удачным повторением одного и того же, одной и той же 'программы', вложеной в вычислительную машину с хромосомами родителей, учебой, формациями и деформациями; что-то, что не является этим портфелем, который несут под рукой, ни этим стетоскопом, ни этой ручкой, ни схемой наших чувств, наших мыслей, всегда похожих, ни чем-то общим от тысячи лиц и свиданий, которые делают нас всегда похожими и одинокими на маленьком острове нашего 'я', и это не 'я', миллион разнообразных вещей, идущих отовсюду: снаружи со всех сторон, сверху, снизу, через жизнь, мир, через существа - 'я' и там, и внутри, где же 'я' ?!
И этот вопрос стал настолько давящим, что однажды мы сделали шаг наружу, шаг в ничто, которое было чем-то, но это было единственным выходом со свинцового острова. И, мало-помалу, в этом маленьком пустом пространстве между тенью механического 'я' и этим чем-то или этим ничем, которое смотрит на все, мы увидели, как в нас возрастает пламя необходимости - необходимости, которая становится все более и более интенсивной и кричащей по мере того, как сгущается мрак в нас, и пламя горит в этой давящей пустоте. И медленно-медленно, как отсвет зари ночью, как далекий город в тумане, мы видим возникновение слабых, мигающих потоков света, смутных призраков, таких смутных, что они были похожи на огоньки в темном море, и было непонятно, находились ли они в двадцати метрах или в десяти милях, если это не было отблеском какой-нибудь звезды.
И это ничто было уже чем-то в мире, где абсолютно ничего не было. Но мы упорствовали. Пламя необходимости укоренилось в нас ( или вне нас, или на мес те нас?), стало нашим спутником, нашим присутствием в отсутствии всего, нашей точкой референции, интимной точкой, которая вспыхивает и пылает - вот и все.
И чем больше оно увеличивалось в нас, настойчиво взывая в это удушаающее и пустое ничто, тем четче вырисовывались призраки, увеличивались, вспыхивая поч ти повсюду под нашими ногами будто для того, чтобы сказать нам 'Ты видишь, ты видишь', как если бы взывание к новому миру заставляло его рождаться, как если бы что-то отвечало на его зов. И маленькие хрупкие огоньки слились, утвердились, образовали линии, координаты, проходы,и мы начали входить в другую страну, в другое сознание, в другое функционирование бытия, - но где же я во всем этом, где тот, который руководит и владеет, этот единственный путешественнник, этот центр, который не обезьяна и не человек?
И тогда мы посмотрели направо и навлево: где я, кто я?... Нет меня! ни единого следа, ни единого намека, для чего все это служит? Есть маленькая тень впереди, которая захватывае, собирает в кучу чувства, мысли, возможности, планы, как нищий, который боится, что его обворуют, который боится не иметь; он собирает сокровища на своем острове и умирает от жажды, от жажды посреди огромной водной глади. Он сооружает защитные линии и воздвигает замки против этой необъятности, слишком огромной для него. Но мы покинули этот оловянный остров, мы разрушили крепость, которая не была настолько уж укреплена.
И мы вошли в другой поток, который кажется неисчерпаемым сокровищем, беззаботно растрачивающим себя: что мы должны вынести из этой минуты, когда следующая минута, это другое богатство; о чем мы должны думать и что предвидеть?
Жизнь организуется по другому плану, который опрокидывает все старые планы и иногда, на секунду, приоткрывает, как взрыв смеха, неожиданное чудо, внезапную свободу, полное снятие цепей старой программы, легкий закончик, который течет сквозь пальцы, открывает все двери, устраняет одним щелчком неизбежные последствия и все старые железные законы, и оставляет нас на мгновение озадаченных на пороге невероятного солнечного освещения, как если бы мы перешли в другую Солнечную систему, - которая, может быть, вовсе и не система, - и как если бы разрыв механических границ изнутри вызвал такой же разрыв механических границ снаружи. Может быть, мы имеем дело с единственным и тем же самым Механизмом, и его законы являются цепью его собственной цепи.
Однако есть логика в этой другой манере существования, и именно эту логику нам нужно поймать в ловушку, если это возможно, если мы хотим сознательно управлять переходом в другое состояние не только в нашей жизни внутри, но и в нашей жизни снаружи. Нужно знать правила перехода.
