ходить некие плохие ребята из страшного мира, что они почему-то очень злые, мучают деревья и зверюшек, некоторых даже убивают. Они сами не понимают, что творят, им самим больно от этих деяний, но они не могут остановится.
Тогда Алешу увидел коровушку, и сразу все понял. Она сидела во главе стола, и была такой прекрасной, такая светлая глубокая мудрость сияла в ее глазах, такая любовь ко всем, ко всем, что Алеша понял (точнее - вспомнил, смысл этой жертвы) - даже и самая черствая душа покаялась бы в своих злодеяниях, увидев, что это прекрасное создание жертвует своей жизнью. И одного только взгляда на нее, на коровушку, было достаточно, чтобы полюбить ее горячо и преданно - Алеша уже знал, что она погибнет, и вот заливаясь слезами, вытянув перед собою руки, бросился к ней. Он намеривался как-то отговорить ее от задуманного, даже подумалось ему, что еще есть на это время - однако, времени уже не было - не успел он до нее добежать, как окружение переменилось.
Все эти зверюшки, и коровушка оказались стоящими на берегу реки, возле моста. Удивительной была и река и мост - одна половина реки была чистая, одна половина моста - деревянная, это возле берега где стояли зверюшки и лес. Другая половина реки была ядовито-красная, мост там был бетонный в ржавых подтеках - на той стороне моста не было леса, там была унылая, изуродованная местность, с кучами мусора, с воронками, котлованами, над тем берегом дыбились трубы и плевались ядовито черными или желтыми клубами - с того берега шли 'злые ребята' - у них были бледные или покрытые нездоровым румянцем лица, они постоянно ругались, и хотя им было от этого больно, они настолько привыкли к этому, что не могли остановится. Они шли как солдаты, строем, но, одновременно с тем, пошатывались как пьяные. Было больно смотреть на них, и хотелось поскорее разрушить мост, чтобы навсегда они остались на том берегу. Однако, Алеша знал, что мост невозможно разрушить... Тогда он оказался-таки рядом с коровушкой, и обнял ее за шею - на ней нежно зазвенел колокольчик - и зашептал:
- Коровушка, коровушка, пожалуйста, останься!.. Я даже не знаю, как мы сможем жить без тебя... Милая моя, пожалуйста, останься...
А она отвечала то, что Алеша уже знал в своем сердце:
- Они увидят, они поймут - они не смогут быть прежними. Навсегда, навсегда запомнят, и детям своим расскажут. Этот лес вновь будет счастливым. Только вспоминайте обо мне...
И она пошла навстречу этим 'злым ребятам', по мосту. В середине, где деревянная его часть переходила в каменную, она остановилась и взобралась на ограждение. Остановились и те, идущие с другого берега. Они, кажется, уже все почувствовали, и тогда Алеша вновь бросился к коровушке - вновь он жаждал ее остановить. Ему было больно, он стенал, он рыдал - в эти мгновенья он любил коровушку больше всего на свете, и действительно не мог представить, как это может статься, что она погибнет. Он хотел обратить к ней мольбы, но понял, что слишком многое хочет сказать, что не успеет и малой доли выразить, потому что лишь считанные мгновенья остались. И тогда он закричал - в этом вопле была и любовь, и мольба остановится - очень-очень многое было в этом вопле... Коровушка повернулась к нему, словно бы поцеловала своими нежными глазами, затем - повернулась к тем уже стоящим, и совершила жертву - бросилась в кровавую, ядовитую воду. Тот кто видел это, не мог остаться равнодушным - каждый из этих 'злых ребят', чувствовал, что это ради него совершена жертва, они видели что-то невообразимо, непостижимо для них прекрасное, гибнущее из-за них, ради них, и они не могли уже себя обманывать, они, еще более бледные чем прежде, развернулись, и бросились бежать к тем плюющими ядом трубам, и к ним не было злобы, только жалость - к таким потерянным, одиноким.
В это время мост на стыке деревянного и бетонного стал разъезжаться, и Алеша, заливаясь слезами, и зовя коровушку, бросился в этот проем. И здесь высота моста оказалась неожиданно большой - это был мост великан, и неведомо, сколько еще ему предстояло падать. Он вспомнил, что был когда-то проездом в некоем городе, и проходил по такому вот громадному мосту над рекой - он был тогда совсем маленьким, и ему подумалось, что можно целый день падать и так и не долететь до воды. А еще ему вспомнилось, что давным-давно к нему приходил такой сон про коровушку, и что он и во сне рыдал, пытаясь ее остановить, и потом, когда проснулся, тоже весь в слезах был, и долго еще не мог успокоится, все плакал. Потом хотел он заснуть, вновь оказаться в том сне, помочь коровушке - очень хотел, но от этого то 'очень' ничего не получилось - потом боль утраты была стерта какими-то иными впечатлениями, затем и вовсе забылась...
