Дверь оказалась незапертой. Открыв ее, я вошел в черно-красную комнату, осторожно закрыл за собой дверь и замер на месте, прислонившись к ней. Что-то встревожило меня, что-то было не так, и несколько секунд я не мог понять, в чем дело. Потом сообразил: в комнате горели все лампы. Это было странно, ведь Квин не собирался заходить в эту комнату до окончания бала.
И тут я увидел клоуна. На какое-то мгновение мне показалось, что я сошел с ума, что увидел собственное отражение. Но у этого клоуна был красный нос и синие пуговицы на балахоне, прямо противоположные моим. Он неподвижно лежал на спине около стены. И посреди лба у него была дырочка, дырочка, из которой сочилось что-то мерзкое, красного и розовато-серого цвета. Сквозь эту дырочку из него ушла жизнь.
Эта картина так поразила меня, что на несколько секунд у меня помутился рассудок. Дело не в том, что я наткнулся на мертвое тело; я столько перевидал их на своем веку, что с избытком хватило бы для небольшого крематория. Но этот труп был моим двойником. За исключением дырки на лбу и того факта, что он был мертв.
Не в силах оторвать от него взгляда, я подошел ближе и, склонившись над ним, коснулся рукой его лица, покрытого белой краской, поверх которой был наложен слой грима или косметики, и еще не успевшего остыть. Нормальное состояние, если его недавно убили, но выглядел он ужасно: рот открыт, а нарисованные губы все еще кривятся в нелепой улыбке. Дырочку на лбу, очевидно, проделала маленькая пуля из пистолета 32-го калибра.
Я отошел от трупа, мои мыслительные способности хоть и очень медленно, но все же возвращались ко мне. Достав из кобуры свой кольт, я отступил к двери, через которую попал в комнату. Миссис Квин только что вручила своему мужу ожерелье, вспомнил я; он, должно быть, сейчас направляется сюда. Но если, войдя в комнату, он увидит труп, мне ни за что не проникнуть в сейф. У меня не было времени оттащить мертвеца подальше. В стене, около которой он лежал, я заметил закрытую дверь. Соседняя комната, должно быть, выходила на лестничную площадку, но я не знал, что в ней находится. Если сейчас кто-нибудь увидит, как я тащу труп или как-то странно веду себя, поднимутся крики и выстрелы, тогда через три секунды для меня останется только один выход — взлететь на небо. Или, подумал я мрачно, провалиться в преисподнюю. Моя маскировка была хороша только до тех пор, пока никто не обращал на меня внимания.
Я посмотрел на свой револьвер. Может, мне и удалось бы удрать, воспользовавшись им, — за шумом и музыкой никто не услышит выстрела. Но выстрел из револьвера 38-го калибра привлечет сюда не менее полудюжины любопытных, горящих желанием узнать, что здесь происходит. Сжав в одной руке кольт, я запустил другую под свой балахон и вытащил кожаную дубинку, которую прихватил с собой. Теперь в левой руке я держал дубинку, а в правой — кольт. Все тело покрылось липким потом, под мышками и на лице я ощущал влагу.
Так кто же убил клоуна? Почему? Кем он был? Дюжины вопросов роились в моей голове. Я перевел взгляд на мертвеца. Несмотря на то что у него был красный нос, а у меня — синий и что большие пуговицы на моем балахоне были красные, а у него — синие, мы были очень похожи. Все клоуны похожи друг на друга, особенно на вечеринке, где вино льется рекой. Так что, скорее всего, существует только одно логическое объяснение того очевидного факта, что мертвый клоун покоится в этой комнате, — его убийца думал, что это я.
Такой ответ напрашивался сам собой, и я не сомневался в своей правоте, но я не понимал, как стало известно, что на мне будет костюм клоуна. Единственное, до чего я додумался, — что миссис Квин предала меня, но ведь и она не знала, в каком костюме я собираюсь появиться здесь.
Но тут дверь открылась, и я получил ответ. А вместе с ним чуть не получил в зубы пулю 32-го калибра.
Открылась не ближайшая ко мне дверь в коридор, а та, возле которой лежал труп, и должен признаться, что, если бы мы вошли в этот кабинет одновременно, едва ли я успел бы первым прийти в себя; к счастью, я уже немного очухался и адекватно реагировал на окружающее. Мое состояние не шло ни в какое сравнение с тем шоком, который испытал мужчина, открывший дверь и вошедший в комнату.
