надеялся не только застать Джея в расслабленном состоянии, но застукать его, так сказать, на месте преступления.
Только все мои расчеты с треском провалились.
Прождав минут двадцать, я принялся снова рассматривать фотографии. Чтобы заставить Джея повиноваться, на мой взгляд, вполне хватило бы одной, самой выразительной. На этой фотографии Джей и миссис Квин по какой-то причине — возможно, потому, что инфракрасная вспышка создает не только нужную температуру, но и дает иногда слабую подсветку, — были видны совершенно четко, они смотрели прямо в объектив. Глядя на него, можно было подумать, что он, широко раскрыв рот, поет что-нибудь вроде «По пути на Мандалай»[5], а у нее глаза слегка косили, зато все остальное было видно очень ясно. Я не сомневался, что на Джея эта фотография произведет сильное впечатление.
Положив обе фотографии обратно, в конверт, я стал засовывать его в карман пиджака. В эту минуту синий «тандерберд» отъехал от мотеля и направился в мою сторону. Я чуть было не проворонил его. Джей явно не соблюдал правил приличия — пропускать даму вперед, а я следил за «кадиллаком» миссис Квин. Но поскольку машина отъехала от мотеля, я внимательно посмотрел на водителя, когда «тандерберд» промчался мимо. И увидел Джея.
Быстро развернувшись, я поехал за Джеем по Третьей улице; он вскоре свернул налево, к Лос- Анджелесу. Я старался держаться поближе к нему, надеясь найти удобное место, чтобы прижать его к обочине. На такой оживленной магистрали это, мягко говоря, достаточно сложный маневр, ему ничего не стоило пристрелить меня, но мне позарез нужно было встретиться с ним сегодня вечером. И чем скорее, тем лучше.
Я не отставал от него, но около Ла-Бреа он проскочил перекресток на красный свет, а мне пришлось остановиться. Однако, миновав перекресток, он свернул налево, к стоянке около отеля на углу улицы. Только тут я сообразил, где мы находились, и по коже у меня побежали мурашки. Это была гостиница «Баркер». Гостиница, которой управлял Фарго, место сбора многих бандитов, в том числе и Фрэнка Квина.
— Нет! — заорал я Джею. Высунувшись из окна, я кричал: — Нет! Не заходи туда!
Он, не оглянувшись, вошел в гостиницу. Очевидно, не услышал меня. А должен был. Я кричал что было мочи.
«Что делать?» — подумал я. Со стороны «Баркер» не казался вертепом, это было современное, красивое двенадцатиэтажное здание, фасад которого выходил на Третью улицу. Мне был виден вход в «Гардения-Рум» со стороны Ла-Бреа, слева от меня. Позади отеля проходила аллея, соединявшая Ла-Бреа с параллельной улицей, Сикамор-авеню. Какие-то растения с большими зелеными листьями украшали нижний этаж здания, а со стороны, выходившей на Ла-Бреа, неподалеку от меня, росли три пальмы, их изящные стволы с разлапистыми зелеными ветвями дотягивались почти до окон четвертого этажа; снизу их подсвечивали прожекторами, и по стволам плясали розовые блики. Нет, «Баркер» совсем не походил на опасный притон.
На перекрестке цвет светофора сменился на зеленый. Нетерпеливый водитель отчаянно сигналил за моей спиной. Чертыхнувшись, я неохотно двинулся вперед и с тяжелым вздохом въехал на стоянку рядом с отелем.
Машина Джея стояла на месте, но самого Джея и след простыл. Стоянка соединялась лестницей с боковым входом, через который можно было попасть в вестибюль гостиницы. Я поднялся по ступенькам, вошел внутрь и, закурив сигарету, огляделся по сторонам. Слева от меня находилась стойка администратора, за ней стоял мужчина средних лет. Несколько человек расположились на диванах в холле гостиницы.
Все выглядело вполне благопристойно и даже приятно, пока я вновь не увидел Джея. Он стоял наискосок от меня, разговаривая с четверыми мужчинами, сидевшими на диване неподалеку от дугообразной арки, над которой горела неоновая вывеска: «Гардения-Рум». Не успел я рассмотреть их, как из-под арки появился высокий рыжеволосый человек и, подойдя к веселой компании, хлопнул Джея по спине. И они тут же вместе скрылись под неоновой вывеской. Но, к счастью — или к несчастью, — я успел разглядеть его.
