Угрюмые и запущенные строения немногочисленных деревень и поселков были населены людьми, несущими на своих лицах явную печать вырождения. Собравшись в своих капищах под надзором суровых жрецов они исступленно совершали свои черные ритуалы, нередко сопровождая их человеческими жертвоприношениями.
Мой провожатый, или скорее бессменный страж всюду сопутствовал мне в моих странствиях. Я уже привык к его присутствию и научился легко обращаться с ним при помощи мысленных усилий.
Вместе с ним мы совершили немало путешествий по параллельным мирам и во времени, и я действительно смог собственными глазами увидеть историю человеческой цивилизации, причем не только нашей. И пусть величественные картины правления египетских фараонов и римских императоров я смог наблюдать только сквозь мутную пелену Разделяющего Барьера, все равно это было великолепно!
Но как ни странно, факт удовлетворения моего любопытства радовал меня гораздо меньше, чем мог прежде предположить. Неуемная тоска по дому съедала мою душу.
Однажды я попросил Демона показать мне родные края если уж не в настоящей Англии, то хотя бы в этой квази-Земле, и через несколько мгновений я был уже в Лондоне.
Место, в котором мы очутились, лишь отдаленно напоминал мне город моего детства. Я с трудом угадывал извилистые берега Темзы и не узнавал хорошо знакомый мне по прежней жизни ландшафт столицы Британии. В городском пейзаже преобладали черные и серые тона. Мрачные и угрюмые строения зияли провалами окон, и лишь за некоторыми покосившимися рамами зыбко светились огоньки свечей. Надо всем господствовал отвратительный запах, что я ощутил впервые в залах Британского музея, и который преследовал меня повсюду в этом мире.
Сам музей, к моему удивлению, находился в этом мире там, где ему и полагалось быть - между Рассел и Монтегью-стрит, но Боже, - каким уродливым он мне показался!
На первый взгляд его линии повторяли привычные очертания, известные мне по прежней жизни, но грубо нарушенные геометрические пропорции придавали некогда величественному зданию жуткий и отталкивающий вид.
Восемь мощных колонн как и полагалось, возносили вверх огромный фронтон, украшенный барельефами, при взгляде на которые по телу у меня пробежала дрожь ужаса и отвращения. Там, где на Земле на входящих посетителей смотрели величественные и прекрасные фигуры богов, олицетворяющие мудрость и красоту человечества, здесь на меня насмешливо и злобно взирали монстры, один страшнее другого.
Крылатые грифоны, медузы увитые змеями, кровожадный египетский бог Собк с крокодильей головой, отвратительный трехголовый дракон с крыльями, как у летучей мыши, являлись жуткой противоположностью привычному мне фасаду Британского музея.
То, что я обнаружил внутри здания показало мне всю глубину пропасти, разделяющей мораль и культуру наших миров... Древние полуразложившиеся мертвецы из языческих захоронений и прекрасно сохранившиеся мумии фараонов, ссохшиеся тела христианских подвижников и наполненные смолой трупы африканских колдунов заполняли собой большую часть экспозиции западного крыла.
Дальше находились черепа самых разнообразных размеров и форм - от крошечной головы младенца до жутко вытянутого почти в фут черепа перуанского индейца с ритуальными трепанационными отверстиями в теменной части.
Далее шли различные надгробия, начиная от безыскусных сарматских изваяний и кончая отвратительными изображениями заупокойных духов австралийских племен.
Там, где должен был находиться величественный фриз Парфенона, стоял высокий постамент из темного мрамора, отделанный золотом и ониксом. На нем под хрустальным колпаком я увидел книгу в черном переплете из дубленой человеческой кожи. Сопровождающий меня Демон почтительно поклонился внушительному фолианту.
- Это 'Некрономикон' - величайшая книга безумного араба Абуллы Аль-Хазреда, содержащая ключ к перемещению между мирами. Она была одновременно написана здесь и на твоей Земле, и если оба экземпляра книги соединить вместе, оба параллельных мира сольются воедино.
Мы много раз пытались пронести 'Некрономикон' через Барьер, но - увы, это еще никому не удалось.
