вспоминает волшебные минуты, которые не повторятся. Смотри внимательнее - и ты увидишь в этом лице много больше того, что привыкла видеть. Оно свободно от тревог и забот, одно светлое раздумье и спокойствие озаряют его.
- Она видит нас! - тихо воскликнула Рута.
- Да. Как тогда. Она и тогда видела нас. Мы ее дети, потомки. Мы почти такие же, как она. Только она немного выше ростом, и руки ее умеют больше, чем наши.
- Их было мало, - выдохнула Рута. - Как они выжили? Как смогли?
- Смотри на эти свечи. Бессмысленно оглядывать статуэтки в витрине, они там мертвы. Но как только загораются три огня, дающие глубину пространству, мы ловим этот миг: на нас смотрит живое лицо, живые глаза.
Как бы между прочим я спросил ее, долго ли они добирались до Земли.
- А как ты думаешь?
Она сжала рукой тугой пучок волос, подошла к настенному зеркалу, заколола пучок металлической заколкой.
- А как ты думаешь сам? - повторила она вопрос как будто бы издалека, словно мои слова о перелетах разделили нас невидимой преградой. Может быть, лучше было не спрашивать ее об этом?
- Я думаю, - сказал я, - думаю, что прическа пучком тебе не так идет. Это потому, что ты молода, похожа на студентку и совсем не похожа на инопланетянку. А раз так, полет не должен занимать много времени. Если, допустим, вы стартовали, когда тебе было всего десять лет по нашему земному счету, то сейчас тебе примерно девятнадцать. Девять лет - вот сколько нужно лететь до нас.
- Ты ошибся дважды, - ответила Рута. - Во-первых, мне не девятнадцать, я старше. Во-вторых, девять лет - это было бы очень много даже для нас. Мы не боги, даже не кроманьонцы. И мы не бессмертны.
Она отошла от зеркала, волосы ее снова накрыли плечи, они струились мерцающими антрацитово- темными волнами, и, когда я приблизил руку, одна из этих волн, ближайшая ко мне, оттолкнулась.
- Я расскажу... - Она поправила волосы почти неуловимым движением и быстро улыбнулась одними губами.
Выходило, что я не понимал до сих пор, почему недостижимы очень большие скорости, скажем субсветовые. Я думал, что они опасны для человека. Но не в этом дело! Опасны не скорости, а ускорения. Ведь именно ускорения вызывают перегрузки. Но можно ли достичь скорости без ускорения? Нелепый вопрос! Конечно, нельзя. Значит, перегрузки все же ограничивают возможности полетов? Отнюдь. И разобраться в этом просто: спинка пилотского кресла получает ускорение и давит на человека, а сам он стремится сохранять состояние покоя - вот в чем трудность. Корабль ускоряется, а пилот получает импульс движения от кресла, причем такой, что это все равно как если бы человек плюхнулся в это кресло с огромной высоты. Но есть выход: нужно, чтобы пилот, а точнее, каждая клетка его тела получила ускорение одновременно с кораблем. Или, строго говоря, все молекулы и атомы внутри корабля должны получать импульс движения одновременно. Тогда не будет никаких перегрузок. Можно ли это сделать? Да. Движение сообщается с помощью поля, которое действует на любую мельчайшую частицу - и на пилота тоже. Движение начинается сразу, строго одновременно, нет ни деформаций, ни перегрузок в общепринятом смысле этого слова.
- Ясно? - спросила Рута, и я кивнул, но у меня был такой вид, наверное, что она добавила: - И все же это сложно, гораздо проще сделать корабль достаточно прочным, а поле применить лишь для ускорения людей в особых отсеках. На твоем языке их можно назвать левитрами. Слово мне так нравится, что с твоего разрешения я буду и впредь именно так называть эти отсеки или кабины.
- Разумеется, у меня нет возражений.
- В каждом левитре помещается два-три человека, иногда один. И кабины эти обычно выступают из корпуса, совсем как глаза глубоководных рыб, о которых ты мне рассказывал.
