голове прорезалось раскаленное шило - в иное время Вилтор застонал бы от боли, теперь же он попросту не заметил этого. Вот он заметил, что упал на колени, почти соприкасаясь с кислотою, и одним сильным рывком отпрянул назад - при этом все продолжал вытягивать к кораблю руки. Он вглядывался в эту белоснежную поверхность, с тревогой искал - нет ли каких повреждений корабль выглядел так, будто только что был создан. И тогда новая боль полыхнула в его сердце: ведь в любое мгновенье мог взмыть этот корабль, исчезнуть в этих черных небесах. Да и что, право, ему было делать здесь, среди этого мрака?.. И так ему ясно представилось, как останется он один, уже без всякой надежды, перед тем надвигающимся космическим ужасом, что сначала завыл он зверем раненным, а потом, все разрастаясь, вырвался из него вопль: 'КЭРОЛАЙН!!!' - на этом вопле он сорвал себе голос, захрипел, но тут же, стремительно набрав себе в легкие жаркого воздуха, вновь завопил, надрываясь это имя. Эхо загудело над озером, заметалось среди окружающих его каменных выступов, в отдалении отозвалось грохотом, а Вилтор уже вновь набрал в легкие воздуха, вновь завопил. Ему нечего было терять - либо Она услышит, придет - либо... ад.
И вот Вилтор увидел, как от борта корабля словно белое перо отделилось, стремительно полетело к берегу, к нему. Он всю жизнь ждал этой встречи, а произошло все настолько стремительно, неожиданно, что он и опомнится не успел. Перо оказалась капсулой для перелета на небольшие расстояния, оно опустилось в двух шагах от него и тут же вышла из него, встала пред ним, по прежнему на коленях молящих Кэролайн, Звезда.
Вилтор слова не мог вымолвить, не мог пошевелится. Теперь какие-либо житейские волнения, воспоминания, любые чувство - ничто ничего не значило. Была только Кэролайн, был только свет, который могут видеть разве что блаженные после смерти - свет льющийся из очей ее. И что там какой-то космический поток из черной дыры? Пусть изжигает, пусть не станет тела - он уже чувствовал себя умершим, и бесконечно счастливым, он свято верил, что никакая сила не сможет разлучить его со Звездою.
А Кэролайн быстро шагнула к нему, подхватила за руки, и поставила на ноги, заговорила быстро, встревоженным голосом - и все равно это был святой голос, голос, от которого душа блаженством наполнялась:
- Вот действительно невероятно... Никак не могу поверить - здесь Человек!.. Как вы кричали - я сначала подумала, что - это голос какой-то стихии. Я ведь в корабле от этого тумана кислотного укрылась. Теперь то он, кажется рассеялся, но, все равно - частицы его рассеяны в воздухе. В голове жжет, но и это не самое страшное - вы, ведь, знаете, что с неба надвигается... Расскажите, у вас есть корабль?.. Тогда скорее - к нему, надо улетать отсюда. Скорее - бежим...
Смысл этих слов не сразу дошел до Вилтора, а когда дошел, он еще некоторое время не хотел верить. Как - неужели же может быть, что корабль Звезды поврежден, что она не унесет его отсюда. Она повторила свой вопрос, и тогда он понял, тут же смирился - сам, не осознавая того, крепче сжал ее легкие ладони: 'Что ж - пусть поглотит меня та чернота. Вместе с нею, вместе с нею - это раем станет'.
Однако, Кэролайн не могла смирится так, как она - она еще раз и более настоятельно потребовала ответа, наконец, даже смогла освободить свои руки от его, и посильнее встряхнуть Вилтора за плечи.
- Ты спрашиваешь про корабль... - пробормотал, неотрывно глядя в ее очи Вилтор. - Корабль разбился вдребезги. Все переломано. Ну, ничего-ничего теперь счастье, навсегда...
- Мое падение было более успешным - вышел из строя только один из блоков в двигатели. Блок не большой, но очень важный, починке не подлежит - можно только на новый заменить. Пусть твой корабль разбился, но, кто знает - быть может, именно этот блок и пощадила судьба. Залезай в капсулу, показывай дорогу.
Вилтор забрался в капсулу вместе с Кэролайн и их тела оказались прижатыми друг к другу. При этом Вилтор не испытывал какого-то стеснения, чувствия, что он поступает как-то кощунственно по отношению к божеству, не было и какой-то новой стадии блаженства. С того мгновенья, как он увидел Ее пред собою, именно на него смотрящую, именно ему говорящую - он витал в таких высоких сферах, что все это казалось мелочным. Несколько раз он забывался, переставал указывать дорогу, и тогда Кэролайн вновь и вновь приходилось его встряхивать. И Вилтор увидел свой корабль, только когда подлетел к нему вплотную - уже не вырывались из него языки пламени, он высился уродливой грудой искореженных железок. Вот выбрались они из капсулы, и тогда только увидел Вилтор, что совсем поблизости медленно, с тяжелым, устрашающим грохотом вращается темная, вздымающаяся вверх колонна. Были видны составляющие ее вуали; такие же вуали, но более рассеянные двигались и в воздухе, касались кожи, оставляли жжение, и не понять было - холода, или жара.
