Дана позже всех других – на целый год. Именно столько времени несли эту информацию радиосигналы до того участка Трассы, где он, двигаясь в сторону Тризвездия, проверял, отлаживал порожние роботы- гонщики. И если мы сразу вслед за описанием переживаний Арно и Эоли даем и его реакцию на узнанное, то исключительно потому, что согласно теории относительности все, связанное между собой распространяющимися со скоростью света сигналами, фактически происходит одновременно.
Непосредственная реакция Линкастра 69/124, вернее, теперь уж 70/125, была, конечно, эмоциональной. Только излить свои чувства было некому, ближайшие контролеры-наладчики находились далеко впереди и позади по Трассе. А старый астронавт очень, очень хотел бы – даже и не им, а лучше бы тем, с кем общался и спорил по этому делу: Ило (он не знал, что того уже нет), членам Совета Космоцентра – сказать небольшую речь, что-нибудь в духе монолога гоголевского городничего перед купцами:
'Что, соколики? Чья взяла, а?.. Не я ли чувствовал, что тут все не гладко!
Даже Арно, барбос рыжий, запутался и других запутал. И поделом ему досталось!.. Не я ли пробуждал общее внимание к этой загадке?'
Сгоряча Астр едва не послал на Землю по соответствующим адресам язвительную радиограмму. Но вовремя вспомнил, что с момента события на Земле уже минул год, да пока радиограмма долетит, еще один пройдет. По свежему оно было бы уместно, а так… Там все будут морщить лбы, вспоминать, о чем речь. Еще, чего доброго, обеспокоятся, не спятил ли старый Астр и не убрать ли его с Трассы, пока он там не наделал дел.
…Да, вот так: по теории относительности все одновременно – что сигналы туда, что обратно. А все равно выходит два года. Красноречивая иллюстрация другого незыблемого положения той же теории: что время суть пространство.
Устранить противоречия между первым и вторым положениями автор охотно предоставляет читателям.
Астр удовлетворился тем, что исполнил вокруг робота гонщика пируэт в осмотровой ракете, и махнул рукой. Главное, все выяснилось. И он помог, оказался прав в своем беспокойстве. Совершенно необязательно давать волю мелким чувствам и тяжелому характеру. Тем более, что здесь, на Трассе, он делает главное для идеи распространения и выразительности – обеспечивает человечество космической энергией.
Ее теперь понадобится – только давай!
Мужчина и женщина идут по тропинке на обрывистом берегу. Внизу широкая река – Волга в нижнем течении, места разинской, пугачевской и многих иных вольниц, родные места Дана. Другой берег едва виден за блеском солнца на водной ряби. Веет ветерок.
Они идут, думая каждый о своем. «Как хорошо, что все позади, – думает женщина. – Весь ужас, который годами стыл в душе, неверие в себя, в людей, в жизнь… И снова есть Дан. Пусть внешне непохожий, но – настоящий он. Как теперь легко и спокойно!»
Она поглядела на мужчину. Пожалуй, только седые волосы и остались у него в память О Берне: изменилось лицо, осанка, все… Она вздохнула полной грудью, улыбнулась ему.
– Что? – рассеянно спросил он.
– Я подумала: как хорошо, когда все позади.
– Позади? – удивленно переспросил он. – Ты говоришь: все позади? Ну и ну!..
– Он вдруг подхватил ее, поднял на вытянутых руках и понес, смеясь, по кромке обрыва; из-под ног осыпалась глина.
– Что ты делаешь, сумасшедший, пусти!..
– Позади! Да у нас же все впереди! Мы сейчас и представить не можем, сколько у нас всего впереди!
За перевалом следует спуск в долину. Затем подъем к новому перевалу, откуда открываются более обширные виды. Новый спуск и новый подъем…
Дорога ведет в бесконечность.