Лишь однажды Черный Призрак Ночи, верный слуга богини Уаджит, используя самую мощную магию, смог донести Священную Книгу до Врат через Барьер, но там...
...охватывает пугающее чувство постепенного изменения.
Воздух, которым я дышу, жуткие сцены из мира Демонов, стоящие у меня перед глазами, их черные мысли и деяния, незаметно, но неумолимо отравляют мое сознание, превращая в монстра.
По-видимому, любой человек, попавший в этот извращенный мир, начинает постепенно перерождаться, пока сам не станет Демоном.
Последние дни я замечаю, что в своих воспоминаниях начинаю отстраненно взирать на людей, как на чуждых мне ограниченных существ, и вид их крови, обильно льющейся во время жертвоприношений уже не тревожит, как прежде, мою душу.
Теперь я знаю, что на протяжении последних столетий Силы Зла предпринимали неоднократные попытки прорваться через Барьер, и иногда это им удавалось, хотя и не надолго: в индийском штате Керала в XVII веке и в Аркхеме в начале нынешнего столетия. Но видит Бог, главные битвы сил Тьмы и Света еще впереди...'
Полгода я владею рукописью, и все это время проклинаю тот день и час, когда, движимый любопытством, я положил ее в свой рюкзак. В то тихое апрельское утро мне следовало оставить в покое дьявольское порождение Чужого Мира, а теперь я превратился в заложника страшного манускрипта.
Жизнь моя становится невыносимой. Ночами меня стали мучить жуткие кошмары, слишком правдоподобные, чтобы считать их просто снами. Днем я часами размышляю о судьбе Алана Райса и о том ужасном соседстве, про которое не подозревают беспечные жители Земли. Я долго носил в себе тайну Посещения Извне, но теперь у меня уже нет сил молчать. Временами мой разум отказывает, а физическое здоровье заметно пошатнулось за последнее время. Проклятая кожаная тетрадь пьет мою кровь. Я почти уверен, что все пришедшее сюда из Черного Мира, несет на себе печать проклятия и разрушения.
Книга, которая начала было стремительно разрушаться на моих глазах, теперь вновь в отличном состоянии. Случайно я обнаружил способ ее восстановления.
Однажды вечером я сидел в своей лаборатории, пытаясь определить возраст рукописи. В качестве эталона я использовал несколько старинных монет различных эпох из моей коллекции, начиная от николаевского пятака и заканчивая сестерцием Веспасиана.
Последней монетой я особенно гордился - она считалась жемчужиной моего собрания, причем находилась в отличном состоянии, несмотря на восемнадцать столетий, отделявших нас от эпохи этого бережливого императора.
Каковы же были мои изумление и досада, когда я увидел, как моя лучшая монета возложенная на черный переплет загадочного манускрипта, превратилась в грязный истертый комочек металла. Две тысячи лет за несколько секунд ощутимо и грубо сделали свою неумолимую отметину на старой монете, которую судьба до сих пор счастливо уберегала от воздействия бога Хроноса.
Снедаемый одновременно горячим любопытством и жалостью к своей разрушаемой коллекции, я прикоснулся к книге другой монетой, относящейся к эпохе Анны Иоановны. И снова, как и в первый раз, прекрасно сохранившаяся до того медная монета быстро обезобразилась зеленым окислом и моментально постарела, в то время как внешний вид рукописи заметно улучшился: страницы восстановили былую белизну, а размытые строчки стали яркими и четкими.
С тех пор, пытаясь сохранить драгоценный манускрипт, я извел все мало-мальски старые предметы у себя дома, зато теперь рукопись из Чужого Мира сияет первозданной новизной. Недавно я зашел в наш городской краеведческий музей и украдкой прикоснулся книгой к могильному изваянию найденному в скифском кургане.
То, что произошло в тот момент, напугало меня до смерти и заставило спешно покинуть музей. Вот уже неделю, как я безвыездно сижу дома и напряженно размышляю. В моем сознании отчетливо слышны чьи-то отвратительные голоса. Временами они складываются в неясное бормотание, но иногда сквозь их жуткое завывание, зловещий шепот и странные звуки, явно издаваемые нечеловеческими голосовыми связками, я
