тысячелетий происходят изменения положений Земли под Солнцем - вот что и важно!
Сорок тысяч лет назад Солнце было обращено к южному полушарию, и у нас на севере ползли льды. В разных местах - и вероятнее всего в Центральной Азии возникли племена человеко-обезьян, собранных в коллектив суровой геофизической необходимостью. В течение этого цикла прецессии появились первые культуры. Потом, когда через тринадцать тысяч лет северное и южное полушария поменялись местами под Солнцем, некоторые племена появились и в южном полушарии...
Следующее оледенение в северном полушарии начнется через двенадцать-тринадцать тысячелетий. Человечество сейчас несравненно сильнее, оно может справиться с этой опасностью, если... если оно к тому времени еще будет существовать. Но я уверен, что его уже не будет тогда. Мы идем к собственной гибели так скоро, как только позволяет развитие совремеиной науки... Я пережил две мировые войны: первую солдатом и вторую в Майданеке. Я присутствовал при испытаниях атомных и водородных бомб и все-таки не могу представить, как будет выглядеть третья война. Это ужасно!.. Но еще ужаснее люди, которые с научной точностью заявляют: война начнется через столько-то месяцев. Массированный атомный удар по крупным промышленным центрам противника. Грандиозные радиоактивные пустыни. Это говорят ученые! Мало того, они рассчитывают, как обеспечить наиболее эффективное заражение радиацией почвы, воды, воздуха. Мне недавно пришлось познакомиться с одной научной работой американцев - в ней доказывалось, что для максимального выброса радиоактивного грунта атомный снаряд должен проникнуть в землю не менее чем на пятьдесят футов. Научный кошмар!.. - Берн схватился за голову и вскочил на ноги.
Солнце уже село, и наступила душная ночь. Редкие и неяркие звезды, не мигая, висели в темно-синем, быстро чернеющем пространстве. Пустыня тоже была черной, и отличить ее от неба можно было лишь по тому, что на ней не было звезд.
Профессор уже успокоился и говорил задумчиво, почти без интонаций. Но от его невыразительной речи у Нимайера, несмотря на жару, по коже пробегали мурашки.
- ...Ядерные бомбы, пожалуй, не испепелят планету. Но это будет и необязательным: они насытят атмосферу Земли предельной радиоактивностью. А вы ведь знаете, как влияет радиация на деторождаемость. Уцелевшие остатки человечества в течение нескольких поколений выродятся в дегенератов, неспособных справиться с невероятно усложнившейся жизнью. Может быть, люди успеют изобрести еще более совершенные и утонченные орудия массового самоубийства. И чем позже начнется третья и всеобщая бойня, тем она будет страшнее. А за свою жизнь я еще не видел, чтобы люди упустили возможность подраться. Тогда ко времени окончания очередного цикла на нашем космическом шарике не останется мыслящих существ.
Профессор раскинул руки навстречу мертвым пескам.
- Долго будет вращаться под Солнцем планета, и будет на ней пусто и тихо, как в этой пустыне. Коррозия уничтожит железо, постройки рассыплются. Потом надвинется новый ледник, толщи льдов, как губка, сотрут с лица планеты мертвые остатки нашей неудачливой цивилизации... Все! Земля очистилась и готова принять на себя новое человечество. Сейчас мы, люди, сильно тормозим развитие всех животных: мы тесним их, истребляем, уничтожаем редкие породы. Когда человечество исчезнет, освобожденный животный мир начнет бурно развиваться и количественно и качественно. Ко времени нового оледенения высшие обезьяны будут достаточно подготовлены к тому, чтобы начать мыслить. Так должно появиться новое человечество - возможно, оно будет удачливее нашего.
- Простите, профессор! - воскликнул Нимайер. - Но на земле не од'и безумцы и самоубийцы!
- Вы правы, - горько усмехнулся Берн. - Но один безумец может столько бед натворить, что и тысячи мудрецов не спасут. И я собираюсь проверять, придет ли новое человечество. Реле времени в моей установке, - Берн кивнул в сторону шахты, - содержит радиоактивный изотоп углерода с периодом полураспада около восьми тысяч лет. Реле рассчитано на срабатывание через сто восемьдесят веков: к тому времени радиация изотопа уменьшится настолько, что листики электроскопа сойдутся и замкнут цепь. Эта мертвая пустыня тогда уже снова превратится в цветущие субтропики, и здесь будут наиболее благоприятные условия для жизни новых человеко-обезьян.
