заговаривал с людьми. Покачав головой, Евгений Захарович поднялся и продолжил путь. И снова полетели шишки, зашуршала осыпающаяся кора. Лес был наводнен задирами и забияками. Пришлось снова прикрываться руками и отплясывать замысловатый танец. А когда один из пересекающих тропу кореньев, скрипя от натуги выпростал из-под земли узловатое колено, Евгений Захарович не стал огорчать старика и покорно споткнулся. Дробно смеясь, корень змеей зашевелился в грунте, раста
лкивая сонных соседей.
-- Как я его, видели? Мда... Так вот!..
Ему хрипло возразили:
-- Вот если бы он растянулся, -- тогда да. Тогда совсем другой ракурс. А так -- ни то, ни се...
-- Много вы, молодые, понимаете! Критиканы зеленые... Вы так-то сперва попробуйте, а потом уже говорите!
-- И попробуем!
-- А вот бы и не болтали!..
Перебранку корневищ, похожих на песочного цвета питонов, Евгений Захарович так и не дослушал до конца. Сделав еще пару шагов, он замер, ошеломленно уставившись вперед. Всего в нескольких метрах от него в воздухе мерцала золотистая необъятная паутина. Исполняя роль гигантского занавеса, она разгораживала лес надвое, хотя трава, кусты и деревья с той стороны выглядели на первый взгляд точно такими же. Евгений Захарович продолжал внимательно всматриваться, но разницы по-прежнему не улавливал. Те же цветы красовались на полянах, и так же гудели над ними пчел
ы и мухи. Мелькали, падая и вздымаясь, бабочки -- трогательные и неумелые летуны, выцеливая зазевавшуюся мошкару, с высоты пикировали глазастые стрекозы. Евгений Захарович рассмотрел, что тропинка добегает до прозрачного занавеса и там исчезает. Вернее, с той стороны она становилась едва приметной, словно по густой разросшейся траве давным-давно никто не ходил. Впрочем, какая разница? Ему-то все равно надо было ТУДА, и он догадывался, что ни ответов, ни разъяснений ни один обитатель леса ему не предложит. Душой он готов был перешагнуть волшебную черту, но разум, отягощенный бессмысленным опытом, советовал не торопиться, высказывая одно сомнение за другим. Заподозрив неладное, утенок подошел ближе, вытянув тонкую шею, недовольно зашипел:
-- И чего встал?.. Все равно ведь ничего не придумает.
Об Евгении Захаровиче опять говорили в третьем лице. И снова кто-то невидимый словоохотливо подхватил:
-- Всю жизнь думают! Мудрецы! Философы доморощенные! Цари в кепках!..
Евгений Захарович промолчал. Ругаются, и пусть. Он успел повидать достаточно, чтобы не обижаться. Его интересовал мир, что располагался за занавесом, и не сразу он обратил внимание на то, что и утенок глядит туда же. В том, КАК 1 0они смотрели на тот 1 0лес, таилось нечто особенное. Может быть, подсознательно оба сознавали чего ждут и что должно вскоре случиться, но если утенок ждал событий с откровенным нетерпением, то Евгений Захарович все еще колебался. Как ни крути, главный выбор оставался за ним, и каким-то шестым чувством он понимал: от того, что он сейчас
сделает, будет зависеть вся его судьба. Там, на чердаке института, за десятки лет сменилось множество шаров. Но это был эксперимент 1 0-- глупый и жестокий, изначально обреченный на неудачу. Обреченный уже в силу того, что в сырье для опытов брали чужое. А люди могли и имели право экспериментировать всего над одной-единственной жизнью -- каждый над своей собственной.
Господи! Евгений Захарович переступил с ноги на ногу. Так ведь можно просомневаться всю жизнь! И потом, разве там, в кабинете, он не решил все раз и навсегда?
Сунув руки в карманы, Евгений Захарович отважно двинулся вперед.
Чувство было странным. Сначала ему показалось, что он продирается через настоящую паутину, но тут же пришло понимание, что эта паутина -- более прочная и материальная, чем все те, что он видел до сих пор. Точно так же она потрескивала и рвалась, но при этом он с изумлением вдруг сообразил, что паутина не липнет к коже, а проходит прямо сквозь его плоть. Так просеивают сквозь сито муку и песок. На мгновение Евгений Захарович ощутил постороннее сопротивление и покачнулся. Его выталкивало назад, и пришлось наваливаться всем телом, чтобы преодолеть неприянтую попытку отторжения. Несколько мгновений прошло в яростной борьбе, и в конце концов золотистая сеть уступила. Едва миновав заповедный порог, Евгений Захарович оглянулся.
