Кэнди беспокойно заметалась, глаза ее становились все безумней и безумней. Она завизжала. Повернув головку в сторону, она крикнула:
— Ради Бога, назови ему шифр! Он собирается изнасиловать меня!
Мисс Щипли только крепко сжимала губы. Я взглянул на нее и небрежно бросил:
— Кэнди абсолютно права.
Я распахнул японский халат нинзя и обернулся к Кэнди. Она впилась в меня взглядом, затем взвизгнула:
— Ой, мамочка!
Я подошел к ее кушетке, оглянулся на мисс Щипли и сказал:
— Это вы заставляете ее страдать. Все, что вам нужно сделать, — это сообщить мне шифр к сейфу.
Губы мисс Щипли сомкнулись еще плотнее, если это было возможно, а взгляд остановился на мне. Происходило сражение: чья воля сильнее.
Я встал коленом на кушетку и снова взглянул на мисс Щипли.
Сжатые губы — и все.
Кэнди неистово мотала головой из стороны в сторону.
Я встал на кушетку другим коленом.
Кэнди завопила.
Я глянул на мисс Щипли.
Сжатые, плотно сжатые губы.
Внезапно что-то остановило меня.
Я удивленно воззрился на Кэнди.
Она уставилась на меня с ужасом.
Меня привело сюда дело, и нельзя было о нем забывать. Я сказал, обращаясь к мисс Щипли:
— Ваша маленькая женушка еще девственница! Если я пойду дальше, она больше не будет девочкой. Даю вам последний шанс. Вы называете мне шифр вон к тому сейфу, или я открываю вот этот!
Губы мисс Щипли сомкнулись так, что плотнее нельзя.
— Ну что ж, мисс Щипли, — пришлось констатировать мне, — вы в этом виноваты — не я.
Ухмыльнулись динамики-маски с чертовскими харями.
— Начинаем! — провозгласил я.
Кэнди заорала громче музыки, намного громче!
Потом откинула голову и лишилась чувств.
Диск все крутился и крутился.
Кэнди пришла в себя, глянула на мисс Щипли и застонала.
Опрокинулась банка с пивом, и пенящаяся жидкость растеклась по полу.
Кэнди визжала, ее ноги на кушетке выделывали непонятный прыгучий вальс, а глаза закатились так, что остались видны только белки.
Она обмякла.
Совсем отключилась.
Глаза мисс Щипли оставались непроницаемыми, а губы запечатанными печатью молчания.
Волосы Кэнди коснулись пола; она потеряла сознание.
Я встал, запахнул на себе халат.
Открыв еще одну банку, я сделал глоток и подошел к кровати с лежавшей на ней мисс Щипли.
— Видите, к чему привело ваше упрямство. По вашей вине Кэнди нарушила самые священные законы психиатрического регулирования рождаемости. Своей черствостью вы даже заставили ее предать святое имя Роксентера. Посмотрите. Вот она лежит, и уже больше не девственница. — Я указал на разметавшиеся по полу волосы и бесчувственное лицо. — Увы, это по вашей вине она подверглась насилию. Теперь она падшая женщина!
Мисс Щипли не проронила ни слова. Ее реакция оставалась совершенно неопределимой. Что за каменное сердце! Но моя озадаченность скоро прошла. Я знал, чем ее испугать, и сказал:
— Хоть вы и чудовище, мисс Щипли, я не могу не чувствовать сострадание к вам. Если будете упорствовать в своем дурацком упрямстве, я не отвечаю за последствия для вас лично.
Она смотрела на меня все так же — никакой перемены.
Я почувствовал некоторые угрызения совести. Боги милосердные, да эта баба, должно быть, сделана из цельного куска меди! Я продолжал:
— Сегодня может пролиться еще больше крови. Вам лучше дать мне эту комбинацию, не то предупреждаю, ситуация может стать неуправляемой.
Гробовое молчание.
— Превосходно, — сказал я, — вы сами захотели не приятностей на свою голову.
Я подошел к проигрывателю и убедился, что на диск готова упасть следующая пластинка. Сделал глоток пивка. Затем вернулся к кровати и встал на нее коленями. Подняв пивную банку повыше, я накренил ее, и пенная жидкость полилась ей на живот.
— Лучше вам все же быть посговорчивей, мисс Щипли!
Ее губы и глаза не изменились ни чуточки. Даже не дрогнули!
Пластинка упала на круг. Жалобно зарыдали скрипки. Я распахнул халат и сказал:
— Времени остается мало!
Мисс Щипли взглянула на меня, но выражение ее лица не изменилось.
Черт ухмыльнулся с маски, и новый певец запел любовную песню:
Милая голубка,
Стань моей женой.
О, какой счастливой
Будешь ты со мной!
Деток нарожаем,
Двух, а может, трех.
Вот твое колечко,
Стань моею. Ох!
Она попыталась ослабить цепи и приподняться.
— Если не желаете говорить, тогда начнем!
Рука ее судорожно сжимала державшую ее цепь.
Внезапно пластинку заело на одном месте:
О, какой счастливой…
О, какой счастливой…
О, какой счастливой…
— Эй! — воскликнул я. — Да вы девственница!
В ее глазах кипела буря. Она пыталась бороться, и ее бедра судорожно дергались вверх, вниз.
— О, к черту этот сейф! — обрадовался я. — Это так здорово! Так здорово!
Она кричала, а маска с ухмылкой черта ехидненько улыбалась.
Глаза ее совсем закатились, и она вырубилась.
Диск все крутился и крутился. Наконец игла покинула заезженную бороздку и перескочила на окончание песенки:
Милая голубка,
Я ль не парень твой,
