- Про милых и все такое?
Привязалась! Надвинулась вплотную, с ума сойти. Но кто-то трогает его с другой стороны за плечо и шепчет на ухо. Вот спасибо, Билл О'Коннор.
- Мы завтра на охоту собираемся. Пойдешь с нами? Мы бы и сегодня тебя повели, только сегодня нельзя, понятное дело. Мы кроликов стреляем. Один раз кенгуру принесли. Красавец!
Еще один парень, здоровый такой, мускулистый, пригнулся из заднего ряда.
- Ты про завтрашний день его спрашиваешь? Что скажешь, Джошуа? Мы зайдем за тобой часов в девять, ладно? Если пойдешь, захвати с собой завтрак.
Джошу опять стало не по себе: это что же, снова вызов? Он и ружья в руках, можно сказать, не держал, как-то по консервным банкам стреляли с ребятами, да и то он все мазал. Но все-таки он ухватился за приглашение и кивнул, чтобы только избавиться от приставаний пучеглазой, он даже чуть было не сказал им: 'А почему же не сегодня? Зачем откладывать охоту на завтра? Пошли прямо сейчас'. Но в это время Бетси пробралась к ним и села рядом с мускулистым парнем, и у Джоша все вылетело из головы. Он старался не пялиться на нее и украдкой разглядывал ее округлые изгибы, а пучеглазая все толкала его в бок и спрашивала: 'И про любовь ты тоже пишешь стихи?' Покою от нее нет, да и невежливо больше делать вид, будто ты ее не замечаешь.
- Я вообще ни о чем не пишу, - отвечает Джош сдавленным голосом. Почти совсем бросил.
- А мисс Плаумен говорила иначе.
- Отстань от него, Лора, - раздраженно шипит на нее мускулистый парень. - И не толкайся. Вечно она со стихами лезет. Не обращай внимания.
- Сам не лезь не в свое дело, Гарри. Я только хочу узнать, о чем он пишет стихи. По-дружески. Что же в этом плохого?
- Ты ему мешаешь, Лора.
- Неправда. Разве я тебе мешаю, Джошуа? Ведь нет же? Я стараюсь, чтобы он среди нас не чувствовал себя одиноким. Он просто смущается, правда, Джошуа? Я-то хорошо знаю, каково это, когда тебе одиноко среди людей.
- Да бога ради, отвяжись от него, сестра! Человек не хочет разговаривать, его право.
Кажется, он ввязался в семейную распрю, которой ни начала, ни конца не видно, а у Лоры, во всяком случае, не было в мыслях ничего худого. И Джош говорит заикаясь, потому что всем вокруг неловко:
- Я тебе расскажу; Лора, расскажу. Только потом.
Но почему-то ее брата Гарри это, кажется, только еще больше разозлило. Но тут раздались звуки органа, и все сразу встали и молча повернулись лицом к алтарю. Удивительно даже. Джош слышал биение своего сердца, ему было как-то неловко, непривычно, да еще эта Лора льнет сбоку, будто она с ним знакома давным-давно, а не только что познакомились, будто она всегда его знала, а вот он ее - нет. Хоть бы тетя Клара была поблизости, но от тети Клары ему видна только тулья шляпы, и тетя Клара в это время берет еще один аккорд. И все запели, все поют, надрываются, слов не разобрать, слова все какие-то незнакомые, что-то про 'счастье во благовремение', и про 'денницу восставшую', и еще про 'луч небес на равнинах'. На слух Джоша - полная бессмыслица, и остальные тоже сами не знают, что поют. Это сразу заметно. Поют оглушительно, во всю глотку, не заглядывая в книжку и не сознавая значения ни единого слова.
Джош начинает дрожать с головы до ног, ему страшно в этом незнакомом мире, он не знает, как себя вести. Никто вокруг него не подозревает, что перед ними Плаумен, который еще никогда в жизни не бывал в воскресной школе.
8
Обратный путь по улице до тетиклариной коричневой калитки. Билл О'Коннор вышагивает с одной стороны, Гарри Джонс, играя мышцами, топает с другой, они наперебой объясняют ему и переговариваются через его голову тут и капканы, которые они каждый вечер ставят в овраге ('Отличная вещь жирный, мясистый кролик, а, Джошуа?'), и купанье у запруды, и крикетный матч с командой из Кроксли, назначенный на вторник.
