то читал...
- Давно? - живо спросила девушка.
- Да, очень. Еще в школе.
- Еще в школе... - с шутливым разочарованием повторила она. - А я думала, вы моложе.
- Мы еще не успели познакомиться...
- Маргарет.
- Хольгер.
...Ее дом стоял у западной дороги недалеко от города. Когда они вышли из машины, он подумал, что вечер будет лунным, и вспомнил о замке Данвеган.
Калитка закрылась, шум, доносившийся с шоссе, пропал, смешавшись с тихим перезвоном жесткой высокой травы по краям дорожки, посыпанной круглыми зернами шлака. Чист и ясен был здесь воздух с запахом рощи после дождя, и небо над головой казалось другим - прозрачнее, глубже.
Они прошли к дому. Одна из стен была наполовину закрыта оранжевыми, зелеными и голубоватыми листьями, уживавшимися на одних и тех же стеблях. У низкого крыльца стояла большая глиняная ваза с тонким зеленым рисунком по краю, сверху в нее падала струйка воды, падала и вытекала на землю в том месте, где от вазы был отбит кусок с рисунком.
Излом был таким свежим, что Хольгер невольно поискал глазами осколок. Поднимаясь на крыльцо, он успел заглянуть в вазу, но не увидел дна. Почему-то стало ясно, что на дне осколка тоже нет.
Необъяснимо легко, от одного прикосновения ее пальцев распахнулась дверь - комната показалась продолжением сада. На розоватой каменной стене неяркой краской были очень живо набросаны те же листья трех оттенков. В углу стояла такая же ваза, что и в саду. И точно так же не хватало кусочка керамики в верхней ее части, где по всему кругу шел поясок орнамента.
Хольгер подошел к вазе и протянул руку, ловя водяную струю, сбегавшую вниз и не оставлявшую следов.
- Зеркало, - улыбнулась девушка.
И он понял, что это точно было зеркало, отражение в котором почти не отличалось от реальной вазы - так легко возникала иллюзия объема. На ладони как будто бы даже осели невидимые росинки - тоже, конечно, иллюзия.
- Это вы придумали? - спросил он.
- Что тут особенного? В доме должно быть хорошее зеркало, а куда его поместить - сразу видно. Настоящее зеркало должно оставаться невидимым, незаметным.
В комнате были и книжный шкаф, и стол, и телевизор, и легкие кресла, но эти привычные вещи сочетались тем не менее с едва уловимой новизной, необычностью.
Электрический свет не зажегся, не вспыхнул матовыми пятнами - просто засиял воздух вокруг, и оставалось непонятным, как возникло это сияние. Кресло передвинулось, повинуясь пальцам, а комната, казалось, меняла размеры, точно кто-то творил неслышимые заклинания. Изображение не умещалось в тесном квадрате телеэкрана - линии замыкались уже в пространстве, очерчивая как бы некоторый объем.
Книги... Их страницы пахли яблоками, как окна в сад. И рассказывали они о голубых лугах, где плескались волны травы, о жемчужных полях спелого овса, о грибах лесных, дождях, даримых летними грозами, - обо всем таинственном и неповторимо прекрасном. И каждая страница являлась отражением дня, ушедшего в прошлое, одного дня, который как будто забылся, растаял и снова всплыл в памяти - веткой весенней березы или горной сосны, вписавшейся под тонкий переплет с запахом яблок.
- Вы любите... об этом? - Голос ее был рядом, но Хольгер понял вопрос скорее по движению губ.
- Да. У вас хорошие книги, где только вы раздобыли их?
- Эти книги о хорошем. Но есть и другие. Взгляните. - Она притронулась длинными пальцами к ядовито- зеленой обложке. Книга раскрылась. Возникли правдивые желчные слова.
'Является ли туризм экологическим фактором того же порядка, что и землетрясение, пожар или наводнение? Нет, это явление регулярное, хроническое, а не случайное, как стихийные бедствия, и похоже больше на заболевание. На альпийских перевалах автостоянки теснят луга, на туристских маршрутах в Англии и ФРГ в прошлом году сбиты десятки тысяч зайцев и косуль...'
