быть и речи, но мало кто верил поэту, когда он показывал на кудрявого рыцаря и твердил, что это дракон.
Никто также не приглашал и никто не ждал появления живописного сброда, именующего себя «друзьями и знакомыми» Лютика. В их число входили главным образом поэты, музыканты и трубадуры, а также акробат, профессиональный игрок в кости, дрессировщица крокодилов и четыре красочные девицы, из которых три походили на шлюх, а четвертая, которая шлюхой не выглядела, вне всякого сомнения ею являлась. Группу дополняли два пророка, – из них один фальшивый, – один скульптор по мрамору, один светловолосый и вечно пьяный медиум женского пола и один рябой гном, который утверждал, что его зовут Шуттенбах.
На магическом судне – амфибии, напоминающей помесь лебедя с большой подушкой, прибыли чародеи. Их оказалось вчетверо меньше, чем приглашали, и втрое больше, чем ожидалось, поскольку собратья Йеннифэр, как гласила молва, осуждали ее союз с человеком «со стороны», а тем более ведьмаком. Часть вообще проигнорировала приглашение, другие отговорились нехваткой времени и необходимостью присутствовать на ежегодном всемирном сборе чародеев. Так что на палубе «подушечника» – как окрестил его Лютик – стояли только Доррегарай из Воле и Радклифф из Оксенфурта.
И еще Трисс Меригольд с волосами цвета каштана в октябре.
VI
– Это ты пригласил Трисс Меригольд?
– Нет, – покачал головой ведьмак, от души радуясь тому, что мутация кровеносных сосудов лишила его возможности краснеть. – Не я. Подозреваю, что Лютик, хотя они все утверждают, что о свадьбе узнали из магических кристаллов.
– Я не желаю, чтобы Трисс присутствовала на моей свадьбе!
– Почему? Она ведь твоя подруга.
– Не делай из меня идиотку, ведьмак! Все знают, что ты с ней спал!
– Неправда!
Фиалковые глаза Йеннифэр опасно прищурились.
– Правда!
– Неправда!
– Правда!
– Ну ладно, – он со злостью отвернулся. – Правда. И что с того?
С минуту чародейка молчала, поигрывая обсидиановой звездой, приколотой к черной бархотке.
– Ничего, – сказала она наконец. – Но я хотела, чтобы ты признался. Никогда не пытайся мне лгать, Геральт. Никогда.
VII
Стена пахла мокрым камнем и кислыми сорняками, солнце просвечивало сквозь коричневую воду рва, выхватывая теплую зелень тины, покрывающей дно, и яркую желтизну кувшинок, плавающих на поверхности.
Замок медленно пробуждался к жизни. В западном крыле кто-то стукнул ставнями и рассмеялся. Еще кто-то слабым голосом просил рассола из-под квашеной капусты. Один из гостящих в Розроге коллег Лютика, невидимый, напевал за бритьем:
За овином, на заборе Петушок распелся.
Сейчас выйду к тебе, дроля, Я почти оделся.
Скрипнула дверь, во двор вышел Лютик, потягиваясь и протирая глаза.
– Как дела, жених? – сказал он утомленно. – Если намерен смыться, сейчас у тебя последняя возможность.
– Ранняя ты пташка, Лютик.
– Я вообще не ложился, – буркнул поэт, садясь рядом с ведьмаком на каменную скамейку и прислоняясь спиной к поросшей традисканцией стене. – Боги, ну и тяжелая выдалась ночка. Что ж, друзья не каждый день женятся, надо было это дело как-то отпраздновать.
– Сегодня свадебный пир, – напомнил Геральт. – Выдержишь?
– Обижаешь.
Солнце сильно пригревало, в кустах гомонили птицы. Со стороны озера слышались плеск и писк. Рыженькие дриады Моренн, Цирилла, Мона, Эитнэ и Кашка, дочки Фрейксенета, купались, как привыкли, нагишом, в обществе Трисс Меригольд и Фрейи, подружки Мышовура. Наверху, на развалившихся стенах замка, королевские послы, рыцари Ив, Суливой, Матхольм и Деверо, вырывали друг у друга подзорную трубу.
– Повеселились-то хорошо, Лютик?
– Не спрашивай.
– Вышел какой-нибудь большой скандал?
– Несколько.
Первый скандал, поведал поэт, произошел на расовой почве. Тельико Луннгервинк Леторт вдруг в самый разгар веселья заявил, что хватит ему выступать в обличье низушка. Ткнув пальцем в присутствующих в зале дриад, эльфов, хоббитов, сирену, краснолюда и гнома, который утверждал, что его зовут Шуттенбах, допплер назвал дискриминацией то, что все могут быть самими собой, и исключительно он, Тельико, должен строить из себя кого-то другого. После чего принял – на минутку – свой природный облик. При каковом зрелище Гардения Бибервельт сомлела, князь Агловаль с опасностью для жизни подавился судаком, а с Анникой, дочкой войта Кальдемейна, сделалась истерика. Положение спас дракон Виллентретенмерт, присутствующий под видом рыцаря Борха Три Галки, спокойно объяснив допплеру, что способность менять форму – привилегия, которая обязывает, и обязывает среди прочего принимать облик, всеми почитаемый приличным и принятым в обществе, и что это не что иное, как обычная вежливость по отношению к хозяину. Допплер обвинил Виллентретенмерта в расизме, шовинизме и отсутствии элементарного понятия о предмете дискуссии. Уязвленный Виллентретенмерт принял на миг облик дракона, поломав немного мебели и вызвав общую панику. Когда все успокоилось, разгорелся яростный спор, в котором люди и нелюди приводили друг другу примеры нетерпимости и расовых предрассудков. Довольно неожиданную ноту в дискуссию внес голос веснушчатой Мерле, девки, не похожей на девку. Мерле заявила, что весь спор глуп и беспредметен и не имеет отношения к настоящим профессионалам, которые не знают, что такое предрассудки, что она и готова немедля, за соответствующую плату, доказать, хотя бы и с драконом Виллентретенмертом в его натуральном виде. В воцарившейся тишине раздался голос медиума женского пола, провозгласившего, что может сделать то же самое задаром. Виллентретенмерт быстро сменил тему и дискуссия перешла на более безопасные предметы, такие, как экономика, политика, охота, рыболовство и азартные игры.
Остатки скандала приняли характер скорее товарищеский. Мышовур, Радклифф и Доррегарай поспорили, кто из них сможет силой воли заставить левитировать больше предметов за раз. Победил Доррегарай, удержавший в воздухе два кресла, патеру с фруктами, миску супа, глобус, кота, двух собак и Кашку, самую младшую дочку Фрейксенета и Браэнн.
Потом Цирилла и Мона, две средние дочки Фрейксенета, подрались и пришлось их вывести. Вскоре после того подрались Рагнар и рыцарь Матхольм, а причиной драки послужила Моренн, самая старшая Фрейксенетова дочь. Расстроенный Фрейксенет велел Браэнн запереть все свое рыжее потомство в комнатах, а сам примкнул к состязанию в выпивке, которое устроила Фрейя,
