— Выпей розовой шипучки. Она самая лучшая из всех и чрезвычайно питательная, — предложила Пратия. — От нее твоя сила возрастет. — И она звонко рассмеялась. — А сила тебе ой как понадобится. — Она погрозила ему пальчиком. — Ну не будь же таким букой! Просто перестань беспокоиться, и все. Тебя же будут защищать трое лучших на всем Волтаре адвокатов. Верь мне!
— Кажется, все вы просто не понимаете, — сказал Грис. — Я ведь пленник Хеллера. Его величество по какой-то причине не издал постановления о моей казни. Но он это сделает, сделает. Даже если бы вы имели возможность помочь мне, в своей исповеди я сознался во всех своих преступлениях. Я не верю тебе и не верю — да избавят меня от него боги — Мэдисону.
— Брось, не будь таким мрачным. Глянь в окошко! Уже стемнело! Ну, ты как следует подкрепился? Чувствуешь себя в силе? Чувствуешь. Прекрасно. Теперь повернись спиной, я приготовлю постельку, а потом — уи-и-и!
Грис сел лицом к голой стене, слыша, как Пратия суетится в каменном алькове. Вдова принесла с собой комплект постельных принадлежностей, и он совсем не догадывался, к чему она все это затеяла.
Наконец Пратия легонько похлопала его по плечу. Он одеревенело повернулся. Она стояла в прозрачном платье, которое только подчеркивало ее наготу.
Альков был задрапирован белой газовой тканью, на нем лежало одеяло из мерцающей ткани.
Вдова Тейл принялась расстегивать одежду Гриса, а он стоял как изваяние и покорно позволял себя раздевать. Лишь когда он вылезал из ботинок и штанов, ему поневоле пришлось подвигаться.
— У-у-у-ух! — выдохнула Пратия, отступая назад и таращась. — Только посмотрите, что мы тут имеем! У-у-ух! Эй, Солтен, да что же такое с тобой случилось? Вот это усовершенствование! О, Солтен, это, наверное, божественно! Никогда не представляла себе, что он может быть таким!..
Грис покорно смотрел на нее и молчал, Пратия же выпучила глаза и продолжала:
— Ничего удивительного, что ты никогда не отвечал на мои почтовые открытки. Небось, женщины ходили за тобой толпами!
Грис выглядел так, будто его высекли. Вдова Тейл нахмурилась:
— Но я смотрю, ты не отвечаешь. — Тут ей в голову пришла идея, и она улыбнулась. — О, я знаю, что тебя возбудит. Фото нашего сына. Посмотришь на него — и тебе захочется заиметь второго, точно такого же! — Пратия порылась в сумочке. — Мне его делали только вчера. Ага, вот оно. Правда красавчик?
Грис взглянул на фото двух-трехмесячного ребенка. Малыш улыбался, вытаращив глазенки.
Грис внезапно схватил фотографию и подошел к свету. Так оно и есть!
Волосы цвета соломы! Зеленые глаза! Он гневно взглянул на Пратию и воскликнул:
— Это ребенок от Прахда!
— Нет, что ты, он твой. У меня по семейной линии много людей с такими волосами и зелеными глазами. Только то, что у тебя каштановые волосы и карие глаза, ничего еще не значит. Это твой, твой сыночек. В свидетельстве о рождении записано. И начиная с сегодняшнего дня он вполне законный, а не какой-нибудь бастард. Неужели ты не чувствуешь гордости?
Повторялась история с ребенком медсестры Билдирджины.
— Он у тебя от Прахда, — упорствовал Грис.
— Э, да ты ревнуешь! — Пратия восторженно рассмеялась. — Просто чудеса! Значит, ты все-таки немножко любишь меня. Ну иди же, иди в постель и получи от меня весь жар любви, о котором ты мечтаешь!
Она затащила его на вделанные в стену нары и задернула занавеску.
Охранник настороженно наблюдал за сценой в камере сквозь прицел своего бластгана.
Белые занавески, скрывавшие койку, шевелились.
Из-за них выпорхнуло платье Пратии и упало на пол. Голос ее звучал укоризненно:
— Ну давай же, Солтен. Нет времени стыдиться и смущаться.
Охранник не спускал с них глаз, и снова до него донесся голос Пратии:
— Ну же, Солтен, ну же. Не будь таким бякой. Ты живешь среди сплошного камня — пусть это послужит тебе примером.
На окошко камеры опустилась птичка и прислушалась. Голос Пратии звучал слегка напряженно:
— Что ж, наверное, нам, бабам, на роду написано делать всю работу.
Охранник нахмурился.
— У-у-ух! — вскричала Пратия, а встревоженная птичка все смотрела. — Какие размеры! — Птичка поспешно улетела.
Лицо охранника стало сердитым.
— Ну же, Солтен, будь паинькой. А-а-ах, вот так-то лучше. Теперь постой-ка, дай мне сосредоточиться.
Белые газовые занавески слегка подергивались.
Пратия уставилась на потолок, нависавший над вделанной в стенку кроватью.
Грис взглянул на нее сверху вниз с озадаченным видом.
Пратия по-прежнему глядела куда-то вверх.
Грис обернулся, чтобы увидеть, чем она так увлечена.
Это было трехмерное изображение Хеллера! Крупное, в цвете!
Грис истошно заорал.
Потом выскочил из алькова и запутался в занавесках.
Он орал во все горло, борясь на полу с принесенными вдовой шторками, простынями, занавесочками.
В камеру ворвались охранники. Грис был уверен, что это за ним.
Вопли его бились о стены, разносились по коридорам и вырывались из окна в окружающую темень.
А снаружи из тысяч глоток вырвался стон.
Съемочные группы пришли в состояние напряженной готовности.
Машина 'скорой помощи' завела мотор.
Во дворе тюрьмы сигнальные гонги забили сигнал тревоги!
Напряженная толпа с тревожной мукой смотрела, как открываются громоздкие двери, как внутрь забежала бригада с носилками.
В темноте двора люди в белом что-то грузили. Один из них был актер: он ловко подбросил под простыню пузырь с кровью, чего никто не видел.
И затем, в ярких огнях ворот в сопровождении людей в белом перед объективами камер показались носилки.
И были встречены стоном тысяч людей.
Послышались вопли ужаса.
На носилках лежала новобрачная. Из-под покрывала виднелась лишь частица ее лица.
А с носилок потоком лилась кровь!
Столпотворение!
Толпа сделала попытку атаковать тюрьму.
Охранники пальнули поверх людских голов из оружия, дающего яркие вспышки.
Чтобы закрыть тюремные ворота, пришлось к ним бросить целый взвод.
Носилки задвинули в 'скорую помощь'. И та с ревом взлетела!
Мэдисон глядел в задние окна 'скорой'.
Какой бунт!
И все на экранах хоумвидения по всей Конфедерации!
Он присел у носилок, взял руку Пратии Тейл-Грис и похлопал по ней. Его губы растянулись в широчайшую ухмылку.
— О, ты чудесно сыграла свою роль, — сказал он ей. — Я очень тобой горжусь.
— Надеюсь, что все это сработает, — отвечала самая одержимая нимфоманка на Волтаре. — Просто не дождусь, когда он снова будет в моих руках. Вы знаете, ведь у него теперь огромный…
— О, полагаю, что остальное пойдет как по маслу.