опознать эту женщину могли Графферти, трое полицейских и Кац-брейн. У них на пистолетах имелись даже отпечатки ее пальцев. Они знали, что это связано с Уистером, и, допросив его, могли выйти на графиню Крэк. Превосходно!
Рат еще не кончил говорить:
— В конце концов я сел ей на хвост, но потерял ее в экспрессе, который шел в центр, поэтому вернулся на Богг-стрит. Нашел местечко, откуда удобно держать квартиру под наблюдением так, чтобы не быть замеченным, и стал ждать. С одной стороны, я так рассуждал: если она, чего доброго, вернется с полицией, я могу дать им ваш адрес, но, с другой стороны, если поднимется буча, это могло бы скомпрометировать присутствие волтарианских агентов на планете. Я решил, что нужно узнать побольше. Вернется она с полицией — я исчезну. А не будет с ней полиции — тогда, может, добуду больше информации: все же в этом, собственно, и заключается моя работа, сколько бы раз кое-кто ни стремился отлучить меня от нее, заставляя выполнять несвойственные мне функции.
— Рассказывай, что было дальше, — приказал я ему.
— Пропадала она несколько часов, а когда вернулась, то была одна. Поэтому я пошел с ней. Она выглядела безмерно самодовольной. Вся сияла от счастья — но самодовольство так из нее и перло. Эти женщины-землянки уж так устроены: они на седьмом небе от счастья, если у них на кого-то что-то имеется, а именно так она и выглядела.
— Красивой, — подсказал я.
— Ну да. Я бы сказал, что она выглядела красивой. Но самодовольной. Мы сразу же поднялись к ней в квартиру, зашли, и тут она такое отчудила: поцеловала меня в щеку и говорит: «Передай своему другу: спасибо, спасибо, спасибо! Все абсолютно верно. Его или ее письмо фактически спасло мне жизнь». Как только она это сказала, я рванул оттуда поскорей. Ведь бабы не целуют просто так, без какой-то скрытой причины, и я подумал, что она просто пыталась не дать мне сбежать до прихода полиции. Так вот, зная вас, я рекомендую вам не высовываться.
— Да нет же, идиот. Ничего она не утаивала. Она все говорила абсолютно искренне. Я же спас ей жизнь.
Я был так одурманен своим восторгом, что даже и не заметил, как он ушел.
Да, трудно мне будет ждать воскресенья. Ха! Крэк и представить себе не может, куда теперь повернет дело — в самую неожиданную сторону! Да провались она к черту со всеми своими фантазиями и идиотскими трюками!
Позднее утро этого дня долго останется жить в моей памяти как Воскресенье Симмонс. Снова скрючившись в три погибели в том же стенном шкафу, только на сей раз на двери висела табличка «занято», я с жадностью стал наблюдать за развитием событий.
Хеллер за своим рабочим столом в офисе делал расчеты количества и объемов спор. Вот он поднялся и подошел к окну. Перед взором его простирался Нижний Манхэттен, лежащий под мантией освещенного солнцем смога. В центре кабинета, на ковре, лежала графиня Крэк, просматривая программы музеев, а кот помогал ей, стаскивая их со стопки.
— В чем дело, дорогой? — обратилась она к Хелле-ру. — Ты какой-то возбужденный.
— Я? Возбужденный? А впрочем, да, только это слишком сильно сказано. Около часу назад звонил Бац-Бац, говорил, что место проведения занятия по курсу «Восхищение природой» переносится сегодня в Ван-Корт-лэнд-парк. А должно было проходить в зоопарке Бронкса. Вот я и раздумывал над причиной.
— Это курс той самой мисс Симмонс, ведь так, дорогой?
— Тебе бы забыть об этой мисс Симмонс. Она смертельно меня ненавидит. Интересуюсь я ею лишь потому, что она может воспрепятствовать получению мной диплома и никому не захочется меня слушать, когда я выступлю со своими предложениями.
— Я бы не рассчитывала на успех предложения, сделанного мисс Симмонс, мой милый.
— Ну прошу тебя, разве нельзя нам объявить перемирие по…
— Милый, а что там с погодой?
— Теплый весенний денек. Если бы не смог, день был бы великолепным. Знаешь, эта планета во многом очень приятна.
