- Я по поводу вашего заявления,- деликатно кашлянув, пробормотал я.
Художник повел в мою сторону рассеянным взором. Странно, но выражение его лица совершенно не соответствовало драматичности момента. Он словно и не рвал свои творения,- так, прибирал мастерскую от ненужного хлама.
- А-а... Очень кстати,- удивленно проговорил он.- Впрочем, весьма рад. Присаживайтесь, пожалуйста. Чего уж теперь...
Признаюсь честно: я запутался в этом человеке с первого захода, заблудился, как в трех соснах. Его слова, интонация в совокупности с манерой поведения моментально сбивали с толку. Вот вам и гений! Поймите-ка такого! Содержимое его фраз не соответствовало содержимому мыслей, ну а мысли шагали вразброд, то и дело обгоняемые сердцем, интуицией и всем тем, чему не лень было двигаться в его внутреннем царстве-государстве.
Выжав из себя улыбку, я с видимой робостью пристроился на скрипучий стул, который немедленно пополз куда-то вбок. Взмахнув руками, словно птица, я едва успел подскочить. Художник невозмутимо сграбастал обломки стула и со словами 'грехи предков - нам замаливать' скормил прожорливому камину.
- Итак, отдел расследований, если не ошибаюсь? - он наморщил тощенький лоб.- Что-то я читал про вас. Изрядно похабное,- он весело гоготнул, но тут же нахмурился.- Скверная статейка. Потуги графомана, плод измышлений бездаря. Но темы затрагивались ой-ей-ей. Я бы, признаться, не замахнулся. Честное- благородное! Впрочем, возможно, это была обыкновенная реклама. Да, точно. Дешевенькая реклама. И вы здесь совершенно ни при чем. Хотя и могли приструнить. Потому что кое-кого не мешало бы,- он переломил о колено одну из багетин и, метнув в огонь, приставил ладонь ко лбу, как сталевар на фресках минувшего.
- А может, простить их? - он взглянул на меня вопросительно. Только-то и есть добрых дел на Земле - любовь и прощение. Это против огромного греховного словаря. Кстати, не вы ли его сочинили?
Я ошарашенно кивнул. И тут же замотал головой. Возможно, я подсознательно начинал перенимать его стиль, и сами собой, откуда ни возьмись, в голове запрыгали несуразные фразы. Хлорофилл - это жизнь... Витамин Д спасает от рахита... Доминанта довлеет над генами... Одним из этих генов был, по-видимому, я. То есть, не был, а стал... Черт возьми! Я потер пальцами виски и, вспомнив зачем пришел, неуверенно приоткрыл рот:
- Я, собственно...- Слова неожиданно выпрыгнули из головы и предательской гурьбой разбежались по кустам. И было - с чего. Огромные глаза художника смотрели на меня с лютой свирепостью. Что-то снова приключилось с ним. Вернее, с его настроением. Черт бы побрал этих гениев! Я молчал, а сбоку гудел и потрескивал зловещий камин. Ситуация становилась все более двусмысленной. Чем бы это все завершилось, не знаю, но во взгляде художника в очередной раз произошла революционная перемена,потемневшим айсбергом строгость потекла и растаяла. Теперь он смотрел на меня, как смотрят на своего дитятю нежнейшие из родителей. Я полез за платком, чтобы утереть с лица пот. Этот гений был абсолютно непредсказуем!
- Так на чем мы остановились? - ласково спросил он.
Я гулко прокашлялся. Настолько гулко, что прокатившееся между стен эхо напугало меня самого. На далеком чердаке что-то скрежещуще опрокинулось.
- Простите...
Художник протянул руку и участливо похлопал меня по спине.
- Наверное, пища не в то горло попала,- пояснил он.- Такое бывает...
'Маразм!' - сверкнуло в моем мозгу. 'Неужели они все такие?!' Я по-прежнему не забывал, что впереди у меня семь кандидатов, а значит, еще семь подобных встреч.
- Да! - всполошился художник.- Я ведь давно обещал вам показать. Мне и самому это полезно. Узнать мнение свежего человека всегда бывает интересно. Вот, взгляните,- он сунул мне под нос пару листов, исчерканных рожицами и нелепыми фигурками.- Неплохо, да?