Все ближе и ближе была кровавая поверхность, вот он рухнул, и оказался уже не в реке, но в бескрайнем темно-кровавом, грозном океане - вздымались могучие валы, а где-то поблизости ревел водоворот. Он всегда боялся водоворотов, боялся тех пучин в которые водоворот мог унести. И, как и следовало ожидать, водоворот подхватил его - это была исполинская воронка, которая как щепку поглотила бы и самый большой корабль, не то что маленького мальчика. Он все-таки пытался бороться, но все было тщетно, и началось стремительное падение в черную бездну. Он падал-падал, и тут вспомнились нежные очи, вспомнилось, что есть прекрасный, бесконечный, любящий его мир... Но прежде всего вспомнились очи...
В детстве он очень любил картины - и в основном пейзажи, изображающие природные ландшафты, коллекционировал альбомы с иллюстрациями, просто собирал открытки. В конце концов у него получилась довольно большая коллекция этих открыток, и он мог разглядывать их, любоваться целыми часами. Среди тех открыток были и с морскими видами, в том числе и в бурю. Но даже и открытки с бурным морем казались ему спокойными: что ж, что валы поднимаются, что ж из того, что небо клубится - все это прекрасно, во всем этом душа художника, это искусство.
И вот теперь одна за другой сменялись эти картины, и тут же исчезла мгла - то, что раньше казалось непостижимой, жуткой, неуправляемой громадой, теперь стало прекрасным, то, чем можно было любоваться. Это был живой, голубой цвет - это была родственная ему глубина, которая несомненно хранила в себе множество тайн, готова была поделится с ним этими тайнами, а точнее напомнить. Ведь Алеша не раз уже погружался в эти воды - это было когда-то прежде, и многие-многие приключения были связаны с подводным царствием. Но теперь он стремился вверх, легко рассекал эти глубины - все ярче, все яснее становился спокойный, но и трепетный, живой свет солнца. И, когда он вылетел из воды, и, вздымаясь все выше, видел простор океана, видел паруса кораблей возле дальних берегов, и сами эти дальние берега, все залитые голубым светом океана, все такие свежие, наполненные раздольным ветром - в эти прекрасные мгновенья он вспомнил, что когда-то уже испытывал подобный восторг, тоже тогда вздымался из водной бездны - тогда это было перед самым пробужденьем, и он уже чувствовал, что проснется, и что никогда в жизни не вернется в этот сон, и тогда, при том безмерно далеком пробужденье, он взмолился неведомо к кому - со слезами молил, чтобы в мгновенья смерти, независимо от того, какой должна была быть его жизнь, кем бы он не стал - чтобы вся накипь очистилась, чтобы в самой смерти он вспомнил этот голубой простор океана, и весенних, неведомых земель...
И тут его подхватили руки, и он оказался вместе с крестьянским мальчиком, сидящим на спине деревянного летящего коня. Конь летел с огромной скоростью, и вскоре остался позади океан, стремительно отлетали сказочные страны. Мальчик говорил:
- Что же, ты прошел испытание; ты искупил то, что не сдержал свое слово...
- Простите, простите меня пожалуйста! - со слезами взмолился Алеша.
- Ты уже получил прощение. Ты научился летать, и теперь мы вырвемся из этого ограниченного мира в твой город. К подъезду. Наконец то!..
Мальчик засмеялся, и Алеша поддержал этот смех, ему действительно было очень хорошо. Сначала еще хотелось расспросить, отчего произошло это наказание, почему было так больно, но он сдержался, потому что расспросы были тщетными, и он в сердце своем чувствовал, что знает ответ - он хотел донести свои мечты до толпы, но он не мог этого сделать, и сами мысли так неумело выраженные, так жестоко высмеянные показались ему глупостью, идиотизмом - самое святое, что было в его душе показалось ему идиотизмом, и он сам себя наказал болью, отчаяньем... Но он не хотел над этим долго задумываться, ибо хотелось как можно скорее вырваться к свету.
Вот задули, завыли вокруг них зимние ветры, армии темных снежинок в стремительном, безумном вальсе закружили возле - кажется, они прилагали последние усилия, чтобы остановить их, чтобы бросить на те безжизненные поля, которые простирались теперь под ними. Но нет - не властны были что либо сделать эти снежинки, и вскоре остались позади. Они вылетели в длинный-длинный коридор, который весь заполнен был толпой существ с красными глазами - все они вопили, и пытались задержать летящих. Вытягивались