- Они так задаются, прямо жуть. Надо им всыпать разок, чтобы знали. Ты как в крикет, умеешь? Кому же и выступать за нашу команду, если не Плаумену?
Тут же Лора, дышит ему прямо в затылок, а Бетси нигде не видно, и малышня теснится под ногами и за спиной, и солнце палит, и с обочин то и дело взлетают тучи пыли. Здесь у них ветер никогда не стихает, что ли?
- Сегодня мистер Стокдейл читает проповедь, - объявляет тетя Клара, будто это невесть какое важное событие. - Он любит видеть среди слушателей юные лица. Надеюсь, что кто-нибудь из вас пойдет к трем часам и доставит ему это удовольствие.
Еще того не легче, Джош понимает намек. А тут еще Лора:
- Но он так длинно говорит, мисс Плаумен! В прошлый раз когда он приезжал, то дочитал одну проповедь и сразу начал вторую.
- Лора!
- Правда, правда, мисс Плаумен! Я уж думала, он никогда не кончит.
- Мы все не совершенны, моя милая. У каждого из нас свои слабости. Если мы не всегда разделяем пристрастие мистера Стокдейла к многословию, это еще не значит, что мы не можем ничему научиться, сидя у его ног.
- Я лучше у ваших ног буду учиться, мисс Плаумен.
- Благодарю тебя, Лора, но тебе не удастся вскружить мне голову лестью. Мы с Джошуа будем на сегодняшней проповеди. Приходи и ты, займешь свободное место на нашей скамье, а потом попьем чаю у меня в доме. Помнится, у меня остался от ужина пирог с яйцами и ветчиной.
Она уже взялась за ручку калитки, а ребята все не расходились. Их удивительная любовь к тете Кларе совсем замучила Джоша. Не одна же она ведет занятия в воскресной школе. Почему они не донимают своей преданностью других наставников? Час и двадцать минут просидели, не сходя с места, - псалмы, молитвы, отрывки из Библии наизусть, все больше о том, как господь перебил десятки тысяч древних египтян за то, что не тому, кому надо, молились. Уместно ли убеленной сединами даме выхваляться таким богом? Ребята теснятся вокруг, на их лицах улыбки, их столько здесь, видимо-невидимо, Джош молит бога, чтобы они наконец ушли. Кончится ли когда-нибудь эта мука?
Он уже едва держится на ногах, он так устал все время притворяться.
- До свидания, мисс Плаумен.
- До встречи, Джошуа.
- Я постараюсь прийти в церковь, мисс Плаумен, правда, мы собирались гулять с папой...
- А он с петрушкой, ваш пирог, мисс Плаумен?
- Не забудь захватить завтрак, Джошуа.
- Ну да, мисс Плаумен, мы его берем завтра на охоту, уже договорились. А тренироваться в крикет зато будем сегодня.
Можно подумать, что завтрашнюю охоту ему нарочно подстроили, что все это - заговор.
И вот он снова в доме, где все золоченое и странное и пахнет лавандой, он стоит в коридоре лицом к лицу с тетей Кларой в зловещем свете разноцветных стекол у двери, голова у него гудит, и скулы свело от многочасового жизнерадостного оскала, стоит и боится шумного объяснения, которое сейчас все-таки произойдет. Боится, но и ждет его. Время наступило. У тети Клары лицо принимает натянутое выражение.
- Проходи на кухню, сейчас заварим чай. Это одна минута. Вода горячая есть.
Он покорно тащится за нею в полумрак, глаза со свету ничего не различают, не видно, куда идти. И опять эта ужасная портьера из нитей шуршит, как тростник. И щекочет.
- Можешь снять пиджак, если хочешь. И пойди, пожалуй, посиди пока на веранде. Я к тебе выйду. Там ветерок обдувает, мух не будет.
Джош перешагивает через белого ощерившегося кота, едва подавив в себе вредное желание наступить на него и еще потопать. На ходу кинул пиджак на спинку стула, устало распустил узел галстука. Ветер треплет розы, швыряет о стену облетевшие лепестки, весь сад охвачен зеленым смятением и трепетом, а в небе белесая дымка, и у Джоша перехватывает горло.
Эх, Джош...
Обессиленный, опустошенный, он опускается в плетеное кресло. Голова кружится, может быть, даже стошнит - тогда полегчает.