По правде говоря, они не даются легко в руки, потому что они очень просты. Нужно экспериментировать, смотреть, неустанно наблюдать и особенно-особенно смотреть в микоскопический мир. И мы предпологаем, что большие приматы прежних времен, которые пытались стать людьми, должны были мало-помалу обнаруживать секрет другого состояния через тысячи молниеносных мгновений, когда они замечали, что эта таинственная мелкая вибрация, которая установилась между ними и их механическим действием, имела власть обработать иначе жест и его результат; нематериальный принцип окольным путем начинал изменять материю и законы лазания по деревьям. И представим еще, что они, наверное, были поражены незначительностью движения,которое вело к таким огромным последствиям (и именно поэтому от них так долго ускользало все - это было слишком просто): 'это' не бралось за большие операции, за серьезные обезьяньи дела, а только за маленькие жесты,за камень, который поднимают случайно на краю дороги и который удерживают на мгновение в руке, за этот солнечный лучик на молодом побеге среди миллионов других в лесу, настолько похожих и опасных. Но на этот побег и на этот булыжник смотрят уже по-другому. И все заключается именно в этой разнице.
Значит нет мелочей для искателя нового мира, и мельчайшее колебание спосо ба внутренней, вибрации тщательно замечается вместе с тем жестом, который его сопровождает, с возникающими при этом обстоятельствами, с лицом, которое промелькнет, но мы все называем 'вибрация'; мысль очень мало что может увидеть в этом, она принадлежит к старой ментальной гимнастике и совершенно не влияет на новое сознание так же, как лазание по деоевьям ничего не давало для появления первой мысли. Это скорее как перемена внутренней окраски, игра мимолетных теней и маленьких лучиков света солнца, легкости и тяжести, бесконечные варианты ритма, толчки и спокойное течение, внезапное давление, которое заставляет широко открывать глаза, проблески, недомогания, необъяснимые погружения. Нет ничего бесполезного, нет напрасных ростков в лесу, нет 'заторов' и нет вещей, которые надо отстранить, нет неприятных обстоятельств, несвоевременных встреч, несчастных случаев - все полезно для искателя нового мира, все является почвой для изучения... можно даже сказать, что все дается для того чтобы обучить его.
И исследователь начинает обнаруживать первое правило перехода: все движет ся в одном направлении. Все придерживается одного направления! Нет заторов! Нет противников, нет препятствий, несчастных случаев, отрицательных вещей все положительно в высшей степени, все подает нам знак, толкает нас к открытию. Нет вещей незначительных, есть только неосознанные моменты. Нет вынужденных обстоятельств, есть только ложные положения.
Но каково же это положение, котороое заставит брызнуть новое сознание, ка ков же этот взгляд, который способен увидеть другое!
Положение очень простое - мы уже это сказали - надо вначале выйти из меха низма, из его зубчатого сцепления и жить в этом пространстве позади. Мы говорим 'позади',но мы четко не знаем есть ли впереди, сзади, не знаем, вверху ли, внизу - это только дистанция между 'самим собой', старая тень, нечто вроде доминирующего положения и удаленного, как если бы тень составляла часть картины, на которую смотрят среди многих других вещей, но КТО смотрит? Где то самое 'я', которое смотрит?...
И здесь тоже странное 'я', которое не есть 'я'.Можно сказать, что 'я' не нахожусь в теле, в центре ментальной и витальной паутины, но что тело во мне, со множеством прочих вещей.
И чем более полно осуществляется отцепление от механизма, тем более кажет ся, что это 'я' простирается, касается множества точек, способно жить в различных других местах без трудности преодоления расстояний, как если бы оно больше не зависело от напрвлений, и, может быть, оно могло бы жить бесконечно здесь или там, в зависимости от того, куда направляется луч, это бесконечное 'я'.
Таким образом, основным условием является это маленькое светлое пространство позади, этот поток, который увеличивается: нужно, чтобы среда была ясной, иначе все путается и больше нет видения всего,а появляется снова старая привычная машина.
Но эта ясность является основным условием только для другой вещи: инструмент прочищается перед пользованием. И мы возвращаемся к нашему вопросу: каков же этот взгляд, который 'откапывает' новое сознание? Поскольку речь идет именно об откапывании: это здесь, это находится не в небесах за миллионы километров и не космосе. Это так близко, что его не видно, это имеет вид пустяка, что мимо него проходят, как обеьяна проходящая тысячи раз около реки и не заметившая потока энергии, который мог бы изменить
