– Прошу.
Бонарт дернул за цепь.
В доме ждал еще один мужчина, растрепанный и бледный, вероятно, повар, потому что занимался чисткой одежды от следов муки и сметаны. Увидев Цири, он сверкнул глазами. И подошел.
Это не был повар.
Она узнала его, помнила эти паскудные глаза и пятно на морде. Это был тот, кто вместе с белками преследовал их на Танедде, именно от него она сбежала, выскочив в окно, а он велел эльфам прыгать следом. Как тот эльф его назвал? Ренс?
– Это ж надо! – сказал он язвительно, сильно и болезненно тыкнув ее пальцем в грудь. – Мазель Цири! С самого Танедда не виделись. Долго, долго я мазельку искал. И наконец нашел!
– Не знаю, милсдарь, кто вы такой, – холодно бросил Бонарт, – но то, что вы якобы нашли, принадлежит мне, а посему держите лапы подальше, ежели цените свои пальчики.
– Меня зовут Риенс, – нехорошо блеснул глазами чародей. – Соблаговолите это милостиво запомнить, господин охотник за наградами. А кто я, сейчас станет ясно. И ясно также станет, кому будет принадлежать эта мазель. Но зачем опережать события? Сейчас я просто хочу передать поздравления и сделать некое признание. Надеюсь, вы не имеете ничего против?
– Надейтесь. Никто вам не запрещает.
Риенс приблизился к Цири, заглянул ей в глаза.
– Твоя покровительница, ведьма Йеннифэр, – ядовито процедил он, – однажды обидела меня. Когда же впоследствии она попала мне в руки, я, Риенс, показал ей, что такое боль. Вот этими руками, вот этими пальцами. И пообещал, что когда мне в руки попадешь ты, королевна, то и тебя я тоже научу боли. Этими вот руками, этими вот пальцами…
– Рискованное дело, – тихо сказал Бонарт. – Очень даже рискованное, господин Риенс, – дразнить мою девочку и угрожать ей. Она мстительна и запомнит это. Держите, повторяю, подальше от нее ваши руки, пальцы и прочие части тела.
– Довольно, – обрезал Скеллен, не спуская с Цири любопытного взгляда. – Перестань, Бонарт. Ты, Риенс, тоже помягче. Я отнесся к тебе снисходительно, но еще могу раздумать и велю снова привязать к ножкам стола. Садитесь оба. Поговорим как люди культурные. Втроем, в три пары глаз. Потому как, что-то мне сдается, поговорить есть о чем. А предмет нашей беседы временно отдадим под охрану. Господин Силифант!
– Только стерегите ее как следует. – Бонарт вручил Силифанту конец цепи. – Как зеницу ока.
Веда держалась в сторонке. Нет, конечно, ей хотелось присмотреться к девушке, о которой так много разговоров шло в последнее время, но она чувствовала странное нежелание лезть в толпу, окружающую Харшейма и Силифанта, которые вели загадочную пленницу к столбу на майдане.
Все пытались пробиться поближе, разглядывали девушку, пробовали даже пощупать, толкнуть, дернуть. Она шла с трудом, немного прихрамывая, но голову держала высоко. «Он ее бил, – подумала Веда. – Но не сломил…»
– Значицца энто и есть та самая Фалька…
– Едва-едва из девчонок вылезла…
– Девчонка! Тьфу! Резака!
– Шестерых парней, говорят, рубанула, зверюга, на арене в Клармоне…
– А сколькерых еще ране-то! Дьяволица!
– Волчица!
– А кобыла, гляньте, какова кобыла-то? Чудных кровей лошадь… А вона, при Бонартовых-то тебеньках какой меч. Хо… Чудо чудное!
– Прекратить! – буркнул Дакре Силифант. – Не прикасаться! Куда ты со своими лапами в чужое добро? Девушку тоже не трогать, не щупать, не оскорблять и не клеветать! Побольше уважения. Неизвестно, может, еще будем ее на рассвете казнить. Так пусть хоть до того времени в мире побудет.
– Ежели девке на смерть идтить, – ощерился Киприан Фрипп Младший, – то, может, остаток жизни-то ей маленько усладить и отодрать как следовает? Взять на сенцо и прочистить?
– Ну! – загрохотал Каберник Турент. – А чего, можно бы! Спросим Филина, нельзя ль…
– Говорю вам, нельзя! – отрезал Дакре. – У вас только одно на уме, трахательники дурные! Сказал же, оставить девушку в покое. Андрес, Стигварт, а ну, станьте-ка с ней рядышком. И глаз не спускать, ни на шаг не отходить. А тех, что полезут, палкой!
– Ого! – сказал Фрипп. – Ну, нет так нет, нам все едино. Айда, парни, к скирдам, к местным, они там барана и поросенка запекают. Ведь нонче Равноночие, Эквинокций, праздник, стало быть. Пока господа советываются, мы могем повеселиться.
– Пошли! Достань-ка, Деде, какой-нито кувшинок из переметов. Выпьем. Можно, господин Силифант? Господин Харшейм? Праздник ноне, да и без того никуда не поедем на ночь-то глядя.
– Тоже мне – толковая мысль, – поморщился Силифант. – Выпивки у них одни в головах да трахты! А кто тут останется, чтобы помогать девку стеречь и к господину Стефану бечь, ежели что?
– Я останусь, – вызвался Нератин Цека.
– И я, – поддержала Веда.
Дакре Силифант внимательно взглянул на них. Потом махнул рукой. Оставайтесь, мол. Фрипп и компания поблагодарили нестройным ревом.
– Но смотреть в оба, повнимательнее быть на том празднике, – предупредил Оль Харшейм. – Девок не лапать, как бы еще кого мужики вилами в промежность не ткнули!
– Хе! Идешь с нами, Хлоя? А ты, Веда? Не надумала?
– Нет. Остаюсь.
– Они оставили меня у столба на цепи, со связанными руками. Охраняли двое. А двое стоявших поодаль непрерывно зыркали, наблюдали. Высокая и интересная женщина и мужчина с какой-то вроде бы женственной внешностью и движениями. Странный такой.
Кот, сидевший на середине комнаты, широко зевнул, заскучав, потому что замученная мышь перестала его забавлять. Высогота молчал.
– Бонарт, Риенс и Скеллен-Филин продолжали совещаться в светлице. Я не знала о чем. Ждать могла самого худшего, но мне было как-то все равно. Ну, еще одна арена? Или просто убьют? А, да не все ль равно, лишь бы поскорее кончилось.
Высогота молчал.
Бонарт вздохнул.
– Не гляди волком, Скеллен, – повторил он. – Я просто хотел заработать. Мне, понимаешь, на отдых пора. На заслуженный. На веранде посидеть, на голубочков поглядеть. Ты давал мне за Крысиху сто флоренов и обязательно хотел получить мертвой. Меня это озадачило. Сколько же эта девица может стоить в натуре? – подумал я. И сообразил, что если ее продать или отдать, то она наверняка будет не такой ценной, как если попридержать. Древний закон экономии и торговли. Такой товар, как она, постоянно растет в цене. Можно и поторговаться.
Филин сморщил нос, словно неподалеку что-то завоняло.
– А ты откровенен, Бонарт, до боли. Но переходи к делу. К пояснениям. Ты убегаешь с девчонкой через весь Эббинг и вдруг появляешься и растолковываешь нам принципы экономики. Объясни, что случилось?
– А что тут объяснять, – льстиво усмехнулся Риенс. – Господин Бонарт
