чекисты, как избивали 'афганцы' ребят из художественного училища) он подписал подписку о неразглашении и стал 'Петром': такой псевдоним дали ему в КГБ.
Как и многие другие люди, попавшие в подобную передрягу, он до сих пор не забыл номера телефонов, которые ему дали для связи: 59-65-78 и 29-93-07, помнит, что 'Жигули' его куратора были белого цвета, и встречались они чаще всего у проходной завода имени Кирова.
Чем же было предложено ему заниматься? В первую очередь глубже внедряться в 'Талаку', узнавать о настроениях, лидерах, планах. Чуть позже, а это уже шел 1987 год, когда появилась общественно- политическая организация 'Тутэйшныя' ('Здешние'), ему предложили создать псевдолитературную организацию, которая, действуя под контролем КГБ, сумела бы нейтрализовать ее.
То есть все шло по вечному ИХ сценарию. 'Да, я пошел на известный компромисс, - признается Славомир. - Да, было во мне подленькое рабье чувство - страх. Да, из-за страха, из желания хотя бы на самую малость проникнуть в их деятельность я и стал балансировать у опасной черты, за которой было предательство. Я вел с ними свою игру, сочиняя легенды о несуществующем в реальной жизни, делая вид, что прислушиваюсь к их советам. Однако я понимал, что из такой игры нужно выйти при первой возможности...'
Его 'вел' Вячеслав Андреевич Шевчук, тридцатипятилетний сотрудник минского КГБ, подтянутый, короткостриженный, с жесткими черными усиками.
По словам Славомира, 'это был ангел, сама кротость, находка для любой женщины'. И этого 'ангела' он возненавидел так, как только можно ненавидеть человека.
'Он говорил мне: 'Славомир, я докажу тебе, что человеческий материал довольно хрупок и твой страх утонет в твоем собственном дерьме'.
Мы много говорили о жизни. Он все пытался натравить меня как недавнего пролетария на интеллигенцию, моих знакомых по 'Талаке'. Мол, видишь, как ты жил, как тяжело работал, всего достигаешь сам, а они там, националисты в 'Талаке', выросли на всем готовеньком, и прочее, и прочее. В такие минуты я был готов вцепиться в его выступающий кадык. Тогда же я укрепился во мнении, что антисемитизм - негласная политика коммунистического государства, ибо при каждой нашей встрече им подкидывалась идейка, что во всем виноваты евреи. Даже так называемую 'Белую книгу сионистов' приносил он мне и настойчиво советовал прочесть...'
Все то же, все так же... Несмотря на то, что уже кончались восьмидесятые.
'В течение всей моей игры с КГБ я оставался один, никто мне ничего не мог посоветовать. Мой знакомый поэт дал мне понять, что у него тоже сидят на хвосте.
Никогда никто из моих знакомых откровенного разговора о КГБ не вел, существовал только черный юмор и нескрываемая ненависть к этой организации и сознание того, что все мы ходим под КГБ. Как наши деды говорили, что все 'ходим под Богом'.
Потом я порвал с ними отношения и вышел из игры. Случилось это в тот день, когда куратор привел на встречу со мной молодого парня, очевидно, для натаскивания и практики. Но смены караула не состоялось', - так закончил свою исповедь молодой белорусский писатель Славомир Адамович.
Стоит лишь добавить, что разрыв с КГБ стоил ему в то время исключения из университета.
Сколько же людей прошло через ЭТО? Да и подсчитывается ли количество ИХ секретных агентов?
Не так давно, когда уже КГБ перестало существовать, один бывший ИХ опер, работавший в восьмидесятые, сказал мне, что, как и везде, и там у них существовало свое планирование. 'Лично я каждый год должен был вербовать семь новых агентов, - признался он мне, и с гордостью добавил: - У меня получалось...'
Если каждый опер ежегодно превращал семь нормальных людей в стукачей. Если помножить это на количество лет, а потом перемножить на количество оперов и еще сделать допуск на восьмидесятые годы (раньше, в семидесятые, думаю, план был больше, не говорю уже о пятидесятых, сороковых или, тем более, тридцатых) - да, если все это подсчитать, то получится...
