Сапковский Анджей
Воронка
Анджей Сапковский
Воронка
Дело было так: как-то, рано утром, очутился я в воронке от бомбы. Осмотрелся и вижу - Индюк. Сидит себе...
Нет. Давайте начнем с самого начала. Вам полагается какое-то вступление, начало, несколько слов объяснения. Хотя бы затем, чтобы вы не думали, что сидеть по воронкам - это для меня что-то нормальное и обыденное, вроде умываться по утрам. Так вот, знайте, это было чистой случайностью. В воронке я очутился в первый раз. И надеюсь, в последний.
Так вот, начать надо с того, что этот день - а был, ребята, четверг с самого начала обещал быть лажовым. Я не успел умыть морду, как зацепил макушкой полочку под зеркалом, ну и вывалил на пол все, что там стояло. Ясное дело, всякие там зубные щетки, расчески, тюбики и пластиковые стаканчики не пострадали. Но там еще стоял стакан с отцовой вставной челюстью. Стакан, как водится, кокнулся вдребезги, а челюсть шмыгнула под ванну и провалилась в водосток. Мне еще дико повезло, что он был забит всякой дрянью и волосами, так что челюсть удалось вытащить, пока она не отправилась путешествовать по закоулкам городской канализации. Фу, мне аж полегчало. Вы прикиньте этот видок: пахан без челюсти? У моего пахана нет зубов. Чернобыль - сами понимаете.
Ну, челюсть я отмыл, зыркая в сторону спальни. Но похоже, пахан так ничего и не услышал. Было всего лишь семь утра, а он в такое время еще привык дрыхнуть. Папаня мой аусгерехнет безработный, так как его выперли с завода пищевых концентратов им.ксендза Скорупки (быв. им.Марселия Новотки). По официальному утверждению, поводом увольнения было неопределенное отношение к вере и неуважение к святым для каждого поляка истинам. Правда, мои школьные друзья прослышали, что на самом деле поводом увольнения был донос. Впрочем, соответствующий истине. Еще при старом режиме пахан ходил на первомайскую демонстрацию, и вдобавок тащил какой-то лозунг. Вы, конечно, догадываетесь, что пахан имеет этот завод в виду заведение в долгах, как в шелках и постоянно бастует. Но мы еще живем ничего, потому что маманя работает у немцев, за рекой, на 'Остпруссише Анилин унд Зодафабрик', входящей в состав 'Четырех Сестер', и зарабатывает там в три раза больше, чем пахан имел на концентратах у Скорупки.
Я шустро подобрал осколки и вытер разлившуюся воду, а потом еще раз протер пол, чтобы 'Коррега Таб' не проел нам линолеум. Маманя тоже ничего не заметила, потому что штукатурилась в большой комнате, глядя очередную 'Династию', которую я записал на видак вчера вечером. Правда, литовскую версию, на польскую я не успел. Маманя по-литовски ни слова не шурупает, но она сама говорит, что в случае 'Династии' это не имеет никакого значения. И потом - литовскую версию перебивают рекламой только три раза и длится она полтора часа.
Я быстро оделся, но сначала включил дистанционкой свой 'Сони'. MTV передавало программу 'Проснувшимся с левой ноги', так что штаны я натягивал, дрыгаясь под звуки 'Завтра', настырно раскручиваемого хита Ивонн Джексон из альбома 'Не могу стоять под дождем'.
- Я пошел, мам! - заорал я, бегом направляясь к двери. - Слышишь?
Маманя, не глядя на меня, напряженно махнула рукой с пурпурными ногтями, а Джейми Ли Верджер, играющая Эриэл Кэррингтон, одну из внучек старого Блейка, что-то сказала по литовски. Блейк завращал глазами и ответил: 'Алексис'. Несмотря ни на что, звучало это не по-литовски.
Я выскочил на улицу, в свежее октябрьское утро. До школы пилить прилично. Но времени у меня было навалом, так что всю дистанцию я решил преодолеть легкой трусцой. Джоггинг, знаете? Здоровье и клевое настроение. Тем более, что городской транспорт еще полгода назад обанкротился.
Я как-то сразу врубился, что что-то не так. А как не врубиться - с северной стороны города, с Маневки, вдруг загремели пушки, а потом так бахнуло, что затрясся весь дом, в здании Морской и Колониальной Лиги с треском вылетели два стекла, а на фасаде киношки 'Палладиум' захлопали плакаты пропагандистского фильма 'Пожалей меня, мама', который крутили по утрам, когда было мало людей.
