сортах и обещает прислать образцы, как только вернется домой. Сэру Конси-старшему, попросившему горгонзолы, он заявляет: - Хватит, папаша! И так уже два куска слопали! Подумайте о вашем холестероле.- И, обращаясь к Дафне, изрекает:-Хорошо хоть, что остальные ваши гости не жрут столько, сколько он. а то бы вы разорились! Ваш барон просто какая-то бездонная бочка. За десертом происходит новый инцидент, напоминающий первый: Толстяк выливает крем 'шантийи' на галстук Мак-Орниша, чья физиономия такая же красная, как у образцового французского слуги. Он исправляет оплошность тем же способом: мокрой салфеткой. Это уже слишком. Мейбюрн берет его за руку и уводит. Через час я нахожу его в наших апартаментах. Стоит ветреная ночь, и по огромным пустым коридорам гуляют сквозняки. Сидя в грязном фланелевом жилете, со спущенными подтяжками, он приканчивает пятизвездочную бутылку 'Мак-Геррела', очевидно стыренную на кухне. - Пьянь!- набрасываюсь я на него.- Можешь забыть о повышении! Берю начинает рыдать: - Не говори так, Сан-А, ты разрываешь мне душу! Что ты хочешь, я же предупреждал, что не создан для работы лакеем. - Черт с ними, с твоими неловкостями! От слона нельзя требовать игры на скрипке. Но какая грубость! Какая вульгарность! -А, черт!- стонет мой помощник.- Жизнь в замке на тебя плохо действует, ты стал снобом. Знаешь, дружище, может, прислуживал я и хреново, зато заметил много разных вещей... - Да? - Значит, это тебя все-таки интересует?- усмехается он.- Так вот, представь себе, что маленький толстяк, руководящий их винокурней... - Мак-Орниш? - Ну! Он при пушке. - Не может быть! - Я ее видел и потрогал, когда вытирал крем с его селедки. Тоже большой калибр. Наверное, они их тут коллекционируют! Я сажусь на постель. У Синтии в сумочке был пистолет7 девятого калибра, старуха Дафна, хотя калека, запирается, чтобы поработать с таинственной шкатулкой. Сэр Конси-младший пытается набить мне морду, а директор завода, выпускающего виски, садится за стол с пушкой. Странные люди, верно? - Это еще не все!- продолжает Громогласный. - Может, ты мне скажешь, что у парализованной. старухи в трусах спрятан автомат? - Нет, а вот любитель собственных бубенцов очень способный механик. - Объясни. Мамонт подмигивает, берет меня за руку, ведет к кровати с колоннами и делает знак встать на стул. Я, под впечатлением от его настойчивости, подчиняюсь. - Надо всегда остерегаться кроватей с балахонами,- наставительно заявляет он. - Почему?- спрашиваю я, даже не исправляя его очередной безграмотный ляп. - Подними край паланкина. Я поднимаю край балдахина и вижу завернутый в носок Берюрье похожий на фрукт предмет, прицепленный под тканью. Преодолев отвращение, я снимаю носок, что само по себе незаурядный подвиг... Фрукт оказывается микрофоном. - Провод идет через весь паланкин уходит в стенку,- объясняет мне Толстяк.- Кажется, к нам прислушиваются, а? - Похоже на то. Я слезаю со стула. - Почему ты решил, что его установил Мейбюрн? - Потому что видел днем, как он вошел в соседнюю комнату со штукой, похожей на проигрыватель, и большим мотком провода. Тогда я не обратил на это внимания, но сейчас, после этого издевательства... Я скрутил спиннинг в твоей комнате, потому что она больше моей. - Что у тебя за идеи! - Завтра утром, старина, я собрался на рыбалку... Так что тренируюсь. Я целюсь в лилию на балдахине, цепляю ее крючком, подтягиваю, подхожу снять крючок, поздравляя себя, и обнаруживаю это. Нас засекли, парень. Если хочешь мой совет; надо действовать быстро и смотреть в оба. Я соглашаюсь. Несмотря на своеобразную манеру прислуживать за столом, инспектор Берюрье хорошо поработал как полицейский. - Слушай,- решаю я,- иди спать. Ко мне должны прийти. - Блондинка? - Ты попал в точку. Так что освободи поле для маневра. Он вздыхает: -Я думаю о хозяйке гостиницы, Сан- А. Ее худоба давала мне отдохнуть от моей Берты, которая немного тяжеловата. Но теперь мне кажется, что я слишком идеализировал ее и трахнул корпус часов. Он вытаскивает из кармана вторую бутылку 'Мак- Геррела'. - Знаешь, что я подумал,- говорит он.- Эта штука, конечно, не сравнится с мюскаде, но с ней не надо обогревателя. Ладно, чао. Желаю хорошо повеселиться. Я остаюсь один совсем ненадолго. Через пять минут в дверь начинают скрестись. Я открываю дверь и вижу Синтию в прозрачном пеньюаре, от которого захватывает дух. Такую красотку кто угодно возьмет с закрытыми глазами и с распростертыми объятиями, забыв даже спросить гарантийный талон. - Брр, какой холод в этих коридорах,- говорит она и бежит в мою постель. Она без церемоний забирается под одеяло и смотрит на меня, веселясь от моего ошеломленного вида. Мы не разговариваем. Чего тут говорить? Немое кино более выразительно. Для начала я показываю ей документальный фильм 'Гадюка в зарослях', потом перехожу к полнометражной ленте... Идет уже четвертая часть, как вдруг Синтия издает приглушенный крик. Я прерываю сеанс и оборачиваюсь, что весьма непросто сделать, если