Нимайер вскочил и взволнованно заговорил:
- Хорошо, поджигатели войны - безумцы. А вы? Ваше решение? Вы хотите заморозить себя на восемнадцать тысяч лет!
- Ну, зачем же так просто: 'заморозить', - спокойно возразил Берн. Здесь целый комплекс обратимой смерти: охлаждение, усыпление, антибиотики...
- Но ведь это же самоубийство! - закричал Нимайер. - Вы меня не переубедите. Еще не поздно...
- Нет. Риск здесь не больший, чем при любом сложном эксперименте. Вы же знаете, что лет сорок назад в сибирской тундре из слоев вечной мерзлоты извлекли труп мамонта. Мясо его настолько сохранилось, что им охотно питались собаки. Если труп мамонта в естественных условиях сохранял свежесть десятки тысяч лет, то почему я не смогу сохранить себя в научно рассчитанных и проверенных условиях! А ваши полупроводниковые термоэлементы последнего типа позволят надежно преобразовать тепло в электрический ток да заодно еще дадут охлаждение. Я полагаю, что они не подведут меня за эти восемнадцать тысяч лет, а?
Нимайер пожал плечами.
- Термоэлементы, конечно, не подведут. Это предельно простые устройства, да и условия в шахте для них самые благоприятные: малые колебания температуры, отсутствие влаги... Можно поручиться, что они выдержат этот срок не хуже мамонта. Ну, а остальные приборы? Если за восемнадцать тысячелетий сломается хоть один...
Берн расправил тело и потянулся.
- Остальным приборам не придется выдерживать этот громадный срок. Они сработают только дважды: завтра утром и через сто восемьдесят веков, в начале следующего цикла жизни нашей планеты. Все остальное время они будут законсервированы вместе со мной в камере.
- Скажите, профессор, вы... по-прежнему твердо верите в конец нашего человечества?
- В это страшно верить, - задумчиво сказал Берн. - Но кроме того, что я ученый, я еще и человек. Поэтому я хочу посмотреть сам... Ну, давайте спать. Завтра нам предстоит еще немало работы.
Нимайер, несмотря на усталость, плохо опал в эту ночь. То ли от жары, то ли под впечатлением рассказов профессора мозг его был возбужден и сон нс шел. Как только первые лучи солнца коснулись палатки, он с облегчением встал. Бер.н, лежавший рядом, тотчас же открыл глааа:
- Начнем?
Из прохладной глубины шахты был виден кусочек необыкновенно синего неба. Внизу узкий ствол расширялся. Здесь, в нише, стояла установка, которую Нимайер и Берн монтировали последние дни. К ней из песчаных стенок шахты шли толстые кабели от термоэлементов.
Берн в последний раз проверил работу всех приборов в камере. Нимайер по его указанию выдолбил вверху шахты небольшое углубление, заложил в него заряд и провел провода в камеру. Все приготовления были окончены, и они выбрались на поверхность. Профессор закурил сигарету и огляделся.
- Сегодня пустыня выглядит прекрасно, правда? Ну вот, дорогой мой помощник, кажется, все. Через несколько часов я приостановлю свою жизнь - это будет то, что вы неостроумно назвали самоубийством. Смотрите на вещи просто. Жизнь - эта загадочная штука, смысла которой непрестанно ищут, - только короткий штрих на бесконечной ленте времени. Так пусть моя жизнь будет состоять из двух 'штрихов'... Ну, скажите же что-нибудь напоследок - ведь мы с вами редко разговаривали 'просто так'.
Нимайер покусал губу, помолчал.
- Я, право, не знаю... Мне все еще не верится, что вы пойдете на это. Я боюсь верить.
- Гм! Вот вы и уменьшили мое волнение, - улыбнулся Берн. - Когда кто-то за тебя волнуется, не так страшно. Не будем огорчать друг друга долгим расставанием. Когда возвратитесь, инсценируйте катастрофу вертолета, как мы решили. Вы сами понимаете: тайна - необходимое условие этого эксперимента. Через полмесяца начнутся осенние бури... Прощайте... И не смотрите на меня так: я переживу всех вас! - профессор протянул руку Нимайеру.
- Камера рассчитана на одного? - вдруг спросил Нимайер.
- Да, на одного... - на лице Берна появилось теплое выражение. - Я, кажется, начинаю жалеть, что не убедил вас раньше. - Профессор стал одной ногой на лесенку. - Через пять минут отойдите от шахты! - Его
