французская позиция, так или иначе, влияет на позиции всех европейских держав».
Неудивительно, что неожиданный иракский ход породил шквал предположений о взаимной сделке. Сначала Ирак отрицал эти слухи; однако 10 ноября он изменил свою версию и начал доказывать, что освобождение заложников было согласовано на тайной встрече в Тунисе между Тариком Азизом и Клодом Шейсоном, бывшим министром иностранных дел в правительстве Миттерана. По иракской версии, эта встреча произошла при посредничестве ООП и полном одобрении французского министра иностранных дел Ролана Дюма.
Откровения Ирака не были случайными. Скорее, это была намеренная подрывная тактика, рассчитанная на скорый приезд в Париж для координации действий коалиции государственного секретаря США Джеймса Бейкера. Отражая раздражение Саддама тем, что он считал французской неблагодарностью на его великодушный жест, эти откровения должны были вбить клин между двумя союзниками. Саддаму удалось поставить Францию в неловкое положение — Дюма поспешил опровергнуть измышления Ирака, но Шейсон молчал, не подтверждая их и не отрицая. Все же, какой бы неловкой ни оказалась ситуация, разоблачения Ирака не смогли остановить движение маятника в грозную для Саддама сторону: особую резолюцию ООН, разрешающую использовать силу, чтобы выбить Ирак из Кувейта.
Поняв, что война, вероятно, ближе, чем он предполагал, Саддам использовал все свои возможности, чтобы предотвратить скорое принятие резолюции ООН. 8 ноября, когда госсекретарь Бейкер был близок к получению советской поддержки для намечаемой резолюции Совета Безопасности, Саддам позволил Вилли Брандту уехать из Багдада, забрав почти 200 заложников. Через десять дней он предложил освободить всех заложников, партиями (за три месяца), начиная с Рождества. Логика его была прозрачна — отсрочка войны до 25 марта.
— Если после этой даты президент Буш все еще будет одержим этой идеей, — сказал он, — и решит напасть на нас, тогда нам останется только уповать на Аллаха и достойно встретить свою судьбу. Отрицательная реакция Америки не обескуражила Саддама. Через день он объявил о своем решении освободить всех немецких «гостей», а 29 ноября, за несколько часов до созыва Совета Безопасности, он пообещал Москве выполнить свое обещание, которое он перед этим нарушил, и позволить 1 000 советских работников покинуть Ирак. Одновременно он сделал последнюю отчаянную попытку предупредить надвигающуюся резолюцию, напустив на себя храбрость и пообещав отважно сражаться и дать отпор Соединенным Штатам. Он потерпел неудачу. В тот же день была принята резолюция Совета Безопасности ООН № 678, призывающая Багдад уйти из Кувейта к середине января и разрешающая применить военную силу, если к сроку решение не будет выполнено.
Немедленная реакция Ирака на новую резолюцию была вызывающей: «Великий Ирак под руководством великого Саддама Хусейна останется гордым и непреклонным, принимая вызов, брошенный скопищем тиранов и негодяев». И все же Саддам был обескуражен. Куда ни погляди — перспективы мрачнейшие. Безоговорочный уход из Кувейта, по всей вероятности, непоправимо подорвал бы его репутацию. Экономическое положение, из-за которого он и оккупировал Кувейт, не только осталось таким же, но стало из-за санкций и того хуже. Политическая система Ирака не стала хоть немного мягче, и опасность, что народ теперь уже недолго будет терпеть такого вождя, стала вполне реальной. Определенно, угроза заговоров будет нарастать с каждым днем.
Не лучше была и альтернатива. Как только скажутся в полной мере последствия экономических санкций, народное недовольство неизбежно заставит Саддама позорно отступить. Тотальная война, которая уничтожит иракскую военную машину и стратегическую инфраструктуру, несомненно, приведет его к политической смерти. Следовательно, единственной надеждой Саддама оставался развал международной коалиции, и как можно скорее. Но насколько реалистичен этот вариант после принятия резолюции № 678? Насколько вероятно было, что коалиция развалится? Кто может гарантировать, что американцы сыграют ему на руку и ограничат войну Кувейтом?