Она достала из сумки рулончик темной пленки, развернула его, и пленка сразу затвердела, образовав большой квадрат, который она приколола булавкой к стене. Булавка была маленькая, золотистая, с зеленым отливом, как крылья бронзовки на солнце.
- Это тебе! - выдохнула она. - Я давно хотела подарить на память рисунок или картину. Видишь, там звезды, а вот наш корабль. Кажется, он крадется среди созвездий. Но это не так: летит он очень быстро, весь полет от нас до вас занимает не больше трех часов. Потому что корабль с левитрами. Их восемнадцать. Картина называется: 'Корабль с восемнадцатью левитрами в созвездии Центавра'. Это название ты должен запомнить, не рассказывай об этом случайным людям, ведь ты доверчив, как кроманьонец, и, как кроманьонец, не защищен от клыков троглодитов, нападающих на тех, кто дремлет или мечтает.
Атлантида погибла летом!..
Я искал для Руты и ее друзей подтверждения необыкновенных способностей кроманьонцев выживать в трудных условиях.
И находил их... в современных данных метеорологии, например. На всей планете тогда и сейчас атмосфера дышит, в ней рождаются и умирают течения и вихри, тепло и холод переносятся на тысячи километров вместе с воздухом. Но перед тем как мы погружаемся в холодное или теплое течение, пришедшее, быть может, с противолежащего континента или полярных островов, возникают едва ощутимые изменения. Никто не знает, почему некоторые люди одарены способностью предсказывать погоду на три дня вперед. Может быть, им помогают ионы?
Организм наш может улавливать первые же признаки борьбы между двумя воздушными течениями: перед сменой фронтов погоды кровь свертывается быстрее; она гораздо скорее рассасывает сгустки, грозящие нашему здоровью, если ожидается наступление холодного фронта. Я нашел описание тех изменений, которые наверняка должны происходить, но которые не всегда известны медикам: особенно чувствительны эндокринные железы, они меняют содержание в крови сахара, кальция, магния, фосфора. Мне осталось сопоставить эти цифры с картами расселения кроманьонцев, с маршрутами их передвижений, с местами временных стоянок.
Когда я сообщил о своей работе Руте, она была изумлена:
- Ты и вправду доказал, что кроманьонцы маги и кудесники. Они улавливали такие изменения в собственном организме, какие нельзя измерить даже чувствительными приборами. Что ты думаешь об ионизации воздуха?
- Думаю, что перед грозой именно положительные ионы дают себя знать. Самочувствие резко ухудшается, страдают не только астматики и больные туберкулезом, но и вполне здоровые люди. Наоборот, после грозы наступает улучшение, и это только оттого, что в воздухе много отрицательных, полезных для нас ионов.
- Но ты приписываешь кроманьонцам способность предсказывать сильные грозы за два дня до того, как они разражались над их головами?..
- Приписываю? Ничуть не бывало. Они и вправду предсказывали их. Может быть, ощущали ионный состав воздуха, а может...
- Что?
- Наверное, они видели будущее. Были ясновидцами, что ли... Ты знаешь мою точку зрения.
- Знаю. Им действительно нужно было видеть будущее, знать его. И если глубоководные рыбы опережали в этом человека, предвосхищая всем своим поведением катастрофы и извержения, то человек тоже... мог.
- Конечно, мог. И может. Один мой знакомый, по крайней мере...
- Кто?
- Санин. Он изучает майя, ацтеков, этрусков.
- И предсказывает будущее?
- Да, если угодно. Только он просил об этом не распространяться. Могу познакомить тебя с ним.
- Мы уже знакомы...
- Вот как?
- Да, но это долгая история. Знакомство произошло на нашей базе в Хосте или даже еще раньше...
- Почему же он молчал?
- А ты?
- Я думал, об этом не стоило распространяться. Контакты меняют будущее.
