может теперь наносить ракетные удары Израилю практически безнаказанно, Саддам продолжил свою ракетную кампанию против еврейского государства. За первые две недели войны Израиль подвергся девяти ракетным атакам, около 200 человек были ранены, а 4 убиты. Тем не менее, эти удары были безрезультатны. Они не только не спровоцировали Израиль на действия, но и привели к сближению между Израилем и Штатами с молчаливого одобрения арабских членов коалиции. В Израиле были размещены несколько батарей противоракетных ракет «Пэтриот» с американскими командами, усилив защиту Израиля и укротив его искушение, нанести ответный удар. Было подписано особое двустороннее соглашение о «статусе сил», давая американскому военному персоналу в Израиле и израильскому в Штатах «привилегированное положение». Израиль также представил администрации просьбу о дополнительной иностранной помощи в 13 миллиардов долларов, включая 3 миллиарда для покрытия потерь от доходов из-за войны в Заливе и 10 миллиардов для абсорбции советских еврейских иммигрантов. Германия, со своей стороны, предложила Израилю 165 миллионов долларов «гуманитарной помощи» и 700 миллионов долларов военной помощи, желая смягчить раздражение Израиля от значительного участия немецких компаний как в программах Ирака по разработке химического оружия, так и в расширении радиуса ракет «Скад». К февралю Израиль уже получил первую партию немецкого снаряжения, включая ракеты «Пэтриот» и защитные средства от воздействия химического и биологического оружия.
Так как нападение на Израиль не спровоцировало ожидаемой реакции союзников, Саддам вытащил еще одну стратегическую стрелу из своего колчана — нефть. 22 января Ирак поджег несколько нефтяных установок в Кувейте, вызвав громадный пожар и клубы густого дыма. Хотя в этом действии был кое-какой военный смысл, так как дымовая завеса могла затруднить действия союзников, основной целью Хусейна было припомнить коалиции всю пагубность затяжной войны для мирового нефтяного рынка и экологии региона. С той же целью Ирак начал вкачивать нефть в Персидский залив из погрузочного комплекса Ахмади, к югу от Эль-Кувейта. В день вытекало по 200000 баррелей, и нефтяная пленка вскоре стала самым крупным экологическим бедствием, связанным с нефтью, покрыв площадь, по меньшей мере, 240 квадратных миль залива. Эта пленка медленно приближалась к Саудовской Аравии, загрязняя длинные отрезки саудовской береговой линии и угрожая опреснительным заводам, вырабатывающим большую часть питьевой воды для восточных районов королевства. Уже не впервые Саддам доказал, что готов нанести ужасающий экологический вред, лишь бы ускорить конец войны: в 1983 году иракская армия взорвала нефтяную платформу Порвуз, к западу от основного терминала по экспорту нефти на острове Харг, из-за чего иранские скважины текли около восьми месяцев.
Не только экология была принесена в жертву стремлению Саддама вовлечь союзников в быстрое нападение на Кувейт. То же произошло с западными военнопленными. Уже в первый день военных действий иракские средства массовой информации призвали «храбрецов из вооруженных сил не убивать военнопленных… Нам принесут большую пользу живые летчики, так как военная разведка сможет получить от них нужную информацию». Чтобы поощрить население гоняться за летчиками союзников, власти объявили, что такой поступок угоден Аллаху и делает честь нации. Для тех иракцев, которым требовалось более земное воздаяние, правительство обещало награду в 10 000 динаров (32 000 долларов) за любого пойманного летчика: не иракцам предлагалась меньшая награда — 20 000 долларов.
20 января семь союзных летчиков — три американцы, два британца, один итальянец и один кувейтец — были показаны по иракскому телевидению. Когда их спросили о характере их военных заданий, они дали ответы, которые явно были для них написаны, критикуя войну против «мирного Ирака». Было видно по их тихим голосам и общему виду, что они были подвергнуты сильному психологическому и физическому давлению.
— Наши потери очень велики, — сказал один из них, — вот почему американские летчики боятся иракской обороны. Мы между собой переговорили и должны признать, что у Ирака одна из лучших систем противовоздушной обороны, поэтому очень много сбито наших самолетов, и мы протестуем против дальнейшего участия в этой войне.