- Неплохо? - я истерически рассмеялся. Да, да! Рассмеялся! И не спешите осуждать меня. Этот тип меня попросту доконал. Боже, только сейчас я понял, как, оказывается, люблю обычных людей! Самых что ни на есть ординарных, простоватых, пусть даже без царя в голове. Здравый ум подсказывал, что смеяться в данном случае - грех, но я не мог остановиться. Мне следовало бы изобразить скорбь, хоть какое-нибудь сочувствие, но у нервов своя жизнь, своя политика. Глядя на эту мазню, я нахохотался всласть. Самое интересное, что вместе со мной начал по-тихоньку посмеиваться и художник. Лицо его сияло, он энергично потирал руки.
- Здорово, правда? Рад, что вам так понравилось.
От подобных его изречений впору было свалиться и не встать вовсе, но титаническим усилием я все же сумел справиться с собой. Как-никак я был сыщиком, агентом отдела расследований.
- Ммм... В общем-то конечно... Но раньше, если мне не изменяет память, вы трудились несколько в ином стиле?
- Да,- он досадливо крякнул.- Когда-то я писал большие картины.
- Даже очень большие...
- И не говорите! Стыдно вспоминать. Цистернами краску изводил! Кисть двумя руками еле поднимал. Зато теперь - другое дело!.. Понимаете. Так сейчас не рисует никто! Это, так сказать, нехоженая тропка. В некотором роде - заповедник.
- То есть?
Он нетерпеливо зажестикулировал. Надо признать, жестикуляция у него оказалась выразительнее слов.
- Согласен! Меня можно критиковать, можно поносить и втаптывать в грязь. Есть еще недочетики, есть кое-какие неудачки, но в целом... В целом это должно производить впечатление! Должно! А иначе вы ничего и ни в чем не понимаете! Потому что классицизм умер. Он набил оскомину, перебродил, как старое вино, и вышел в отставку. Его уже не хочется пить, понимаете? художник ударил меня указательным пальцем в грудь.- Вот хотя бы вы! Скажите нам всем честно и откровенно: хочется или не хочется?
- В известном смысле... То есть, конечно! - я осторожно пожал плечами и сморгнул.
- Вот видите! И вам не хочется! Оно и понятно. Регресс - это регресс, а эволюция - само собой. Большие картины писали и пишут тысячи мастеров. Это конвейер, понимаете? Искусство же не терпит конвейеров. Оно - штучно, оно обязано быть оригинальным. Иначе колонны будут проходить мимо, а глаз не будет задерживаться.
- Да, но вы сами обратились к нам. Мы вынуждены были заняться вашим делом.
- Согласен! - фальцетом выкрикнул художник. В глазах его заблестели святые слезы.- Долг не всегда трактуется правильно. И я обратился к вам! Но когда?! Когда я это сделал?
- Судя по дате заявления...
- Чушь! Я совершил это в час малодушия и позорного отступления! Но разве же за это судят?!.. Ведь в конце концов, я прозрел, разве не так? он схватил меня за руку и горячо зашептал.- Сама судьба вмешалась в мою жизнь. Я был одним из многих. Теперь я - одинокий крейсер в океане.
- Я бы даже сказал - ледокол среди льдин...
- Именно! - воскликнул он.
Кажется, я начинал угадывать верный тон.
- Черт вас задери! Но ведь это непросто!
- Не то слово, мой дорогой! Чудовищно непросто! Архинепросто!
Схватив себя за волосы, я простонал.
- Но как? Как вам удалось это?! Чтобы вот так - взломать и вырваться?
- О, если бы сам я знал, дьявол меня забери! - заблажил он дурным голосом.- Я же говорю: это судьба, рок! Что ту еще можно сказать?
Ей-ей, перекричать его было сложно, но я честно постарался это сделать.
- И все-таки как?! Умоляю, расскажите!
- Я расскажу. Вам я расскажу все,- его сумасшедшие глаза излучали преданность и обожание, а указательный палец клювом дятла долбил и долбил в мою грудь.- Но только вам и никому больше!
- О, разумеется! - связки я, стало быть, надрывал не зря.