- Скорее, выбирайся - разберись, что здесь к чему. - молвила Кэролайн.
Повинуясь, от днища капсулы отделился маленький ремонтный робот, и полетел к груде железа - скрылся в ней, и тут же из проемов между погнутыми листами стали вырывать ярко-белесые отсветы сварки - некоторые вуали, как бы интересуясь, стали вытягиваться туда. Ну а Кэролайн пока оглядывалась. Вот заметила она одну капсулу, другую... И тут только Вилтор, впервые с того времени, как увидел ее, вспомнил, что есть у него и жена, и ребенок, и стыдно ему за это стало. Он понимал, что - это очень плохое чувство, что надо ему с любовью о них думать, но ничего не мог поделать - даже все усиливалось это чувство, заполоняло его, боль причиняло: 'Лучше бы их совсем не было - вихрь бы этот их поглотил, тогда бы я остался наедине с Кэролайн, и ничто бы не могло нашему счастью помешать... Да что же это! Да как могу, рядом с ней, со Святою, со Звездой моей подобные вот мысли иметь!.. Да как после этого достоин общаться, рядом находится...' - однако, тут же поднимался новый, страстный порыв, болью его охватывал, глаза слепил - он жаждал остаться наедине с Кэролайн навсегда, и всяко, что могло ему помешать, он почитал чем-то враждебным. В одно и то же время он хотел, чтобы жена его и сын уже были поглощены черным вихрем, и испытывал ни с чем несравнимое презрение к самому себе. И вот Кэролайн задала вопрос, которого он так опасался:
- Чьи это капсула?
- Да это, да понимаешь ли... - Вилтору хотел что-нибудь придумать, как-нибудь оправдаться, и, вдруг, он упал перед нею на колени, поймал ее руку, и, истово ее целуя, зашептал. - Ты понимаешь, я... я предал... я любовь свою предал! Простишь ли ты меня?! Я же поженился! Понимаешь - и сын у меня!.. Но ты знай-знай, я их никогда по настоящему не любил - в глубине то я всегда тебе верен оставался...
И, как раз в это время появилась и Вера и Санти. Они вышли из какой-то неприметной лощинке, которая была настолько близка, что, несмотря на беспрерывный грохот, они непременно должны были слышать каждое слово. Они оба смертно бледные, перепачканные в крови - шли медленно, накрепко, с отчаяньем ухватившись друг за друга - каждый находил в другом последнее спасение от надвигающегося безумия. Они остановились в шаге от онемевшего, глядящего на них как на адских призраков Вилтора, смотрели на него потемневшими от слез, отчаянными глазами - Кэролайн же и вовсе не замечали.
- Ну, что?! Что?!.. - несколько раз воскликнул наконец Вилтор, и тут же извиняющимся, молящим тоном обратился к Кэролайн. - Вот... это и есть моя жена и сын.
- Вилтор... - прошептала, едва не падая в обморок Вера. - Моя мама умерла. Ей помощь была нужна. Ты не помог. Ты убежал.
- Ну что же. Что же... Что же я мог поделать?! Нет - ей уже нельзя было помочь, зато я нашел Кэролайн.
- Моя мама умерла. - все тем же мертвенным голосом прошептала Кэролайн.
- Все мы рано или поздно умрем. - без всякого выражения, лишь бы только побыстрее отделаться, пробурчал Вилтор.
Он вновь повернулся к Кэролайн, ожидая, что вот сейчас она его подхватит, унесет куда-то далеко- далеко, от этих нудных бесполезных разговоров. Вновь адское раскаленное шило пронзило голову, кровь хлынула по уже запекшейся из носа, и одновременно - он почувствовал, что поступает, думает сейчас как последний подлец, и Кэролайн одним плавным движением обошла их, склонилась над Санти, и, глядя в его измученные глаза, запела голосом, который давно уже не звучал - тем самым, божественным голосом, который заставил когда-то работников на Сириусе позабыть обо всем, и бросится по железным коридорам к ней, маленькой. Она пела:
- Бежит весенняя вода,
И солнце ласково блестит;
И шепчет небо: 'Любовь всегда,
Здесь в облаках летит!'
И пела эти простые строки с таким чувством, с такой душевной мощью,
