- Однако, осеро Егдо всегда есть, - сказал Василий.
После обеда, за которым проводники мои снова отказались выпить хоть бы по 'маленькой' (люблю это качество в людях - делу время, потехе час). Осип спросил:
- Кужмити, ты, однако, зачем Априку бежишь?
Я даже поперхнулся от неожиданности вопроса. Ну и дела!
О своей командировке я мало кому говорил и уж совсем не распространялся настолько, чтобы первый же спутник по рыбалке спрашивал меня об Африке. Тут на Авлакане, в Буньском, сказал только Ручьеву, секретарю райкома партии, да закадычному своему дружку Валерию Владимировичу Дашкову, надо было объяснить свой внесезонный отпуск, да еще, пожалуй, слышал об этом старик Вычогир, с ним мы плыли вместе из Буньского в Нювняк.
Ни один из них троих не успел еще и побывать в Инаригде, а тут уже известно о моей дальней поездке. Отмечу, между прочим: ни рациями, ни другими какими-либо средствами связи таежное крохотное село с миром не связано. В тайге всегда все наперед известно - об этом я хорошо знал, но все-таки удивился вопросу Осипа.
- А ты откуда об этом знаешь?
- Народ говорил!
- Ого, уже не просто кто-то - народ! Какой народ?
- Наш. Инаригда, однако.
- Ну! А он-то, народ ваш, Инаригда, откуда знает?
- Нарот все знает, - определенно ответил Осип.
Я только развел руками.
- А народ, однако, не знает, зачем я еду?
Осип задумался, почмокал губами, стараясь рассосать загасшую трубку, и Василий, решив, что пора и ему вступить в разговор, сказал:
- Однако, говорят, командировка. Говорят, Кужмити там будет искать, чего не терял.
Я рассмеялся, рассмеялись и эвенки, довольные, что все знают обо мне, как бы я ни скрывал. Я никогда не делюсь тем, что предстоит мне, пока не обдумаю всего сам. А сейчас даже и не думал еще о предстоящем. Заставил себя не думать. Но мне напомнили. Напомнили тут, среди великой тишины, среди Земли, которая все еще живет сама по себе, своими простыми и мудрыми заботами, своей первозданной страстью, своей так и не познанной человеком волей. Что ждет меня в Африке? Найду ли в незнакомых мне джунглях, саваннах или пустынях ее, любимую и дорогую Землю? Наверное, найду, как нашел ее тут, как нахожу вечно, пока живу. Она одна у нас, одна на всех живущих - Земля!
Я долго рассказывал об Африке своим спутникам. Рассказывал все, что знал с детства, что вычитал из газет и журналов о ее настоящем, и все то, что узнал из прочитанного в Ленинской библиотеке.
Они слушали, согласно кивали головами, а я все говорил и говорил, будто проверяя свои знания.
- Знаешь, Кужмити, - сказал Василий, выслушав мою лекцию. - У нас, однако, гора большой-большой есть, Агды называется. Знаешь?
- Нет.
- Есть там. - И махнул рукою туда, откуда мы пришли, и еще дальше. Большой-большой гора, и на макушка дым идет. Это почему?
Вот тебе и раз, говорил им, говорил об Африке, и вдруг такой скачок. Что-то, наверное, натолкнуло в моем рассказе на этот вопрос. Но что? И почему я не знаю этой горы Агды, как и озера Егдо? Что они, смеются надо мною?
- Василий, где это, объясни? - прошу.
- Большой хребет знаешь? - это уже Осип говорит.
Большой хребет мне хорошо знаком. Я излазил его вдоль и поперек, но горы Агды не встречал.
- Знаю, - говорю.
- Малынкий хребет знаешь? Бежишь все вниз, вниз к Авлакан, да?
Знаю я и Малый хребет. Исползал там немало, камни животом точил.
- Ну, дальше...
- Дальше, очень дальше Авлакан бежит. Есть большой, однако, порог. Потом туда-сюда Авлакан, как заяц. Понял?
