и гармонией. Они и цвета были голубенького, не отпускающего охочий до всякого уродства человеческий глаз. Чем терпеть такое беспокойство, проще было сценарий прочесть и засунуть куда-нибудь подальше, но казах ведь мог и что-то стоящее создать, а это лишило бы меня всякой подъемной силы.
Прилив вдохновения я попытался ускорить чисто женским приемом - выпил чаю с молоком. Потом почесал живот собаке и съел яблоко. Но витамины, в нем заключенные, на пути к голове перехватили какие-то второстепенные органы. Лишенный питания мозг вел себя, как собака, которой скомандовали 'апорт', а она что требуют найти не может и с виноватым видом таскает всякую ерунду. В какой-то момент из опасения отбить у него охоту к службе сделал вид, что задание выполнено.
Если принять во внимание испытания, выпавшие на мою долю в этот световой день, идея была не вовсе плоха.
Затихающие крики 'горько' вслед удаляющимся в спальню молодым. Муж, здоровенный детина, несет свою миниатюрную половину сквозь анфиладу комнат, в одной из которых сложены подарки. Это все коробки с надписью 'Крекекекс'. 'Ой, Коль, дай глянуть!' - Молодая дрыгает ногами, вырывается, и Коле ничего не остается, как поставить ее на пол. 'Смотри, у нее даже обратный ход шнека есть'. - Девушка с восторгом перечисляет замечательные свойства мясорубки PR-21/F. Муж теряет терпение, сгребает все эти кружева и флердоранжи в охапку, но у следующей коробки сцена повторяется. Парень постепенно приходит в полное уныние, глаза его наполняются слезами, и, когда девушка наконец отрывает счастливый взгляд от последнего прибора (а их в чертовом первом списке аж десять), он уже плачет навзрыд. 'Колька, глупый, с такими помощниками у меня все силы теперь на одну любовь пойдут'. Она легко подхватывает мужа на руки и несет его, всхлипывающего, утирающего пудовыми кулачищами слезы, на брачное ложе.
Теперь этот концентрат нужно было развести в кастрюльке объемом четверть печатного листа, чтобы утром вручить Кружевницкому. 'И ему понравится', - подумал я с неприязнью, разложив ее в равных долях на себя, свое произведение и художественного руководителя. Под Эльвириным патронажем мне как-то лучше творилось. Я хоть и по разряду мелких птиц у нее проходил, но все же певчих, а Кружевницкий зачислил меня в несушки.
'Даже скучно без ее постоянных звонков' - эта мысль отчасти была мною искусственно в голове организована, в расчете на поразительную Эльвирину способность к телепатии. Но телефон молчал. Ничто, впрочем, не мешало мне самому набрать номер и спросить, например, когда и где завтра съемка.
- Сережа?.. - Голос у нее был какой-то не такой, и я почувствовал себя едва вышедшим из щенячьего возраста волчонком, которого мать вдруг начинает гнать от себя. - Я-то откуда знаю? Звоните Кружевницкому. Слышали, что Зульфия сказала: теперь по этим делам он главный.
Продолжения разговора Эльвирин ответ вроде бы не предполагал, и в то же время чего-то болеутоляющего ее душа определенно просила. Я прикинул что ни скажи, все будет не то, и, набрав полные легкие воздуха, отвесил тяжелейший со сложными фиоритурами вздох, физически представлявший собой полный выдох.
Встречен он был благосклонно:
- Можно подумать, Сережа, что не Зуля, а вы за три года с нуля миллионный бизнес подняли. Дорогой мой, у этой женщины чутье на людей поразительное. - Эльвира и дальше собиралась держать апологетическую ноту, но речь ее не всегда слушалась руля. - С мужиками своими только вечно прокалывается.
Поддавшись порыву, Хмелевская завела меня несколько дальше хозяйской прихожей, и по тому, как она вдруг замолчала, я понял, что окажу ей услугу, если попрошусь назад:
- А ко мне сегодня Талгат Ниматович заявился, прямо так, без звонка. Как думаете, зачем?
- Ох, Сереженька, простота вы казанская! - Вослед этому идиоматическому винегрету Эльвира послала мне ласковую и мудрую улыбку, и я каким-то образом смог принять ее по проводам. - Чего ж тут думать, сценарий притащил. Через Хмелевскую не вышло, теперь через Кружевниц кого пробует.
Почему-то не хотелось, чтобы визит Кожамкулова получил рациональ ное объяснение.
- Зачем тогда я ему понадобился?
- Вот уж действительно загадка. Как вы себе представляете? Вваливается этот алкоголик в Зулин кабинет и что говорит? 'Здрасьте, я сценарист'. Знаете, куда она его пошлет? У самого ума, может, и хватило б, но там Ваганетов имеется. Так-то он правильно придумал, чтобы через вас, - вроде как коллега рекомендует. Только все равно это дело дохлое.
- Почему? Я с удовольствием, если он хорошо написал. - Удивитель но, но, пройдя по самым темным закоулкам моей души, эти слова умудрились сохранить искренность и чистоту.