На нем был черный балахон до пола, почти скрывавший его фигуру, но он был без маски, и я узнал его: это был Барракуда, тот человек, которого я видел вчера в магазине «Костюмы двадцати веков».
Его появление многое прояснило. Возможно, он был тоже приглажен на бал и зашел туда подобрать костюм, — я вспомнил, что видел там черный балахон с капюшоном. Или он следил за мной; вполне вероятно, что именно он сидел за рулем «катафалка».
Возможно, он знал меня, а может, и нет, но в любом случае он наверняка доложил Фрэнку Квину, что верзила с белыми волосами и с бровями углом взял напрокат костюм клоуна. Вероятно, он только что доложил Квину, что этот верзила мертв. Но тогда почему же меня не схватили внизу? Почему позволили целый час беспрепятственно бродить по дому? Объяснение еще более странных вещей ускользало от меня, сейчас мне было не до них.
Барракуда стоял на пороге, вытаращив на меня глаза, и в этот момент действительно был очень похож на шестифутовую рыбу; воздух с шипением, как из спущенной шины, вырывался из его разинутого рта. В первую секунду он просто окаменел, но, как только я прыгнул вперед, намереваясь ударить его, он неверными шагами двинулся мне навстречу, тыча в меня пальцем и бормоча: «Но... ты...»
Он не сомневался, что убил меня, и, конечно, мое воскресение из мертвых повергло его в шок — да к тому же это привидение прыгало, не хватало только, чтобы оно прошлось по комнате колесом. Но как только я занес дубинку, целясь ему в челюсть, он поверил в реальность происходящего и успел увернуться.
Может, я промазал и потому, что наносил удар левой рукой, но факт остается фактом: сила удара была так велика, что я потерял равновесие. Тем не менее успел повернуть голову влево и увидел, что Барракуда извлекает из недр своего балахона небольшой пистолет 32-го калибра и наводит его на меня.
Забавно, но меня волновало не то, что в меня стреляют, меня беспокоил шум, который наделает эта маленькая пушка. И еще я очень боялся, что Фрэнк Квин уже, наверное, стоит у дверей своего кабинета. Пока Барракуда извлекал из-под балахона оружие, я уже восстановил равновесие. Не успел он прицелиться, как моя дубинка со свистом рассекла воздух, и мощный удар обрушился на его руку, державшую пистолет.
Пистолет бесшумно упал к нашим ногам, но Барракуда закричал от внезапной боли. Следуя по инерции за движением левой руки, я повернулся вокруг оси, выронив при этом свой кольт, и сжал правую руку в мощный кулак. Осталось только направить его в нужную точку, и костяшки моих пальцев врезались в его разинутый в крике рот.
Я услышал хруст зубов. Голова его мотнулась назад, он сначала упал на задницу, а потом распростерся на полу, его окровавленный рот почти касался ног убитого им человека. Одним прыжком я достиг двери, из которой появился Барракуда, и заглянул внутрь.
Там было пусто, эта смежная комната служила спальней. Постель была разобрана и примята. Я не стал терять времени на более тщательный осмотр; самое главное — успеть перетащить сюда два безжизненных тела до появления Квина.
Ухватив за ноги мертвеца, я перетащил его через порог, потом взялся за Барракуду и бесцеремонно проделал с ним ту же операцию. Закрывая дверь в спальню, я увидел, что черный пистолет, выпавший из руки палача, все еще валяется на ковре кабинета. В его обойме не хватало двух патронов. Но подобрать его я не успел: в коридоре послышались шаги.
У меня не хватило времени даже на то, чтобы поплотнее закрыть дверь в кабинет. Я окаменел, в двери осталась щель дюйма в четыре шириной. Затаив дыхание, я увидел, что в кабинет вошел Фрэнк Квин. Изысканно украшенная свободная одежда скрывала его жирное тело, но мне хорошо было видно его лицо, обвисшие щеки, налитые кровью глаза. Внезапно я вспомнил, что мой револьвер все еще лежит там, в кабинете. И мой, и Барракуды.
Если Квин заметит хотя бы один из них, поднимется страшный шум. Но он, достав из кармана ключ, запер за собой дверь, потом повернулся и направился к письменному столу. Бриллиантовое ожерелье, которое он небрежно держал в руке, сверкало и играло всеми цветами радуги. Но тут Квин исчез из поля моего зрения. Я заставил себя медленно сосчитать до десяти и только потом пошевелился; прижавшись к стене, я осторожно приоткрыл дверь и просунул в нее голову. В левой руке я все еще сжимал дубинку.
