Пятое путешествие Гулливера

Слово «альдоканто» означает у островитян и прозрачность, и открытость, и честность, и разумность, и телесно-душевное здоровье… Все сразу. Соответственно слово «виркинтино» имеет значение не только «больной», но и дурак, и даже «прохвост». Ну как не дурак, не сомнительная личность: ты прозрачен, можешь не только чувствовать, но и видеть все в себе для точного самоконтроля, с помощью «линз» и зеркал можешь обнаружить в самом начале нездоровье любого органа по его помутнению (от накопления там мертвых веществ), знаешь, как устранить его самососредоточением… почему же ты нездоров?!

Такому подходу учат с детства. В школах острова невозможен ликующий вопль: «Ура, учитель болен!» — там учитель не бывает болен. «Больной учитель» для тикитаков столь же нелепое понятие, как для нас «неграмотный учитель». Более того, и прихворнувший ученик не может рассчитывать на то, что родители его оставят дома, уложат в постель и будут пичкать вкусненьким: бедный виркинтино плетется в свой класс со смятением в душе, как невыучивший уроки; а там — для поправки и в назидание другим — он получает порцию целительной боли. В случае насморка, например (наиболее распространенного и чуть ли не единственного недомогания у тикитакских детей), если школяру заложило одну ноздрю, учитель-самовед отвешивает ему точно дозированную оплеуху но надлежащей щеке; если заложило обе — по обеим. При этом замечательно, что в следующий раз насморк может пройти от одного строгого взгляда учителя.

Воспалительные процессы прекращают теми хорошо знакомыми мне щипками с вывертами в местах нервных центров, а в трудных случаях — и массажем прутиками по здоровым частям тела; последнее именуют процедурой «перераспределения здоровья».

Подзатыльники же — очень легкие, почти касания — учителя и родители употребляют исключительно для регулировки деятельности мозга детей: чтобы переместить видимое по приливу крови возбуждение из его двигательной области (в затылочной и теменной части) в лобную область мышления и внимания.

И поскольку боль как целительное средство заменяет на острове все лекарства, тикитаки никогда не применяют ее с целью обиды, унижения, наказания или чтобы заставить сделать человека то, чего он не желает. Так воздействуют только на животных.

…Сопоставив цветущее здоровье островитян с бедственным положением моего тестя-медика и его коллег, чьи услуги никому не нужны, я задумался: сколь печальна судьба медицины! Чем больше вырастит хлеба, овощей и иных продуктов земледелец, тем больше людей прокормится его трудом, больше их будет — и тем еще возрастет спрос на его работу. Чем больше домов выстроит строитель, тем лучше в них будут жить и множиться люди — и тем возрастет спрос на новые дома, на его труд. А врач… чем больше он искоренит болезней, тем меньше спрос на его труд! Тем все меньше нужно врачей.

Но по возвращению в Англию я осмотрелся — и успокоился. Наши медики умеют учитывать горький опыт тикитакских коллег, даже не зная о нем. Они всегда блюдут свои интересы. Так что уж где-где, а в Европе всегда чем больше будет врачей, тем больше и больных.

Глава седьмая

Автора вызывают во дворец. Описание приема. Доклад академической комиссии о жизни темнотиков. Автор высмеян, но затем и обласкан королем. Размышления автора о выгодах прозрачности

— «Доклад его величеству Зие Тик-Так XXIX и его превосходительству Агрипардону-Так, министру заморских территорий, о результатах пробы на прозрачность Демихома Гули, именующего себя Лемюэлем Гулливером. Этот заморский темнотик был подобран год назад на западном берегу неподалеку от Грондтики в бедственном состоянии, подвергнут опрозрачниванию и необходимому лечению, затем отдан под присмотр медику Имельдину. Реакция на опрозрачнивание у него в целом протекала удовлетворительно: не спятил и не спился, как некоторые его предшественники; этому, вероятно, способствовало то, что упомянутый Демихом сам причастен к медицине — разумеется, на знахарско-дикарском уровне — и вид „инто“ не был для него неожиданным. Отличается некоторой смышленостью и добрым нравом: так, согрешив с дочерью опекуна, он сразу женился на ней и ведет с тех пор жизнь примерного семьянина. (А все мы помним о разнузданном поведении иных темнотиков, оказавшихся нагими среди обнаженных самок). Недавно у них родился сын. Ребенок нормален. Демихом Гули овладел тикитанто в пределах, возможных для заморского жителя. Исполняет простые работы. В сущности, кроме известного эпизода в первый день, когда он, питаясь, показал некультурность своего племени, нам более не в чем его упрекнуть…»

