Когда возвращались в общежитие, Яшка хмыкнул и сказал:
'А ларчик просто открывался', как говаривал дедушка Крылов. То, что вы с Голубом считали вожделенным нуль-веществом, не дающим радиации после облучения, оказалось не мифическим нейтридом, а обыкновенным, вульгарным стабильным веществом. Нуль-вещество это просто медь, вот и все!
'Вы с Голубом'? переспросил я. А ты разве не считал?
Я? А что я? Яшка удивленно и ясно посмотрел на меня своими голубыми глазами. Я исполнитель. И кто меня спрашивал?
Вот сукин сын!
... Ничего не будет: ни атомных двигателей величиной с мотор, ни ракет из нейтрида, садящихся на Солнце, ни машин из нейтрида, разрезающих горы, ничего! Зачем же мы с Сердюком лезли в камеру, под радиацию, рисковали здоровьем, если не жизнью? Для того, чтобы хихикал Яшка? Чтобы все скептики теперь злорадно завыли: 'Я ж говорил, я предупреждал! Я ж сомневался! Я внутренне не верил в эту научную аферу!' О, таких теперь найдется немало!
10 марта. В лаборатории скучно.
Иван Гаврилович Голуб сидит за своим столом, что- то рассчитывает весь в клубах папиросного дыма.
Мы с Алексеем Осиповичем Сердюком помаленьку проводим облучения по прежней программе. Якин делает анализы. Исследования нужно довести до конца, план положено выполнять... А на кой черт его выполнять, когда уже известно, чем все окончится?
2 апреля. Сегодня Яшка закатил скандал. Последнее время он вообще работал из рук вон небрежно и вот нарвался на неприятность. Мы дали ему для анализа слиток недавно облученного калия. Он заложил стаканчик, в котором под слоем керосина лежал этот слиток, в свою 'горячую' камеру и, посвистывая, начал орудовать манипуляторами... Я сначала увидел только, как из окна 'горячей' камеры глянули оранжевые блики. Яшка покраснел и нерешительно вертел рукоятками манипуляторов.
Я подскочил к нему: в камере, в большой чашке с водой метались серебристые, горящие оранжевым пламенем капли расплавившегося калия.
Ты что?
Да уронил нечаянно слиток в воду... пробормотал Яшка. А красиво горит, правда?
Дурак! Он же сильно радиоактивный, теперь камера выйдет из строя!..
Я оттолкнул его, попытался выловить горящие капли пальцами манипуляторов, но ничего не получалось. Калий горел.
Подбежала Оксана, увидела пламя и вскрикнула:
Ой, пожар!..
Подошли Иван Гаврилович и Сердюк. Голуб хмуро посмотрел через стекло: капли уже догорали, в камере все застилал дым.
Так... Он повернулся к Якину.
Тот потупился, приготовясь выслушать разнос.
Но Голуб изобрел нечто другое. Неожиданно для всех он заговорил мягким лекторским тоном:
Калий, молодой человек, имеет удельный вес ноль целых восемьдесят четыре сотых единицы. Если напомнить вам, что удельный вес воды равен единице, то вы легко сможете догадаться, что калий должен плавать в воде, что мы и видим. Существенно также то, что калий, опущенный в воду, бурно реагирует с нею, выделяя из воды тепло и водород. Затем калий и водород загораются, что мы также видим. Он широким жестом показал в сторону камеры.
Сердюк смеялся откровенно и даже нахально. Оксана, тоже понявшая замысел Ивана Гавриловича, прыскала в ладошку. Яшка стоял красный как рак.
Поэтому, молодой человек, закончил Иван Гаврилович, калий хранят не в воде, а в керосине, в котором он не окисляется и не горит, а также не плавает... Вот так!
Яшка не ожидал, что его так издевательски просто высекут: ему, инженеру, объяснять, как семикласснику, что такое калий! Теперь он был уже не красный, а бледный.
Спасибо, Иван Гаврилович... ответил он; голос его дрожал. Спасибо за первые полезные сведения, которые я получил за год работы в вашей лаборатории...
Это было сказано явно со зла. И все это поняли.
