Условия равные. И беда тому, кто менее удачлив, чем мы.
- Не стоит оправдываться, Юрий Петрович. 'Они стреляли, мы стреляли...' Наделе все проще. Нам, если на то пошло, до фонаря, что происходит и произойдет на этой земле.
Бегать и стрелять здесь нас заставили деньги.
- Но...
- Демин, давайте договоримся принимать правду с открытыми глазами. Мы здесь не по патриотическому велению душ. Не бескорыстные искатели приключений. Нас собрал и привел сюда запах денег. Больших денег. Мы наемники. 'Если нам заплатили бы не православные - не знаю, верят ли те, кто нас нанял в Бога, - а мусульмане, мы бы то же самое сделали для них. Или не так?
- К чему вы это, командир?
Демина задевало такое оголенное определение дела, которым они занимались. Люди даже перед собой немного лицемерны. Одни только говночисты знают, что им выпала доля копаться в дерьме, и копаются в нем, не стесняясь этого. Все остальные, делая даже говенные дела, убеждают себя в том, что осчастливили человечество одним своим появлением на свет. Так устроена наша психика. Даже собственные преступления мы готовы объяснять так, чтобы те выглядели простительными.
- К тому, чтобы никто из вас не унижал себя в мыслях, считая, что дело, за которое мы взялись, нечестное...
- Но не очень моральное, разве не так?
Теперь спросила Верочка.
- Милая, о какой морали можно вести речь? Что это вообще такое? Если на воровской малине, на конспиративной встрече три пахана принимают решение провести 'стрелку' и перемочить противников - мораль обязывает такое считать преступным. Это осуждают все - политики, пресса, законопослушные граждане. Но вот в Кремле, на такой же конспиративной встрече, президент и его камарилья... Называть фамилии? Нет? Конечно, вы их знаете. Так вот, камарилья принимает решение вызвать на 'стрелку' целую Чечню, замочить побольше чеченцев, нисколько не жалея своих, - это что, морально? Нет? Почему же тогда Конституционный суд России сказал: все нормально, президент имеет право принять решение и послать на убой своих избирателей. Даже если это все ради собственного интереса. Вот и цена морали, в которой воровские паханы осуждаются, а паханы государства - поддерживаются законом.
- И что же делать? - Голос Верочки звучал встревоженно.
- То, что мы уже делаем. Быть бедным, ждать, когда тебе выплатят зарплату, - дело постыдное. Ворюга ездит на 'Мерседесе', его все знают и в милиции и в прокуратуре, но ничего против сделать не могут. Значит, главным мерилом силы и власти стали деньги. Вы хотите выжить? Принимайте условия, которые вам предложили. И не надо рассуждать. От этой русской болезни стоит лечиться...
- Будто вы не русский, - обиженно заметил Демин.
Крюков только пожал плечами.
Ночная беседа оставила у всех тяжелое чувство, но к теме они больше не возвращались.
Акт девятый
Мишин в паре с Деминым вышли на разведку подходов к базе. Шли лесом, стараясь держаться в стороне от всего, что хоть маломальски напоминало тропы, натоптанные людьми.
Они прошли не менее километра, когда оказались у лесной дороги. Судя по многим признакам, ею давно никто не пользовался. Да и зачем, если здесь можно было проехать только верхом или на телеге, а их в округе скорее всего не осталось.
Жестом показав Демину, чтобы он оставался на месте, Мишин быстрым шагом пересек дорогу и собирался снова углубиться в лес.
- Стой!
Хриплый голос прозвучал справа сзади.
Мишину показалось, что он внимательно осмотрелся, прежде чем пересечь открытое пространство, а вот не получилось. Чего-то он недоглядел. И недоглядел сильно: впереди, слева из-за кустов, поднялся человек в камуфяже и мягкой кепочке на голове. Значит, противников двое. Один впереди, второй - сзади.
Подтверждал это ствол автомата, упершийся в левую лопатку.
Мишин медленно поднял руки, обдумывая, что предпринять.
- Ходи!
Автомат подтолкнул Мишина в спину, показывая куда идти.
- What are you? - Мишин спросил вдруг по-английски. - Кто вы? - И сразу же как мог сложил сербскую фразу: - Не схватао. Do not understand. He понимаю.
- Енглез? Прокляти био! Будь ты проклят!
Никола, это енглез!
Ствол автомата отодвинулся и перестал давить в спину.
Мишин не показал растерянности. Стоявший перед ним вояк выглядел по-крестьянски смущенно: вроде бы догнал бычка, который отбился от стада, и неожиданно обнаружил - бычок-то чужой. Будь этот заросший рыжей щетиной человек кем угодно, солдаты нашлись бы как поступить. Но он оказался англичанином. А оба вояка знали, что на базе служат иностранные инструктора, в их числе, - енглезы - англичане. Правда, тип, стоявший перед ними, почему-то шлялся по горам, и, видно, не первый день. Это не составило трудностей подметить. Но, может, все так предусмотрено, и кто знает, как отнесется начальство, если патрульные обойдутся с задержанным по всей строгости: дадут пару хороших тумаков, обыщут, отберут оружие. К тому же было ясно видно, что странный англичанин - тупоглавац тупоголовый как пробка. С таким и не поговоришь толком.
Демин мгновенно оценил опасность положения, в котором оказался напарник. Бесшумно скользнув в сторону, он возник за спиной солдата, который с автоматом стоял за Мишиным.
Быстрый бросок вперед. Демин упал на спину, вскинув оружие и снизу вверх, чтобы не задеть товарища, высадил отпущенные умным автоматом три патрона в поясницу противника. Стреляя под острым углом, он не боялся, что пули попадут в Мишина. А тот словно ждал этого момента. Он бросился на вояка, который растерянно стоял перед ним.
Острие ножа уперлось в чужое горло чуть ниже кадыка.
- Сколько вас?
Мишин мало надеялся, что перепуганный парень поймет его, и удивился, когда тот, в ужасе кося глаза на сверкавшее лезвие ножа, спросил:
- Колико нас?
- Да, вас.
Смотреть в упор на мокрое от пота лицо, вдыхать гнилостный утробный запах чужого рта - дело малоприятное, и Мишин был бы рад поскорее закончить разговор, но точные ответы о том, кого они еще могут встретить в лесу, его крайне интересовали.
- Два... - Вояк с испугу икнул... - Патрул...
В тот же день после обеда группа, расположившись по периметру ограды зоны, начала наблюдение за жизнью базы.
Сведения о том, что именно в этот день учебный центр покинут выпущенные из него диверсанты, подтвердились.
К вечеру за оградой на пустовавшей до того территории стала заметна необычная суета. Из бокса открытого гаража выехал грузовик и остановился посреди плаца. За ним к тому же месту подъехала вторая машина. Из здания казармы к грузовикам без строя, цыганским табором, поодиночке и группами потянулись солдаты - крепкие парни в камуфляже и черных беретах. С собой они тащили поклажу - вещевые мешки зеленого цвета, набитые барахлом. На плече каждый нес короткоствольный автомат. Скорее всего это были 'скорпионы' югославского производства.
Мишин насчитал двадцать пять человек.
Для них суета была связана с окончанием учебы, которая, как знал Мишин, больше походила на истязание. В спецназе не любят постепенности. Здесь людей сразу пробуют на излом, наваливают на них нечеловеческие нагрузки.
Сломавшихся на первом же этапе отсеивают.
Из выдержавших, а точнее из вытерпевших мучения, готовят профессионалов. Постепенно солдаты,