- Так.
- Так нет еще, - говорит уже Василий. - Так дальше на север. И большой яма есть, большой, весь Априка туда пойдет...
Я улыбаюсь. Знаю, о чем речь, - Агдыйская низменность, район гиблых болот, действительно громадная впадина среди Авлаканской платформы.
- Так, - определенно говорит Осип.
- Что так?
- Так, однако, там гора большой Агды.
Изучая аэрофотосъемку одного из районов Агдыйской впадины, я обратил внимание на подобие возвышенности почти в самом центре. Но, посоветовавшись меж собой, прикинув трезво и здраво, решили, что возвышенности там быть не должно, наверное, это брак в съемке, а может быть, и тень облаков. Бывает такое. И вот пожалуйста, есть гора Агды. И впадина-то называется Агдыйская. Вот номер! Топографы прошли, аэрофотосъемщики пролетели, мы прошли, и все мимо. А она есть, гора Агды, и даже дым из верхушки идет.
- Почему дым?
- Посмотреть надо, - сказал я.
- А почему есть большой каменный река? Чорнай-чорнай. С сопки катится, в Авлакан бежит.
Это было что-то новое. Может, разыгрывают меня ребята? Только непохоже. Лица у них серьезные, даже строгие. Уж не месть ли за Африку? Показалось, что много знаю я о ней? Много чудесного там, необыкновенного, так ведь и у нас много.
- Я же говорю, Осип, надо посмотреть, что за река...
- Камен, камен чорнай, чорнай, однако, большой один к другому, как река плывет. Везде все растет. Трава растет, дерев растет, кустик растет, ягель растет. Там ничего не растет - чорнай, чорнай.
- Как Априка, - шутит Василий и смеется, очень ему нравится шутка. Зубы желтые, крепкие, десны розовые, лицо плоское, с широкими чистыми скулами, а глаза большие, синие, и в них смех, лукавство и еще что-то, мне непонятное. И я, глядя на него, тоже смеюсь и хлопаю по плечу. А Осип, чтобы не оставаться в долгу, хлопает меня и тоже хохочет. Я смеюсь, но мне чуточку грустно поначалу. Грустно, что проглядел Егдо, не распознал на фотосъемке Агды и ничего не знаю про Каменную реку, где ничего не растет. Но потом ко мне приходит настоящее веселье: как же это здорово, что есть Егдо, Агды, Каменная река и что-то еще, чего не знаю я, что хранит, прячет в себе земля, а значит, можно удивляться и радоваться, потому что без удивления, как и без движения, нет человека.
Сейчас в самый раз было бы сдобрить хорошее настроение нашей редкой полевой или даже кутейной камеральной чаркой. Что ни говори, а все-таки геологи - народ легкий, порою удалой и уж, самое главное, по-умному веселый.
Но мы сейчас в маршруте, хотя все трое бездельники сейчас, но в маршруте...
И, словно уловив мои мысли, Василий говорит:
- Пора, однако. Побежали.
И мы бежим, споро бежим, приближаясь к озеру Егдо.
Бесконечно тянутся вокруг скучные, даже тоскливые, чахлые таежки, мари сменяются мокрыми калтусами, калтусы - сухими марями. Я узнаю эти места и не узнаю. Сколько подобных приходилось видеть, по скольким таким вот, лишенным всего живого, бродил в жару и стужу, в солнце и в проливные дожди. Пожалуй, и тут прошел когда-то по пересечению к речке Гажанке. Спрашиваю у Василия, он по-прежнему идет позади, есть ли такая река.
- Далеко, далеко.
Потом Осип останавливается и долго стоит на месте, поворачивая лицо, словно обнюхивая воздух. Потерял тропу, ищет правильное направление, чтобы подсечь ее снова. Меня когда-то убедил один бывалый человек, что у эвенков необъяснимо развито обоняние, они даже в тайге ориентируются по