Это был побывавший за решеткой заносчивый тип, по имени Блистер. Рыжий вор с красной рожей — очевидно, спал он под лучами кварцевых ламп; его нос столько раз ломали о различные предметы, что сейчас от него остались одни воспоминания; вследствие этого недостатка его рот всегда был полуоткрыт, и из него исходил такой запах, что москиты от дыхания Блистера погибали кучами. Одним словом, Блистер был малопривлекательным типом, мускулистый тупица и трус, но трус этот больше всего боялся Фрэнка Квина. Вдобавок он водил дружбу с Фарго, управляющим «Баркера», а тот просто обожал меня.
Но в моем положении отступать было некуда, и я отправился за ними. «Да и что плохого случится со мной в холле или в баре, где полно людей? — успокаивал я себя. — Конечно, ничего». Но когда я приблизился к группе мужчин, с которыми разговаривал Джей, когда посмотрел на них, ноги отказались повиноваться мне, решительно игнорируя приказы, отдаваемые головой. Похоже, они оказались намного умнее головы, потому что у меня были весьма серьезные причины держаться подальше от этой четверки.
Это были Малыш Хэл, Пицца Джим, Ларри Борн и Тигр Макгун. Малыш Хэл и густобровый Макгун, по- моему, работали на Фрэнка Квина. А может, и вся четверка. Разница невелика, поскольку все они, не испытывая угрызений совести, стащили бы костыли у калеки, продали бы кокаин школьнику и охотно окунули бы Шелла Скотта в раствор серной кислоты. Они, очевидно, заметили меня раньше, так как вся четверка с обалделым видом уставилась на меня. Потрясающее зрелище — четверо тупоголовых гангстеров с выпученными, как у раков, глазами.
Прошло чуть больше года, как при моем активном содействии Хэла посадили в тюрьму штата за разбойное нападение; он гулял на свободе уже больше месяца. Всего два-три месяца назад Тигр Макгун с еще одним бандитом напали на меня в аллее; там они и остались лежать: второго бандита я прикончил, а залитый кровью Макгун получил дырку в черепе от удара мусорным бачком. У Макгуна этот шрам останется до самой могилы, но он поклялся, что сначала придет на мои похороны.
Я заставил свои мудрые ноги двигаться, и они пронесли меня мимо этой группы. Четыре башки повернулись вслед за мной, когда я прошел мимо; четыре пары глаз уставились с удивлением на меня. Но я снова напомнил себе, что ничего страшного в баре, где полно народу, со мной не случится. Так ли? Конечно нет. Но все же я нырнул под неоновую вывеску и оказался в «Гардения-Рум».
Воздух был пропитан запахами ликера, пива, вина; справа от меня, позади небольшой танцевальной площадки, ансамбль из четырех человек негромко исполнял какую-то мелодию. Слева, между мной и выходом на Ла-Бреа, стояли небольшие столики, покрытые бежевыми скатертями, каждый украшал розовый стакан с горящей свечой. Тонувший в полумраке клуб был заполнен на треть, вокруг тихо журчал поток голосов.
Бар протянулся от противоположной стены почти до танцевальной площадки. Я направился к нему и взгромоздился на стул. Заказав пива, я небрежно спросил бармена:
— А куда девался Джей? Вроде бы они с Блистером зашли сюда.
— Да, они заходили, — подтвердил бармен. — Наверное, Джей пошел в служебные помещения, в кабинет к мистеру Салливану.
О Салливане мне рассказывала Лолита. Это тот Салли, который не расстается с беретом и приводит девиц на прослушивания в свой кабинет.
— Только не говори, что Салли собирается взять в шоу Джея — или, хуже того, Блистера. У посетителей сразу весь аппетит пропадет.
— Не исключено, — заржал бармен. — Нет, Салли сегодня отсутствует. По-моему, Джей пришел повидаться с Фарго. Блистер сидит вон там, за столиком, прямо позади вас.
— Очень мило, — ответил я, крутанувшись на своем стуле. Обнаружить красномордого Блистера не составляло труда. Он сидел за столиком в дальнем углу, за танцевальной площадкой, с ним был еще один парень и три девицы. Парня я знал — Томас Гонсалес, мексиканец, по прозвищу Спиди[6]; он был классным водителем. Блистер сидел со смазливой девчонкой, вылитой леди