Другой летчик в разных выражениях также выразил свое неприятие этой «несправедливой войны»:
— Наши летчики не понимают, за какие интересы воюют Соединенные Штаты. Мы об этом думали еще до войны. А теперь мы тем более не можем понять, почему наше правительство так дешево ценит американскую кровь.
Но и на этот раз саддамовы уловки не привели к нужному результату. Конечно, его циничное поведение вызывало у западного общественного мнения все большее негодование, но не приводило к давлению на правительство с целью добиться от него наземного наступления.
Более того, безжалостное обращение с захваченными летчиками и его угроза использовать их в качестве «живого щита» на иракских стратегических объектах, породили призывы не ограничиваться освобождением Кувейта, но устранить от власти иракского диктатора. Президент Буш пообещал привлечь Саддама к ответственности за его злодеяния и заявил, что его угрозы «живого щита» не повлияют на стратегию союзников. С подобным предупреждением выступил и британский премьер-министр Джон Мейджор. Он сказал, что иракские войска понесут ответственность за их «бесчеловечное и незаконное» поведение, дав понять, что Саддам и другие ответственные лица вскоре предстанут перед судом как военные преступники.
Судя по тому, что манипуляции с военнопленными в Ираке почти сошли на нет, Саддам, казалось, понял всю серьезность этих предупреждений.
Однако его желание закончить войну как можно скорее осталось. На первый взгляд, он вел себя все так же вызывающе.
— Наши наземные силы еще не вступали в борьбу, и до сих пор мы использовали лишь небольшую часть наших воздушных сил, — говорил он своим подданным 20 января во втором личном заявлении с начала войны. — Когда битва станет всеохватывающей, со всеми типами вооружений, жертвы со стороны союзников с помощью Аллаха приумножатся. В ужасе от страшных потерь неверные побегут, и флаг с девизом «Аллах Акбар» будет развеваться над матерью всех битв.
Эта наглая похвальба была повторена Саддамом неделю спустя в его первом с начала войны интервью западному журналисту. Во время встречи с Питером Аренттом, корреспондентом Си-Эн-Эн, Саддам выглядел отдохнувшим и спокойным. Он был менее официален, чем обычно, и не выказывал никаких признаков беспокойства. По его мнению, Ираку удалось сохранить «равновесие», пользуясь только обычным оружием, и, несомненно, «его военные свершения вызывают восхищение всего мира». Когда его спросили, не допускает ли он, что союзники в конечном итоге одержат верх, он не колеблясь, ответил:
— У них нет и одного шанса на миллион.
И все же это феноменальное показное самообладание не могло скрыть все растущую тревогу президента Ирака. В интервью он доказывал, что Ирак имеет возможность установить ядерные, химические и биологические боеголовки на свои ракеты, клялся расширить конфликт, если его к этому вынудят.
— Я молю Аллаха, чтобы мне не пришлось пустить в ход эти вооружения, — сказал он, — но я поступлю так без колебаний, едва только возникнет в этом необходимость.
Эта угроза таила знакомый и зловещий отзвук его заявлений времен ирано-иракской войны. Во время той войны Саддам часто предупреждал иранцев, прежде чем начать химическую атаку (чего он никогда не делал по отношению к беззащитным курдам). Это всегда происходило в критические моменты противостояния, когда не было другого способа остановить иранское наступление. Поскольку нетрадиционное оружие всегда было для Саддама самым крайним средством, когда ему угрожал сильный враг, угроза в интервью Си-Эн-Эн непреднамеренно выдала его растущее осознание, что момент истины приближается.
Столь же разоблачительная иллюстрация отчаянной досады Саддама проявилась в его резких нападках на «лицемерных» западных политиков, которые обещали ему, что если он отпустит заложников, то сможет предотвратить войну. Кроме того, что это заявление обнаружило его недовольство ходом войны (если бы она шла как надо, он, вероятно, не был бы так обеспокоен выдачей заложников), беспрецедентное публичное признание своего промаха полностью шло вразрез с образом непогрешимого вождя, который он так старательно создавал на протяжении своего двенадцатилетнего президентства. Он никогда до этого не признавал своих ошибок, и эта нечаянная оговорка обнаруживала, как он на самом деле раздосадован. И действительно, в иракском телевизионном отчете, показывающем совещание Саддама со своими