— Так потому-то они, наверное, и изменили место проведения занятия. Кому бы хотелось торчать в каком-то душном зоопарке? Ты поедешь на машине, дорогой?
— А что — неплохая идея, — обрадовался Хеллер. — Я поставил на «порше» новый карбюратор, а дать ему как следует прокрутиться мне еще не представилось возможности.
— Ну так сделай это, — сказала графиня. — А я хочу посмотреть кое-какие экспонаты. Так что, если не возражаешь, дорогой, я побегу прямо сейчас.
Она резво вскочила с места. У дверей уже были приготовлены замшевое пальто голубого цвета, дамская сумочка, продуктовая сумка и шляпка. Крэк сгребла все в охапку и вышла.
Хеллер снова бросил взгляд за окно. Затем облачился в белый шелковый плащ, нашел какие-то бумаги и тетрадку и положил в карман. Потом глянул себе на ноги: ботинки по щиколотку, а не шиповки. Я обрадовался: если его ждет полиция, то ему нечем будет отбиваться — шипов-то нет. Я был доволен: он становится беспечным.
Спустившись на лифте, графиня Крэк вышла на Тридцать четвертую улицу, мигом отмахала квартал и юркнула в новый многоэтажный спирально уходящий вниз гараж. Служащий гаража помахал ей рукой, и она, зайдя в лифт, стремительно понеслась вниз.
Я видел, как Крэк рылась в своей сумочке. Вот она вышла из лифта. Пробежав глазами ряды автомобилей, отыскала голубой «порше», открыла его, забралась внутрь, захлопнула и заперла дверцу. А затем — что только под силу натренированному ассистенту иллюзиониста — свернулась калачиком в просторном багажном отсеке за передним сиденьем и накрылась куском брезента.
Это заставило меня занервничать. Когда она еще собиралась, у меня заела пленка в видеоустановке, поэтому теперь я не мог проверить, что она там положила в свою продуктовую сумку. Я не рассчитывал на ее присутствие на занятии мисс Симмонс. А вдруг Бац-Бац, ни дна ему ни покрышки, раздобыл ей разборную снайперскую винтовку? Окружавшие ее придурки, по всей видимости, не понимали, с кем имеют дело, — с убийцей! Графиня Крэк могла бы заткнуть за пояс самых лучших наемных убийц мафии: они по сравнению с ней казались бы пацанами, играющими в шарики. Уж я-то знал, что она из себя представляет. Это опаснейшая злодейка с такой жаждой крови, что с ней не мог бы сравниться даже Дракула, прославившийся на Земле.
Вскоре к машине рысцой подбежал Хеллер. Должно быть, заметив, что рессоры чуточку просели, он бегло осмотрел машину снаружи, проверил мотор — возможно, подумал о бомбах. Затем произнес: «Ну ладно» — и запустил двигатель, видимо, полагая, что, ковыряясь с машиной, изменил распределение массы автомобиля, сдвинув центр тяжести ближе к багажнику.
Он погнал ее по пандусу и пулей вылетел на улицу. Стояло воскресное утро, и на улицах Нью-Йорка, мучающегося похмельем, вызванным предыдущим субботним вечером, движение было примерно таким же оживленным, как на кладбище.
Хеллер прошелся по всем передачам вверх и вниз, словно гонщик на ралли. По-кошачьи мурлыча, «порше» выехал на Вестсайдскую эстакаду и в считанные секунды оказался на бульваре Генри Гудзона. В лучах весеннего солнца река голубела и искристо поблескивала. Промелькнул мост Джорджа Вашингтона.
Это обеспокоило меня. Он мчался, справляясь о скорости по тахометру, а не по спидометру, и хотя «порше» мог шутя обогнать любой полицейский патруль, я тем не менее опасался, что его арестуют за превышение скорости и помешают его встрече с судьбой. Но скоро я убедился, что на улицах машин нет. Те, что направлялись за город, уже проехали и еще не начали возвращаться, устраивая на дорогах заторы. На этот раз я был рад, что полиция дремлет и не препятствует Хеллеру. Ничто не должно помешать надвигающейся катастрофе.
Хеллер запустил стерео, и зазвучала песня:
Роковая женщина,
Ох, шерше ля фам,