Через несколько минут бабахнуло снова, а из-за крыш, дымя ракетами, в боевом строю выскочила четверка размалеванных коричнево-зелеными пятнами МИ-28. Снизу по ним ударили трассирующими.
'Снова, - подумал я. - Снова начинается'.
Тогда я еще не знал, кто в кого и за что пуляет. Правда, гадать особо не приходилось. МИ-28 наверняка принадлежали литовцам из дивизии 'Пляхавичус'. Нашей армии тут не было, она была сконцентрирована на украинской границе. Из Львова, Киева и Винницы снова нагло выслали наших эмиссаров-иезуитов, да и в Умани, поговаривали, тоже что-то варилось. То есть отпор шаулисам могла давать или Самооборона, или немцы из Фрайкорпс. Это могли быть и американцы из Сто Первой Авиадесантной дивизии, что квартировала в Гданьске и Кенигсберге, а оттуда летала поливать напалмом плантации в маковом треугольнике Бяла Подляска - Пинск - Ковель.
Но это могло быть и банальное нападение на наш местный 'Кемикал Банк' или разборы между рэкетирами. Правда, я никогда не слыхал, чтобы у рэкетиров из организации 'Наше дело' были МИ-28, но исключить такого было нельзя. Ведь угнал же кто-то в Санкт-Петербурге крейсер 'Аврора' и уплыл на нем в туманные дали. Так почему не вертолет? Вертолет все же легче свистнуть, чем крейсер, разве нет?
А, какая разница. Я сунул на голову наушники и врубил уокмен, чтобы послушать 'Джули', песню группы 'Джизес энд Мэри Чейн', с их нового компакта 'Путешествуя', и дал громкость на всю катушку.
Джули, твоя улыбка так тепла,
Щеки так мягки,
Я краснею, думая о тебе.
Сегодня ты выглядишь так,
Что меня бросает в дрожь.
Джули, ты так чудесна,
Так чудесна...
Когда я проходил подворотню, то застал там соседа и дружка - Прусака; он держал за руку свою младшую сестренку Мышку. Я остановился и снял наушники.
- Хей, Прусак. Привет, Мышка.
- Блирррпп, - сказала Мышка и пустила слюнку, потому что у нее разошлась верхняя губа.
- Привет, Ярек, - сказал Прусак. - В шуле топаешь?
- Топаю. А ты нет?
- Да нет. Ты что, не слышишь? - Прусак махнул рукой в сторону Маневки и вообще на север. - Хрен его знает, что из этого получится. Война, братан, на всю катушку.
- Эт'точно, - согласился я. - И слышно, что ударом отвечают на удар. Ху'з файтинг хум?
- Кайне Анунг. Да и какая разница? Но я же не оставлю Мышку одну.
На втором этаже дома из-за открытых балконных дверей были слышны вопли, визги, звуки ударов и плач.
- Новаковский, - объяснил Прусак, проследив за моим взглядом. Пиздит жену, она записалась в свидетели Иеговы.
- Ясно. И не будешь иметь богов иных, кроме меня, - кивнул я.
- Чего?
- Урпппль, - произнесла Мышка, кривя мордашку и прищурив единственный глаз. Это означало у нее улыбку. Я погладил ее по реденьким светлым волосикам.
Со стороны Маневки раздались взрывы и бешеный лай автоматов.
- Ладно, я пошел, - сказал Прусак. - Мне еще надо окно на кухне скотчем заклеить, а то снова стекло вылетит. Бай, Ярек.
- Бай. Па, Мышка.
- Биирппп, - пискнула Мышка и прыснула слюной.
Мышка некрасивая. Но все ее любят. Я тоже. Ей шесть лет, но никогда не исполнится шестнадцать. Чернобыль, как вы и догадываетесь. Мать Прусака и Мышки как раз лежит в больнице. Нам всем очень интересно, что у нее родится.
- Ах ты сучара! - ревел сверху Новаковский. - Ах ты жидерва! Я эту погань из тебя-то повыбью, макака рыжая!
Я клацнул уокменом и побежал дальше.
Джули, Джули
Мне остается только любить тебя
