письма и протесты по вполне объяснимым причинам.
Действительно, голова в то время настолько отличалась от той крошечно-кукольной, которую мы получили как антиквариат, что мы решили - место ей не в музее, а на кладбище. Мы передали ее заботам священника, и он сам распорядился похоронами. Правда, я не знаю точного места захоронения.
Я ушел и решил напомнить о себе доктору Маршану. Я обрисовал ему странное впечатление, которое произвело на меня открытие. Тсанса белого человека изменялась прямо на глазах: ее пропорции увеличивались в то время, как череп мистера Ф. уменьшался.
- Что-то я не пойму, к чему вы клоните, - ответил доктор, который был выбит из колеи моим визитом. - Уж не хотите ли вы предположить, что мой пациент был прав, проводя параллель между собственным уродством или, точнее, прогрессирующим изменением к худшему, и тем музейным экспонатом, воспоминание о котором не давало покоя его расстроенным нервам?
Что я должен был ответить на это? С точки зрения науки доктор был, несомненно, прав. И все-таки.