Голуб даже оторопел:
То есть... что вы хотите этим сказать?
А всего лишь то, что из всех наших опытов только этот, так сказать, 'эксперимент' с калием имеет очевидную ценность для науки, со злым спокойствием объяснил Яшка.
Выходит... вы считаете нашу работу... ненужной?
Уже давно.
На багровом лбу Голуба вздулась толстая синяя жила. Но он начал спокойно:
Я здесь никого не держу... И тут он не выдержал и заорал так громко и неприятно, что Оксана даже отступила на шаг: Вы можете уходить! Да! Убирайтесь куда угодно! Возвращайтесь на школьную скамью и пополните свои скудные знания по химии! Да! Никогда я не наблюдал ничего более постыдного, чем эта защита собственного невежества! Вы оскорбили не меня, вы оскорбили нашу работу!.. Уходите! Голуб постепенно успокаивался: Словом, я освобождаю вас от работы... За техническую неграмотность и за порчу камеры. Можете искать себе другое, более теплое место в науке. Он повернулся и пошел к своему столу.
Яшка, несколько ошеломленный таким оборотом дела, вопросительно посмотрел на нас с Сердюком. Я молчал. Сердюк, отвернувшись, курил. Яшка нерешительно кивнул в сторону Голуба и, ища сочувствия, с ухмылкой проговорил:
Вида-ал какой? Дай прикурить, и наклонился к папиросе Сердюка.
Сердюк зло кинул окурок в пепельницу. Под его скулами заиграли желваки. Он повернулся к Яшке:
Иди отсюда! А то так 'дам прикурить'!.. Паникер!
Якин снова вспыхнул как мак и быстро пошел к двери.
Краснеет... сказал Сердюк. Ну, если человек краснеет, то еще не все потеряно...
И Яшка ушел. Пожалуй, если бы Сердюк наподдал ему разок-другой, я не стал бы за него заступаться...
НА ПОСЛЕДНЕМ ДЫХАНИИ
16 апреля. Итак, исполнился год с того дня, как я в Днепровске. Снова апрель, снова веселые зеленые брызги на ветках деревьев. Тогда были мечты, радостные и неопределенные: приехать, удивить мир, сделать открытие. Смешно вспоминать... Все вышло не так: я просто работал. Итогов можно не подводить, их еще нет. А когда будут, то обрадуют ли они нас?
Голуб последнее время изводит себя работой и сильно сдал: серое лицо, отечные мешки под глазами, красные веки. Он все пытается точно рассчитать 'задачу о нейтриде'.
Яшка уже устроился. Как-то я столкнулся с ним в коридоре.
Порядок! сообщил он. Буду работать у электрофизиков. Там народ понимающий: работают, 'не прикладая рук', а между тем в журналах статейки печатают то о полупроводниках, то о сверхпроводимости... Ребята неплохие. Смотри, Колька: не прогадай вместе со своим Голубом, ведь тебе тоже пора сколачивать научный капиталец. А там, в семнадцатой лаборатории... словом, неужели ты не чувствуешь, что природа повернулась к вам не тем местом? Впрочем, пока!.. Я побежал...
Нет, Яшка! Научного ловчилы из меня не получится. 'Сколачивать научный капиталец'... Чудак! Пожалуй, он просто сильно обижен Голубом (оба они тогда зря полезли в бутылку) и теперь ищет утешения в цинизме. Бравирует.
... В науке, как и в жизни, вероятно, следует всегда идти до конца. Идти, не сворачивая, каким бы этот конец ни оказался. Пусть мы не получим нейтрид все равно. Зато мы докажем, что этим путем получить его невозможно. И это уже не мало: люди, которые начнут (пусть даже не скоро) снова искать ядерный материал, сберегут свои силы, будут более точно знать направление поисков. И наша работа не впустую, нет... Нейтрид все равно будет получен не нами, так другими. Потому что он необходим ядерной технике, потому что такова логика науки. А научные 'кормушки' пусть себе ищут Якины...
Мы медленно идем по программе: приближаемся к облучению самыми медленными, тепловыми
