духовкой. Несколько бачков, кипятильник - вот все несложное хозяйство и личное заведование Василия Павловича. Все, если не считать пятидесяти ртов, не страдающих отсутствием аппетита. Вот именно не страдающих... А для кока это означает целый день не отходить от плиты.
Над водой на волне приготовление пищи требует особой, почти циркаческой ловкости. Митрофанов ею обладает, хотя за последнее время он заметно пополнел. Едва ли даже самая расторопная хозяйка сможет сварить обед на плите, которая раскачивается по сорок градусов на борт. А кок умудряется! Три блюда. И к сроку! Правда, часто ему помогает Жданов, тоже повар по специальности.
Мало кто в шторм согласится провести хотя бы десять минут на камбузе. Качка, духота, запах пищи. Даже у человека, не подверженного морской болезни, закружится голова. А лодочному повару приходится целыми днями бессменно простаивать у плиты и духовки. Нелегкий труд!
Молчаливый, скромный труженик Митрофанов завоевал уважение и любовь команды. Специальность у него самая 'мирная'. Ему не приходится, как акустику или сигнальщику, выслеживать врага, посылать в противника торпеду или обеспечивать погоню. Это верно. Но попробуйте не покормить команду или покормить ее плохо... Разве не сменятся шутки молчанием, а потом и раздражением. От работы Василия Павловича во многом зависит настроение экипажа. Это он хорошо понимает. И сегодняшнее отличное настроение, связанное с первой победой, он закрепит отличным ужином,
- Харч, - в шутку говорит кок, - и в обороне и в наступлении необходим.
Ужин приготовлен на славу. Умудрились приготовить даже пирожное. Рецепт МЖ (Митрофанова, Жданова) можно запатентовать. Технологию приготовления не знаю. Составные части: галеты, яичный порошок, сгущенное молоко. Других подходящих продуктов на лодке не нашлось. Судя по заявкам на добавки, пирожное пришлось по вкусу.
После ужина свободные от вахты по очереди курят в боевой рубке. Как на пресс-конференции, отвечаю на многочисленные вопросы. К сожалению, еще не все ясно самому.
- Почему тральщики подходили к тонущему транспорту?
- Спасали команду. Может быть, солдат. Конвой шел к фронту, мог везти пополнение.
- Успели они снять людей с транспорта?
- Точно сказать не могу. Думаю, не успели. Затонул быстро. Немногим больше чем за пятнадцать минут.
- Какой груз был на транспорте?
- Увольте от ответа. На борту не написано, а в трюмах не был.
Смеются. Вопрос явно необдуманный.
- Почему плохо был слышен взрыв?
- Причин, по-моему, две: во-первых, расстояние сравнительно большое, около полутора миль; во-вторых, могли попасть в полный трюм. Характер взрыва зависит от того, какой груз вез транспорт, и куда попала торпеда. При попадании в пустой отсек, например в машинное отделение или в незагруженный трюм, взрыв будет громким и раскатистым. Если торпеда попадает в трюм с плотным грузом мукой, обмундированием, сеном, - взрыва почти не слышно. Звук глухой и распространяется недалеко.
- Наверное, фашисты эрзац-валенки везли, - заключает Игнатьев.
Спорить не стали. Возможно, и так. Был ведь случай в 1942 году, когда одна из наших лодок потопила транспорт с полушубками, предназначавшимися фашистским горным егерям, которые явились в Заполярье в летних шинелишках в расчете на пресловутый 'блицкриг'.
Настоящие именинники - Павлов и Новиков. Это из их торпедных аппаратов открыт наш боевой счет. Им по праву следует дать выстрелить из пушки при возвращении в базу. Пусть салютуют о победе.
А Якову Лемперту пришло время расставаться с усами. Товарищи потребовали от него неукоснительного выполнения условий спора. Одну сторону усов друзья на законном основании остригли ему ножницами и заставили побрить. Вторую трогать не разрешают. Сам сказал: один транспорт - один ус; топи еще один - и брейся на здоровье. Напрасно торпедист ссылался на законы симметрии, на эстетику. Друзья были неумолимы. Пришлось вмешаться мне.
- Жаль, кормой стреляли, а не носом, - говорил бывший усач. -Торпед-то в носу побольше, минимум на два корабля хватит! С кормовым залпом попал я в тяжелое положение. Не заступись за меня командир, ходить бы с одним усом.
- Заступиться-то я заступился, товарищ Лемперт, - говорю я, - но ведь долги рано или поздно отдавать нужно. Так что второй транспорт за вами!
- Это так, товарищ капитан-лейтенант...
- Что ж, товарищи, поможем Лемперту долг отдать в этом походе?
Курильщики, собравшиеся в рубке, дружно выражают согласие.
Так и решаем. Будем искать и топить врага.
Торпеды идут в цель
Первая победа прибавила нам уверенности в своих силах. Не напрасно, значит, потрачено время на учебу. И первая победа нашей подводной лодки не останется единственной, не будет последней. В это верим твердо.
