Женщины в таких перчатках, даже уродливые и старые, всегда привлекали Z. Он оставался совершенно равнодушным к дамам в матерчатых или шелковых перчатках. С наступлением зрелости он приобрел привычку смотреть дамам прежде всего на руки. В остальном они оставляли его равнодушным.
Когда он пожимал дамскую руку в лайковой перчатке, то это ощущение теплой нежной кожи вызывало у него эрекцию и оргазм. Если ему удавалось завладеть такой перчаткой, то он отправлялся с ней в отхожее место, завертывал ею свои гениталии, затем снимал ее и мастурбировал.
Впоследствии, когда Z. стал посещать дома терпимости, он брал туда с собой длинные перчатки, заставлял девушку их надевать и испытывал при этом такое сильное возбуждение, что часто тотчас же наступала эякуляция.
Z. стал собирателем женских лайковых перчаток. Он имел сотни пар их, спрятанных в разных местах. В часы отдыха он пересчитывал их и любовался ими, «как скупец — червонцами», прикладывал их к своим гениталиям, зарывался лицом в кучу перчаток, надевал одну на руку, мастурбировал и получал большее наслаждение, чем при нормальном половом акте.
Он изготовлял себе чехлы для члена, суспензорий, преимущественно из черной мягкой кожи, и носил эти приспособления по целым дням. Кроме того, он к грыжевому поясу прикреплял дамскую перчатку таким образом, чтобы она в виде передника покрывала его половые органы.
После женитьбы пациента перчаточный фетишизм еще более усилился. Потентным он бывал обыкновенно только тогда, когда во время акта мог видеть и целовать пару перчаток своей жены, лежащих рядом с ее головой.
Полное счастье ему доставляла жена, когда соглашалась перед совокуплением надеть перчатки и предварительно касаться ими его органов.
Тем не менее описанный фетишизм причинял пациенту глубокие моральные страдания, и он часто, однако всегда безуспешно, пытался освободиться от этих «чар перчатки».
Уже одно слово «перчатки» или изображение их в романе, модном журнале или газете производили на Z. сильное впечатление. В театре его взоры устремлялись на руки артисток.
От витрин перчаточных магазинов он не мог отойти.
Часто он чувствовал потребность набить длинную перчатку шерстью и т. п., чтобы она походила на одетую руку. Тогда. он прибегал к трению члена с помощью такой искусственной руки и достигал своей цели.
Z. имел привычку носить с собой дамские перчатки, завертывать ими на ночь свои гениталии так, чтобы ощущать кожаный толстый член между ног.
В больших городах он покупал в заведениях для мойки перчаток оставленные, не имевшие владельца дамские перчатки, преимущественно очень грязные и поношенные. Во всем остальном чрезвычайно корректный. Z. сознается, что дважды не мог противостоять влечению украсть перчатки. В толпе он не может противиться желанию коснуться дамских рук, в своей конторе он пользуется всяким случаем, чтобы подать даме руку и почувствовать при этом «теплую, нежную» кожу.
Жену свою он постоянно упрашивает надевать лайковые или замшевые перчатки и щедро снабжает ее этими предметами.
В конторе у Z. всегда имеются дамские перчатки. Он не может провести часа, чтобы их не потрогать и поласкать. В минуту особого полового возбуждения он берет перчатку в рот и жует ее.
Прочие предметы дамского туалета, равно как другие, кроме руки, части тела женщины, не имеют ни малейшего очарования для Z. Такая аномалия часто вызывает у последнего крайне подавленное состояние духа. Ему стыдно перед невинными глазами своих детей, и он молит Бога, чтобы они не походили на своего отца.
Объектом фетишизма может, наконец, стать предмет, совершенно случайно связанный с телом женщины. Примером такой возможности может служить следующий сообщенный Моллем случай «фетишизма роз». На этом примере прекрасно видно, каким образом случайная ассоциативная связь какого-либо восприятия в момент полового возбуждения при определенном психическом состоянии может стать предметом фетишизма и каким образом такая связь может вновь исчезнуть.
Наряду с такими случаями теория ассоциации оказывается совершенно неприложимой для объяснения как психоорганических явлений полового извращения, так и проявлений мазохизма и садизма.
д)
В связи с фетишизмом предметов следует еще упомянуть о случаях, в которых сексуальное действие на человека исходило от животных и которые можно было бы обозначить как эротическая зоофилия.
Это извращение, по-видимому, коренится в фетишизме, предметом которого служит мех животного.
Условием такого фетишизма можно считать определенную идиосинкразию осязательных нервов, которая в связи с прикосновением к меху, то есть шкуре животного (аналогично фетишизму волос, косы, бархата и шелка), вызывает своеобразное и резкое сладострастное возбуждение. Может быть, так именно следует объяснить пристрастие некоторых чувственных субъектов к собакам и кошкам, в особенности случаи, подобные изложенному в наблюдении 123.
В пользу такого предположения говорит следующий, находившийся под моим наблюдением случай.
По его словам, содомических мыслей у него не возникало, в его фантазиях и наяву скотоложство не играло никакой роли, он даже не задумывался об этом вопросе.
Не бывало у него также и гомосексуальных ощущений, гетеросексуальное влечение он испытывал, но вследствие недостаточной похотливости (из-за мастурбаций и неврастении!) и страха перед заражением он никогда не прибегал к совокуплению. Ему чрезвычайно важно удостовериться относительно своей половой способности или возможности ее восстановить, что очень содействовало бы подъему его самочувствия.
Больному были даны советы в смысле необходимости избегать психического онанизма, устранения неврастении, укрепления мозговых центров и удовлетворения половой жизни нормальным путем, как только к этому представится возможность. Эпикриз. Не скотоложство, а фетишизм. Можно предположить, что у больного, половая жизнь которого ненормально рано проснулась, впечатление ласкаемых животных совпало с первым, вероятно, вызванным осязательными ощущениями половым возбуждением и что между
