Ведьмак грустно улыбнулся, указательным пальцем коснулся обсидиановой звезды на шее Йеннифэр.
– Слишком поздно, Йен. Мы уже не висим. Я раздумал. Несмотря ни на что.
Он ожидал самого худшего, клубов огня, молнии, удара в лицо, оскорблений, проклятий. И удивился, видя только сдерживаемую дрожь губ. Йеннифэр медленно отвернулась. Геральт пожалел о сказанном. Ему было стыдно за прорвавшиеся эмоции. Предел возможного, который он переступил, лопнул, словно струна лютни. Он взглянул на Лютика, успел заметить, как трубадур быстро отвернулся, избегая его взгляда.
– Ну так, с проблемами рыцарской чести покончено! – воскликнул уже нацепивший латы Богольт, встав перед Недамиром, все еще сидевшим на камне. – Рыцарская честь все еще валяется там и стонет. – Выражение скуки не покидало лица короля. – Глупо было, милсдарь Гилленстерн, выпускать Эйка в качестве вашего рыцаря и вассала. Я не собираюсь указывать пальцем, но знаю, кому Эйк обязан сломанными ногами. Выходит, мы быстренько, одним махом, отделались от двух проблем. От одного психа, собиравшегося по-идиотски оживлять легенды о смелом рыцаре, в поединке побеждающем дракона, и одного пройдохи, который думал на этом подзаработать. Вы знаете, о ком я говорю, Гилленстерн? Ну и лады. А теперь наш черед. Теперь дракон наш. Теперь мы, рубайлы, прикончим его. Но уже для себя.
– А уговор, Богольт? – процедил канцлер. – Как с уговором?
– В заднице у меня ваш уговор, многоуважаемый Гилленстерн.
– Это кощунство! Это измывательство над королем! – топнул ногой канцлер. – Королем Недамиром…
– Ну что король? Что король-то? – крикнул Богольт, опираясь на огромный двуручный меч. – Может, король желает самолично пойти на дракона? А может, вы, его верный слуга, упихаете в латы свое брюхо и выйдете в поле? Почему бы нет, извольте, мы подождем, ваша милость. У вас был шанс, Гилленстерн. Если бы Эйк прикончил дракона, вы получили бы его целиком, нам не досталось бы ничего, ни единой золотой чешуйки с его хребта. А теперь поздно. Протрите глаза. Некому биться в цветах Каингорна. Второй такой дурень, как Эйк, не сыщется!
– Неправда! – Сапожник Козоед припал к королю, все еще занятому рассматриванием только ему одному ведомой точки на горизонте. – Ваше величество, милсдарь король! Погодите малость, скоро подойдут наши из Голополья! Наплюйте вы на выпендривающихся дворян, гоните их взашей! Увидите, как действуют те, кто силен рукой, а не словами!
– Закрой хайло, – спокойно бросил Богольт, стирая пятнышко ржавчины с нагрудника. – Заткни хайло, хам, не то я заткну тебе его так, что зубы в горле застрянут.
Козоед, видя приближающихся Кеннета и Нищуку, попятился за спины голопольских милиционеров.
– Король! – крикнул Гилленстерн. – Что прикажешь, король?
Гримаса безразличия вдруг сползла с лица Недамира. Несовершеннолетний монарх сморщил веснушчатый нос и встал.
– Что прикажу? – тоненько произнес он. – Наконец-то ты спросил об этом, Гилленстерн, вместо того чтобы решать за меня и говорить за меня и от моего имени. Очень рад. Отныне пусть так и будет. С этой минуты ты будешь молчать, Гилленстерн, и слушать приказы. И вот первый: собирай людей, вели положить на телегу Эйка из Денесле. Мы возвращаемся в Каингорн.
– Ваше…
– Ни слова, Гилленстерн. Госпожа Иеннифэр, благородные господа, я прощаюсь с вами. Я потерял на этой экспедиции немного времени, но и получил многое. Многому научился. Благодарю вас за слова, госпожа Иеннифэр, господин Доррегарай, господин Богольт. И благодарю за молчание, господин Геральт.
– Король, – сказал Гилленстерн. – Как же это? Что же это? Дракон уже вот-вот. Руку протянуть. Король, твоя мечта…
– Моя мечта, – задумчиво повторил Недамир. – У меня ее еще нет. А если я здесь останусь… Может, тогда ее у меня уже не будет никогда.
– А Маллеора? А рука княжны? – не сдавался канцлер, размахивая руками. – А трон? Король, тамошний народ признает тебя…
– В задницу тамошний народ, как любит говорить господин Богольт, – засмеялся Недамир. – Трон Маллеоры и без того мой, потому что у меня в Каингорне триста латников и полторы тысячи пеших против их тысячи зазнавшихся щитников. А признать меня они и без того признают. Я до тех пор буду вешать, сносить головы и волочить по улицам лошадьми, пока меня не признают. А их княжна – это жирная телка, и плевать мне на ее руку, мне нужна только ее… короче, пусть родит наследника, а потом я ее все равно отравлю. Методом мэтра Козоеда. Довольно болтать, Гилленстерн. Приступай к выполнению полученного приказа.
– Воистину, – шепнул Лютик Геральту, – он многому научился.
– Многому, – подтвердил Геральт, глядя на холмик, на котором золотой дракон, опустив узкую треугольную голову, лизал ярко-красным, раздвоенным языком что-то такое, что сидело в траве около него. – Но не хотел бы я быть его подданным, Лютик.
– И что теперь с нами будет, как думаешь?
Ведьмак спокойно смотрел на маленькое серо-зеленое существо, трепыхавшее крылышками летучей мыши рядом с золотыми когтями наклонившегося дракона.
– А как тебе все это, Лютик? Что ты об этом думаешь?
– Какое значение имеет, что я думаю? Я поэт, Геральт. Разве мое мнение кому-то интересно?
– Интересно.
– Ну так я тебе скажу. Я, Геральт, когда вижу гада, змею, допустим, или другую ящерку, то меня аж тошнить начинает, так я этим паскудством брезгую и боюсь. А вот этот дракон…
– Ну?
– Он… Он красивый, Геральт.
– Спасибо, Лютик.
– За что?
Геральт повернул голову, медленно потянулся к пряжке ремня, наискось пересекавшего грудь, затянул его на две дырочки. Поднял правую руку, проверяя, в нужном ли положении находится рукоять меча. Лютик смотрел на него, широко раскрыв глаза.
– Геральт! Ты собираешься…
– Да, – спокойно сказал ведьмак. – Есть предел возможному. С меня достаточно. Ты идешь с Недамиром или остаешься, Лютик?
Трубадур наклонился, осторожно и заботливо положил лютню рядом с камнем, выпрямился.
– Остаюсь. Как ты сказал? Предел возможному? Оставляю себе право так назвать балладу.
– Это может быть твоя последняя баллада, Лютик.
– Геральт?
– Что?
– Не убивай его… Можешь?
– Меч – это меч, Лютик. Уж коли его возьмешь в руки…
– Постарайся.
– Постараюсь.
Доррегарай захихикал, повернулся к Йеннифэр и рубайлам, указал на удаляющийся королевский обоз.
– Вон там, смотрите, – сказал он, – уходит король Недамир. Больше