В искристом дымчатом занавесе зияло отверстие, отдаленно напоминающее контуры человеческого тела. Пробоина на глазах затягивалась, и с кряхтением через нее спешил перебраться ворчливый утенок. А в следующую секунду с Евгением Захаровичем что-то произошло. Одним небольшим прыжком земля внезапно приблизилась, он сделал движение, чтобы подхватить сползающие джинсы, но ладони куда-то пропали. Клетчатая рубаха раздулась, превратившись в какую-то бурку, и он немедленно запутался в обезьяньих, вытянувшихся до земли рукавах. Барахтаясь в непомерных одеждах, Евгений Захарович наконец-то выпутался из них и только тут обнаружил, что отнюдь не раздет. На нем красовались потрепанные шорты, а, вытянув из штанин ноги, он узнал знакомые вьетнамские кеды. Подчиняясь какому- то воспоминанию, Евгений Захарович радостно хлопнул себя по груди и бокам. Конечно! Эта та самая вылинявшая до бела майка, с которой он не расставался два или три года. Ну да! Вот и заплатка на плече. Размытый и блеклый рисунок, изображающий человека с пропеллером. Теперь все!.. Он распрямил тело, легкое и стройное, без всякого испуга обернулся на хлопа
нье крыльев.
С силой толкаясь от воздуха, в небо поднималась большая белая птица. Тонкая длинная шея была напряжена, перепончатые лапы чуть вытянуты. Евгений Захарович пошарил взглядом вокруг. Гадкого утенка более не существовало.
Он снова запрокинул голову. Утенок улетал от него, поднимаясь над меховыми шапками сосен, делаясь все меньше и меньше. Бессознательно Евгений Захарович двинулся за ним, но через несколько шагов остановился. От него улетала часть его самого, его спутанное и промозглое будущее. Евгений Захарович машинально дернул себя за прядь волос. Возможно, это была последняя попытка воспротивиться конвейеру чудес. Но ничего не изменилось. И одновременно изменилось все. Евгений Захарович задумался. Жаль ли ему отринутого?.. Разумеется, жаль. Будущее стало прошлым, и, наверное, он будет помнить его, хотя нужна ли такая память -- не подскажет никто. И о чем жалеть, если жизнь продолжается? Более того, она только-только началась заново!
С любопытством он прислушался к себе. В тело входило нечто новое -давным-давно забытое. Нестерпимо хотелось двигаться, а сердце более не стучало, предпочитая тикать подобно ручным часикам -- легко и быстро. Он чувствовал запахи, о которых до сих пор не догадывался, на расстоянии угадывая холод ручья и живую влагу травы, терпкую березу и смолистый ваниль ели. Не тяготясь более своим телом, он побежал...
* * *
Уже на окраине города Евгений Захарович обнаружил, что сжимает в руке чугунную статуэтку Дон-Кихота. Подарок! Его подарок!.. И сразу вспомнились десятки образов, от которых жаром опалило лицо, а в груди часто и сильно затикало. Именно сегодня ОНА пригласила его к себе! На день рождения вместе с другими ребятами. Пусть по совпадению, пусть случайно, но это волшебное приглашение состоялось!
Ему стало почти страшно, и, чтобы не умереть раньше времени, он перешел на шаг. С крепнущей надеждой взглянул на чугунную фигурку и сжал ее покрепче. Она, конечно, поймет. Не может такого быть, чтобы она не поняла. Этот подарок объяснит ей все, и она поставит Дон-Кихота у себя -- может быть, даже на своем столе!..
Задохнувшись от волнения, Евгений Захарович остановился. Да, так оно, вероятно, и будет. Маленьким часовым фигурка займет место в ее комнате, чтобы предупреждать об опасностях, чтобы защищать в трудные минуты. Ведь кто-то должен ее защищать, находиться всегда рядом. А он, помолодевший и оживший, уже не будет таким застенчивым и глупым. Он станет говорить и улыбаться, он сделает все, чтобы радужными мазками перечеркнуть тоскливые сны своего будущего, и этой второй попытки он не упустит ни за что. Лучше уж сразу умереть. В свои неполные десять лет.
Худенькие ноги в кедах отказывались держать Евгения Захаровича. Ему тяжело было даже стоять. Земля -- могущественный из магнитов тянула к себе с непреодолимой силой. И все-таки эту дуэль ей суждено было проиграть. Евгений Захарович устоял. А, устояв, двинулся к близким домам.
В романах с мрачным концом над городами и селами обычно сгущаются сумерки, мерцают багровые