выполняешь деликатную работу киномеханика. И угадайте, что я вижу? Слабо? Привидение! Вы правильно прочли: привидение. Оно закутано в белый саван и движется по комнате. На месте головы горит зеленоватый огонек. Оно продвигается шагом канатоходца, приближаясь к нашей кровати. Синтия закричала бы от ужаса, если бы я инстинктивно не зажал ей рот ладонью. Главное, чтобы не было скандала! Я люблю сверхъестественное - оно добавляет жизни остроты, но мне не нравится, когда оно срывает мне ралли на траходроме. Призрак подходит еще ближе и вдруг спотыкается о стул. Зеленоватое пятно света качается, падает на пол, а привидение принимается вопить: - Ой, твою мать! Я сломал палец на ноге. Я включаю свет. Берю пытается выбраться из простыни, которой обернулся. У его ушибленной ноги лежит маленький электрический фонарик с зеленой лампой, который он держал (чуть не сказал - в зубах) в губах. Разъяренный, я вскакиваю с кровати в костюме Адама и хватаю его за саван. - Мерзавец! Шут! Кретин! Идиот! Дебил от рождения! Позор рода людского!перечисляю я выражения, которые, по моему мнению, подходят к нему лучше всего. Он хнычет: - Да чего ты! Пошутить, что ли, нельзя? Это французский юмор! Мощным ударом ноги пониже спины я вышвыриваю его из комнаты. Он возвращается к себе, бормоча извинения и подвывая. - У вас очень удивительный слуга!- обиженно замечает Синтия. Я достаю мою палочку-выручалочку для экстренных случаев и начинаю ей врать. Берю, мол, мой однополчанин, он спас мне жизнь, и я взял его на службу... Но вот беда, он пьет. Я много раз пытался его уволить, но он приходит в такое отчаяние, что... Короче, мы возобновляем прерванный сеанс. Синтии фильм нравится. Она кричит 'бис', и я спешу перемотать ленту для повторного показа. И тут я улавливаю позади себя шорох. Спокойно протягиваю руку к выключателю, нажимаю на кнопку: ноль, нет тока. - Что там?- шепчет моя очаровательная партнерша.- Опять он? - Да. Я соскакиваю с кровати. Комната пуста. Неужели в этот раз был настоящий призрак? Я бегу в комнату Толстяка. Тот храпит с ревом подвесного мотора. Я его трясу. Он издает протяжное бульканье и поднимает свои лягушачьи веки. - Чего тебе?- ворчит Жирдяй. - Опять ты являешься в виде призрака? - Ты чё, чокнулся? Я отсюда не выходил. Ты меня так отлаял... Я возвращаюсь в комнату. В ней ярко горит свет. Чья-то таинственная рука включила ток. - Наверное, вы ошиблись,- говорит прекрасная Синтия. Ее золотые волосы образуют нимб вокруг головы. - Возможно,- соглашаюсь я. - Я думаю, мне лучше вернуться к себе,- говорит она, вдруг занервничав. Если тетя Дафна узнает, что... Она смеется, чмокает меня на прощание в щеку и убегает. После ее ухода я обалдевшим взглядом смотрю по сторонам. Что-то заставляет меня насторожиться. Не знаю, что именно. Потом нахожу: мой пиджак, который я аккуратно повесил на спинку стула, валяется на полу. Я поднимаю его, ощупываю... Тысяча проклятий! Исчезли мое удостоверение и найденный в сумочке Синтии пистолет, который я оставил себе. Теперь я точно погорел. Так погорел, что в сравнении со мной Жанна д'Арк выглядит замороженной. Действовать надо очень быстро. Смотрю на часы: час десять. Я одеваюсь, но не в синий костюм, а в серый, сочетающийся с цветом стен, и, заблокировав дверь спинкой кресла, подхожу к окну. В шести метрах ниже газон. Спрыгнуть я могу, а вот влезть обратно... Ну и черт с ним, закончу ночь на улице. Я становлюсь на подоконник и- ух!- прыгаю. Посадка проходит нормально. Крадучись, огибаю здание, где стоят машины. В Стингинес Кастле погашены все огни. Я толкаю мою 'бентли' до уклона, потом прыгаю в нее и качу метров пятьсот, не включая двигателя. Курс на Майбексайд-Ишикен!
Глава 10 Я оставляю мой катафалк в тупике, ведущем к заводу, где гонят виски, и иду к воротам. Здесь меня ждет первое разочарование: со мной нет моей отмычки. Она осталась в моем доме в Сен-Клу, поскольку я не счел необходимым брать ее с собой в отпуск на Дордонь. Замок же на этих треклятых воротах чертовски сложный. Браться за него с моей пилкой для ногтей все равно что пытаться вычерпать озеро Бурже чайной ложкой. Остается только перелезть через ворота. Второе разочарование: их верхушка украшена острыми пиками, направленными наружу. Тем не менее я предпринимаю две попытки, оказавшиеся безрезультатными. Но неужели я позволю таким мелочам остановить меня? Ни фига! Я возвращаюсь к моей машине и принимаюсь рыскать по округе до тех пор, пока не нахожу рощицу. Там я ломаю прямую березку длиной метров в пять-шесть, обрываю ветки и привязываю палку к крылу машины. Возвращаюсь к заводу. Сейчас начнется спорт. Мировой рекорд по прыжкам с шестом я не побью, но трехметровый забор перемахнуть смогу. Я кладу пиджак на землю, покрепче беру палку и отступаю, считая шаги. Надо перепрыгнуть, не напоровшись на пики забора; я не должен выпустить палку из рук, чтобы она перелетела на другую сторону вместе со мной; и, наконец, я должен успешно приземлиться на камни двора.