- Да при чем тут хорошо - нехорошо? Я вам что скажу, только это между нами. - Эльвира понизила голос до уровня высшей доверительнос ти. - Ни черта она в этих сценариях не понимает. Откуда, Сереженька? Чего она там видела, в своей дыре? Один клуб заблеванный. А теперь, когда деньги немереные, ясное дело, ее на культуру потянуло - к писателям с режиссерами. И чтоб трубка с бородой. Ей этого бомжа показать, завтра же на улице окажешься.
'Темные планеты управляют судьбою творца' - эта тоскливая мысль потянула за собой другую, ностальгическую: 'А ведь в прежней моей профессии жизнь совсем другая, там можно и в старом плаще. А все потому, что критерии в естественных науках после долгой борьбы почти освободились из-под власти человека'.
- Еще раз повторяю, Сергей. - Эльвира вдруг сменила тон на строгий и даже обвинительный, как будто это я только что срывал покровы с половчанки. - Зульфия просто так человека на ответственный участок не поставит. Если желаете работать, работайте с тем, кто есть, а нет - сами понимаете.
То ли долгая жизнь в браке, то ли свободный рынок так закаляет человека, но я вдруг без всякого перехода рубанул:
- Желать-то желаю, только хотелось бы знать, за какие деньги?
- За какие договаривались. Пока, во всяком случае. А дальше - это уж как у вас с Кружевницким сложится.
- Мы никак не договаривались. - Голос звучал по-прежнему твердо, хотя страх перед определенностью уже охватил меня с флангов.
- Быть того не может! Вы трудовое соглашение подписывали? Как нет? Ну так срочно надо подписать, завтра же Кружевницкому напомните. Что это такое - без договора работать!
До завтра времени еще было вагон. Еще можно было полсуток не расставаться с дымчатой цифрой, сотканной воображением из Эльвириных недомолвок, интерьеров фирмы 'Анасис' и демисезонной норковой шубы Зульфии.
Но госпожа Хмелевская - то ли она утратила уникальную свою способность чувствовать собеседника, то ли расчет у нее имелся - вдруг, как киномеханик, решительно навела на резкость картинку моего будущего.
- Все зависит от качества, но в принципе, чтобы вы ориентирова лись, в среднем у нас за сценарий платят... - и Эльвира назвала сумму, примерно соответствующую двенадцати градусам тепла по шкале Цельсия.
Видимо, крушение надежд произошло раньше и как-то для меня незаметно, иначе трудно объяснить, почему я так спокойно позволил вытолкать себя из воздушного замка.
- Это нормально, Сережа, тем более для начала. А дальше Кружевницкий, думаю, будет потихоньку поднимать.
- Как все-таки я могу выяснить, где и когда состоится завтрашняя съемка? - Металл звенел в моем голосе, правда, какой-то низкосортный. А ведь не так и ничтожна была сумма, которую мне предлагали, чтобы разговаривать с работодателем в эдаком тоне.
- Сереженька, честно, не знаю. Звоните Кружевницкому. Ну хотите, я позвоню?..
Стоило Эльвире передвинуть верхнюю границу гонорара из бесконечности, где она у меня помещалась, вплотную к прожиточному минимуму - и дом, как дворец Спящей красавицы, наполнился жизнью. Открыл глаза пес и, потянувшись, сразу же обратился ко мне с обычной своей просьбой. Теперь, после возвращения на землю, у меня не было оснований ответить ему отказом. Животное рассыпалось в благодарностях. Дочь, услышав, что мы собираемся, остановила калякающую руку.
- Эй, меня подождите!
За сутки, что я не был на улице, весна здорово обабилась - потеплела, помокрела, потеряла всякую порывистость. Тополя остервенело тянули из-под асфальта соки, рассчитывая недели за две отрастить себе новые кроны взамен недавно срезанных почти под ноль уполномоченными на то мужиками. Запахи оттаявших экскрементов кружили головы молодым кобелям, отчего они то и дело сбивались на иноходь.
- Пап, а этот дядя, который приходил, он кто?
По лицу влажным тампоном прошелся ветерок. Я обнял дочь за плечи.
- А отец-то твой кто? - Вышло немного театрально.
- Какая съемка, Александр! Над вашим сценарием еще работать и работать. План такой: завтра к одиннадцати вы подъезжаете к Зульфии, садитесь и прямо там начинаете переделывать. Она скажет, что и как. Япоявлюсь в час, на пять назначена группа. Ну пока они там расставятся свет, камера. В общем, к шести мы должны быть готовы.
В изложении Кружевницкого кинопроцесс выглядел уж очень несолидно. 'А не пошел бы ты к черту!' - мысленно нагрубил я, прикрыв ладонью трубку. Но клочки романтического тумана еще лежали в низинах сознания. Во всяком случае, перспектива заняться литературным творчеством на пару с самой Зульфией меня очень вдохновила, даже до опьянения, которое только придворным поэтам знакомо. Ужасно вдруг я себя зауважал, полюбил, и не просто, а с неосознанной целью заразить этим чувством миллионершу - такой талант и эрудиция не могли оставить ее равнодушной. Воображение быстро распространило наше соавторство на все другие сферы деятельности половчанки, и везде она признала мое безусловное лидерство.
Если б удалить из комнаты шкаф и еще кое-какие