Нет, не осилю я эту арифметику Скорее готов согласиться с Лукманом Закировым из Казани (помните, он играл в школьном театре Павлика Морозова?), который написал мне:
'Их были миллионы - доносчиков, специально сплоченных партией для тайной слежки за населением страны. Стукачей у нас очень много, и точного количества никто пока не знает. Говорят, их десятки миллионов. Ходят слухи, будто каждый десятый взрослый - стукач разного калибра. Есть стукачи крупные и есть мелкие, партия калибровала их так же, как и номенклатуру'.
Да, все наше государство было усеяно этими минами на протяжении семи десятилетий, и практически каждый человек мог стать ИХ жертвой. Хотя, конечно, были и зоны повышенной опасности.
Во-первых, это, естественно, армия.
'Я служил в 1970-1972 годах, - пишет Леонид Ефремов из Якутии. - В казарме нас было чуть больше сотни человек. Из моего призыва офицер особого отдела вызвал троих (в том числе и меня), побеседовал, рассказал о борьбе со шпионами, попросил нас помочь, т. е. сообщать ему о таких случаях. Больше я с ним не встречался - не было шпионов. Про двух других не знаю. Догадываюсь, что из других призывов тоже вызывали. Значит, умножим на 4 призыва, которые служат одновременно, и получим, что из ста человек десять, по меньшей мере, являются СЕКСОТАМИ. И из них хотя бы один может оказаться добросовестным'.
Особым вниманием, конечно, пользовались и те, кому по роду службы приходилось выезжать за рубеж в составе различных делегаций на семинары и симпозиумы.
Сабир Мамедов, старший научный сотрудник Шемахинской обсерватории, рассказал о своем, как он пишет, 'очень заурядном и краткосрочном' сотрудничестве с КГБ.
'В 1979 году я ездил на съезд астрономов в Канаду в качестве научного сотрудника сроком на две недели. Перед выездом в Москву мне позвонили из отдела КГБ Шемахинского района Азербайджана и поручили позвонить по такому-то телефону, как только приеду в Москву. Как и было поручено -позвонил. Назначили мне встречу. Молодой, лет 30, человек откровенно сказал мне, что он - сотрудник КГБ. Он меня очень вежливо попросил присмотреть за известным ученым-астрофизиком Шкловским, а потом сообщить ему о всех подозрительных действиях того. Этот сотрудник тоже под видом астронома ехал в Канаду. Я согласился. Почему? Испугался, что если не соглашусь - то не видать мне Канады. Но! Про себя я твердо решил, что не буду следить за Шкловским и ничего не буду передавать. Так и поступил. Но уже там, в Канаде, я заметил, что и за мной тоже приставили следить одного астронома. И он-то, подлец, за мной следил.
Я считаю, что (и об этом много говорили) в загранпоездке тогда по поручению КГБ все следили за всеми...'
Ну и, в-третьих, зоной повышенного риска являлись те, кто так или иначе общался с иностранцами, так как любой иностранец являлся потенциальным врагом хотя бы потому, что он - иностранец.
И думаю, что охота за иностранцами началась с первых дней образования ЧК.
В Калифорнии, в том же архиве Гуверского института, я нашел несколько листков машинописного текста, написанных скорее всего одним из сотрудников МГБ, перебежавшим на Запад (авторство, к сожалению, так и не сумел установить). И текст очень любопытен, особенно, когда автор описывает систему 'наружного наблюдения', 'НН', выражаясь их профессиональным языком, или проще - 'наружки', за иностранцами. Цитирую:
'Наружному наблюдению подлежат все иностранцы.
Простому смертному трудно, а может быть, и совсем невозможно представить себе, что такое 'НН', например, в масштабе города Москвы. Это значит, водить день и ночь под секретным надзором многие сотни 'фигурантов' различных разработок, причем за каждым ставится бригада в три человека, а иногда и больше. Кроме того, ежедневно ставится наружное наблюдение за несколькими десятками, а иногда и сотнями приезжающих в Москву по разным делам крупных 'фигурантов', разрабатываемых областными управлениями и республиканскими наркоматами МГБ, которые часто оповещают второй спецотдел о такой необходимости только в день приезда 'фигуранта' в Москву.
Но этим дело не ограничивается: согласно специальной инструкции наркома, надо водить под постоянным 'НН' каждого сотрудника иностранных миссий, посольств, консульств, всех чиновников иностранных военных атташатов, всех приезжающих из-за границы иностранцев и особенно корреспондентов иностранных газет и телеграфных агентств. Меньше всего забот и неприятностей органам