Дни поиска томительно однообразны. Боевые вахты следуют одна за другой строго по расписанию. Те, кто не занят по службе, стараются меньше: двигаться, экономя кислород. Лежат, читают, спят, отдыхают. Но что это за отдых! Как говорится, сон в полглаза. Стоит запустить помпу, вентилятор или пройтись по настилу, спящие поднимают голову. Сознание постоянной опасности приучает отдыхать чутко. Нервы напряжены. Вот тут-то особенно нужны острое словцо, шутка - та, о которой говорил Василий Теркин.
Жить без пищи можно сутки,
Можно больше, но порой
На войне одной минутки
Не прожить без прибаутки,
Шутки самой немудрой.
Поводов к шуткам и остротам много. Порой они хлесткие, но всегда беззлобные. Например, в первом отсеке 'жертвой' шуток чаще других бывает радист Бирев - большой любитель поесть и поспать. Вот съел Бирев в один присест три обеденные порции, и в отсеке начинают серьезным тоном обсуждать вопрос о том, хватит ли запаса сжатого воздуха выровнять аварийный дифферент, если Бирев вздумает перейти в седьмой отсек. Когда большинство отдыхающих в отсеке решает, что радист спит слишком долго, его будят, говоря: 'Вставай! Была команда на швартовы становиться. Пришли в базу!'. Под общий смех Бирев вскакивает с койки, но, поняв, что это шутка, смеется вместе со всеми.
Любят пошутить и в кают-компании. Даже сам Дмитрий Тимофеевич Богачев, серьезный и всеми уважаемый на лодке человек, не прочь 'подсечь на крюк' кого-либо из офицеров. Не обижается, когда и самого 'подсекут'.
Сегодня он не заметил, как угодил в 'сети', расставленные Ивановым и Скопиным. Обедают они втроем. Богачев что-то с увлечением рассказывает о Чудове. О своем родном городке он может рассказывать часами. Еще во Владивостоке мы знали о стекольном заводе, спичечной фабрике и трех товарных станциях, запомнили даже фамилии, имена и отчества некоторых жителей.
Перемигнувшись с Ивановым, Скопин прикидывается овечкой.
- А где находится Чудово?
- Под Ленинградом, - охотно отвечает, не видя подвоха, Богачев.
- Милая болезнь многих жителей городов, примыкающих к столице и Ленинграду. Ведь даже кое-кто из рязанцев считают себя москвичами, на том основании, что Рязань находится 'под Москвой'.
Лейтенанты еще раз переглянулись: дескать, 'клюнуло'.
Теперь уже Иванов пускается в пространные рассуждения, из которых явствует, что дело обстоит как раз наоборот: что не Чудово находится под Ленинградом, а Ленинград ютится под Чудовом...
Скопин возражает. Он уверяет, что Чудово - это страшная глухомань и что он где-то даже читал, будто в десятую годовщину Октября из Чудова посылались ходоки в Москву узнать, правда ли, что свергли царя...
Этого Дмитрий Тимофеевич не выдерживает и покидает поле брани. Приходится мне выйти из каюты и перевести разговор на более 'мирную' тему.
Конечно, не только в шутливых разговорах проходит досуг. Моряки слушают короткие беседы отсечных агитаторов. Много читают, играют в шахматы. Не обходится и без 'козла'.
На четвертый день поиска мы снова встретили врага.
Круглов услышал шум винтов. В перископ сперва ничего не удается обнаружить. Но через несколько минут показались дымы и много мачт. Идет конвой. В его составе я вижу три транспорта, шесть сторожевиков, несколько больших охотников.
Решаю прорваться с головы, пройти между транспортами и охранением, развернуться и, по возможности одновременно, атаковать: носом - транспорта, кормой - один из сторожевиков. План хорош. К сожалению, осуществить его не удалось.
Сначала все шло точно по расчету. Начали поворот. Но то ли сверкнул на мгновение на солнце глазок приподнятого перископа, то ли гидроакустики сторожевика запеленговали шум наших винтов. Так или иначе, нас обнаружили. Два корабля охранения устремляются к нам. Слышен шум бешено вращающихся винтов, затем тяжелые шлепки о воду. Догадываемся - сбрасывают бомбы...
От их разрывов боль в ушах. По всей лодке гаснет свет. Неужели конец? Но журчания воды нигде не слышно. Значит, все в порядке.
Атакует новая пара. Восемь бомб - рядом. Что же делать? Отказаться от атаки? Нет! Быстро созревает решение: нырнуть под транспорт, укрыться под ним or бомбежки, вынырнуть с другого борта и атаковать кормой.
Как жонглеры, работают на ходовых станциях электромоторов старшина Боженко и электрик Макаров. В считанные секунды быстрее завращались винты, лодка стремительно идет вперед.
Пока восстанавливают свет, Дорофеев, освещая глубомер аварийным фонариком, докладывает:
- Глубина двадцать метров!
- Так держать! Крышки торпедных