Я слушал эти комплименты, стоя на коврике в центре тронного павильона. Слева от меня находился Имельдин. Справа на отдельном ковре возвышался все тот же долговязый Донесман-Тик, глава академической комиссии. Он и читал доклад.

Предо мной восседало правительство во главе с королем. Сам Зия в бамбуковом кресле с подлокотниками, а по обе стороны на длинных скамьях — по десять министров, чьи внешние размеры, как и величины органов в «инто», правильным образом убывали от середины, от монарха, к краям. Я уже знал, кто есть кто, и видел, что между величиной тел сановников и значимостью их поста нет прямого соответствия: так, по правую руку от короля сидел дон Реторто-Тик, министр этикета и престижа, по левую — Тиндемон-Так, министр запретов в зеркалоделии; а вот министр запретов в торговле фон Флик, лицо куда более серьезное, примостился на краю правой скамьи. Видимо, навести и такой ранжир было просто невозможно. И Агрипардон-Так, которому наряду с монархом адресовался доклад АН, в силу щуплости и внутренней невзрачности (он лишь недавно вышел из Ямы) сидел последним слева. («Какими заморскими территориями он ведает?» — спросил я у тестя. «Как какими! Всеми, которые за морями»). «Инто» Агрипардона выражало не меньшее достоинство, чем у прочих министров; и не подумаешь, что еще неделю назад он дробил гранит, искал алмазы.

…Вызов во дворец на прием по случаю полнолуния последовал по видеосвязи еще утром; запросили также, когда прислать лошадей. Имельдин, но моей просьбе, просигналил, чтобы слали сразу. Поэтому до начала торжества у меня оказалось немало времени для осмотра дворца. У тестя среди челяди и чиновников были знакомцы (они устраивали ему заказы на внутреннее декорирование придворных дам), которые охотно согласились меня всюду поводить. Я увидел немало интересного: зеркально-стеклянные павильоны с распахивающимися поворотными крышами и великолепным убранством, картинную галерею царствующего дома, где были изображены лучезарные «инто» Зий, освещающие подданных и пейзаж, до тринадцатого колена; поднялся даже на Башню Последнего Луча под зеркальную чашу и любовался оттуда островом и морем. Но самое сильное впечатление оставила Яма — дворцовая и единственная на острове тюрьма. (Нужды в других нет, поскольку — помимо должностных преступлений, о которых я упоминал, — единственным караемым проступком здесь является ненасильственный отъем внутренних украшений: носителя их задерживают в укромном месте, пока украшения не покинут его естественным образом, затем с миром отпускают; да и такое бывает редко). Увидев копошащихся на дне глубокого котлована, охраняемого дамами-линзами и зеркальщиками, я заметил провожатому: «Вот это прозрачность, я понимаю, только скелеты и видны!» — «А там нечего больше и видеть», — усмехнулся тот.

В Яму помещают до востребования — до монаршей милости, которая сразу и освобождает, и возносит. Надеждой на эту милость и на то, как хорошо будет осененному ею, получившему сразу и пост, возможность вольготно жить и наживаться, — питают рудокопов вместо завтрака и ужина, а по четным дням — и вместо обеда. Стоящий наверху проповедует, собравшиеся внизу горестно подвывают и обещают стараться.

Вот и Агрипардон-Так провел в Яме немало лет (за отнятую когда-то «Змейку») и был востребован, лишь когда предыдущий министр заморских территорий, имевший тот же 16-й размер печени и сходные параметры иных органов, любитель бешеных скачек, загремел с лошадью с обрыва. Все размеры и величины параметров «инто» как правительственных чиновников, так и преступников в Яме, имеются в королевской картотеке.

Это заведено издавна, так монархи здесь обеспечивают себе славу милостивых и бесконечно