- Это не о нас, - сказал Хольгер. - У меня нет машины. У вас она есть, но вы не турист. И потом, эти зайцы и косули искупили собой жизнь многих людей, которых сбили бы те же автомобили, пролегай их маршруты в других местах - там, где нет косуль, но зато есть люди.
- Безразличие - вот настоящий убийца. Оно настигает везде и всех, без разбору. Как-то я нашла на дороге зайца с отдавленными лапами. Только через месяц он смог бегать.
- Он живет у вас?
- Нет. Ушел к себе в лес. Иногда заходит в гости по старой памяти. Вам нравится у нас?
- Да. Сегодня я видел Шотландию...
- С вертолета? - спросила она с легкой иронией и сухо добавила: Сегодня тепло и солнечно, но и в такую погоду с вертолета многое можно не заметить.
Хольгер встретил ее строгий взгляд.
- Вам нужно побывать на Гэльских сборах, - посоветовала она. Шотландия - земля гэлов, кельтов. Гэлы... Ведь это слово скоро останется только в книгах, в сказках. И вересковые пустоши исчезнут. Будут жить только земля и камни. Что было раньше, давным-давно, когда не было Принсес-стрит и Джордж-сквер, Эдинбургского замка и еще раньше?.. - Она как будто спрашивала о чем-то неясном или думала вслух, без надежды на ответ.
Хольгер вспомнил голубовато-серый ромб озера Лох-Ломонд, широкие волны земли с редкими рощицами, очередь у ночного клуба в Глазго, пляшущую, кричащую, извивающуюся, - длинноволосые юнцы и симпатичные девочки с бутылками виски в сумочках. И еще хмурое утреннее небо над Клайдом, паучьи лапы кранов, суету миллионного города и сутулые спины свободных от работы. Это была Шотландия, и все- таки знал он ее так, как можно узнать по моментальному снимку, не более.
- Гэльские сборы... Это, кажется, фестивали, где поют старые песни и играют в гэльский футбол. Машина времени. Единственный способ увидеть частицу прошлого.
- Не единственный. Но оставим Шотландию. Расскажите, чем вы занимаетесь у себя на родине.
- Я электрик, инженер-электрик. - Было немного жалко, что ответ на ее вопрос звучал так прозаически.
- Это интересно? - спросила она серьезно.
- Не очень, - признался Хольгер, - но если бы пришлось снова выбирать, то лучше трудно было бы что- нибудь придумать.
- Я думаю, что человек дважды открывает истину, - неожиданно сказала она. - Сначала в искусстве, потом в науке, в технике. Можно многое уметь, не зная настоящих причин. Уметь интереснее, чем знать.
Она почему-то вздохнула.
- Вы правы, - сказал Хольгер. - Золотым коробочкам из Ирландского музея две тысячи лет, а следы сварки на них обнаружили недавно. Ирландские кельты были знакомы с холодной сваркой металлов, они умели это делать, объяснение же нашли инженеры двадцатого века.
Она не ответила, и Хольгер смутился. Янтарный свет, мягко очертивший пространство комнаты, отражался в ее глазах, готовых к улыбке снисхождения, улыбке радости, улыбке любви. И понять это было совсем не трудно, но они говорили о книгах, о Клифе Ричардсе, о кино - долго, так долго, что на небе успели смениться десять оттенков синевы, а на востоке и западе проросли звезды.
...Пролетала короткая ночь. Он поймал себя на том, что не знает названия городка. Вертолет подвернулся случайно, а ему было все равно, куда лететь.
- Инвернесс, - сказала она. - Ты прилетел в Инвернесс.
- Инвернесс, - повторил он, словно что-то припоминая.
Потом, уже про себя, он повторил ее имя: Маргарет, Мэгги, Мэг.
Нет ничего правдивее легенд
Что-то совсем простое заставляло Хольгера вернуться в замок Данвеган. Он вспоминал и мягко светящееся глубокое небо, неотделимое от волшебного запаха трав, и летние звезды, большие, как под увеличительным стеклом, и косматую, в облачных гребешках луну, которая то вырывалась на звездный