В этот момент величайшей опасности спасительный круг был брошен ему с неожиданной стороны. 30 ноября, через день после того как Джордж Буш захватил самый важный рубеж в борьбе против Саддама, он сделал драматический ход: объявил о своей готовности пройти «лишнюю милю ради мира» и предложил провести прямые переговоры между Соединенными Штатами и Ираком. Он готов был послать госсекретаря Бейкера в Багдад и принять министра иностранных дел Азиза в Вашингтоне для встречи с ним и с представителями международной коалиции. Но все же он подчеркнул, что его предложение следует рассматривать не как призыв к переговорам, а как последнюю попытку довести до иракского лидера всю серьезность его положения, чтобы убедить его в неизбежности безоговорочного ухода из Кувейта.
Несмотря на эти ограничения, Саддам проникся энтузиазмом.
— Инициатива Буша — это подчинение требованию Ирака, на котором он настаивал и все еще настаивает, — ликовали средства массовой информации в Ираке, — а именно — необходимость серьезного диалога о проблемах региона. Все это потому, что кризис в Заливе, как они его называют — это на самом деле отражение хронического кризиса, палестинского кризиса.
Понять эту радость нетрудно. С самого начала кризиса Саддам выступал за прямые переговоры с Соединенными Штатами. Меньше чем за неделю до принятия резолюции № 678 он говорил об этом, но представитель Белого дома тогда отбрил его:
— Наша позиция неизменна. Мы не видим необходимости ни в каком особом посланнике.
Теперь, когда его положение было хуже некуда, американцы неожиданно согласились на переговоры. Может быть, в конце концов, он был прав, говоря послу Гласпи во время их разговора в июле, что Соединенные Штаты не пожелают «глотать» столь дорогостоящую войну. Быть может, американцы захотят достигнуть компромисса и оставить ему ту часть Кувейта, на которую он претендовал с самого начала. В конце концов, возможно, появился шанс выйти из кризиса с солидным выигрышем.
Неожиданный прилив оптимизма у Саддама далее был поддержан рядом благоприятных событий. В начале декабря министр обороны Жан Пьер Шевенман, может быть, самый стойкий защитник Ирака во французском кабинете, указал на возможность пересмотра границ Кувейта, если Хусейн уйдет из эмирата, и призвал к международной конференции по Ближнему Востоку после выхода Ирака из Кувейта. Этот призыв был повторен министром иностранных дел Дюма, который также дал понять, что может пойти по стопам Бейкера и посетить Багдад. И, что самое важное, в противоположность давней американской оппозиции международной конференции по Ближнему Востоку, 5 декабря представитель США в Организации Объединенных Наций Томас Пикеринг намекнул на готовность его правительства рассмотреть такую идею.
Даже при том, что заявление Пикеринга осталось исключением в непреклонной, открытой решимости администрации США не связывать кризис в Заливе с арабо-израильским спором, Саддам решил, что, каковы бы ни были первоначальные намерения Буша, он развязал силы, которые могли бы оказаться за пределами его контроля. Было похоже, что стремление к войне как-то замедлилось. «Мирный лагерь» использовал все это, чтобы с еще большим рвением требовать политического решения конфликта. Общество спорило относительно того, обладает ли президент конституционными полномочиями, чтобы ввергнуть нацию в войну, не имея явных полномочий со стороны Конгресса. Старшие демократы, такие как Эдвард Кеннеди и Сэм Нанн, сомневались в мудрости военного решения и требовали продлить санкции.
В этот критический момент, как решил Саддам, нужен эффектный жест, который перетянет чашу весов в пользу «мирного лагеря». А что могло бы быть эффективней полного освобождения иностранных заложников в Ираке и Кувейте? Такой шаг наверняка расценили бы как значительное явное свидетельство доброй воли, и поэтому весьма вероятно, что наберет силу политическое движение, которое трудно будет сдержать. Если исполнить этот финт достаточно искусно, он позволил бы ему сохранить кое-какие новые приобретения и, быть может, даже привести к созыву международной конференции, перенеся, таким образом, международное внимание с Кувейта на палестинскую проблему. К тому же, заложники уже перестали быть полезными. Поскольку ООН дала Соединенным Штатам четкий мандат по использованию силы против Ирака после 15 января, они вряд ли могли бы защитить его от американского гнева, как это было раньше.
Саддам решил, что ему предоставляется уникальная возможность пережить ураган, что это уникальный шанс, пусть и рискованный, воспрянуть и выйти из конфронтации с неким реальным достижением. Он не только мог с достоинством выжить, но и приобрести новое международное влияние. Учтя соотношение риска и возможностей, Саддам решил ковать железо, пока горячо. 6 декабря он объявил
