- Ну да… Там пулеметиков с каждого борта - аж несколько штук! Пришлось гранатками покидаться.
- Подожди! Ты о чем говоришь?
- Так обстановку докладываю. Вы же там, наверное, ничего не знаете, вот я и рассказываю. Наступление у них началось, со всех сторон прут. По железной дороге бронепоезда подкатили - с третьей Кубанской дивизией, а на Котлубани генерал Покровский хозяй ничает. Сволочь ещё та, хотя воевать, надо признать умеет. Народ гирляндами развешивает по всем горе дам. Его-то мы обошли, но с правого фланга Улагай налетел со своими пластунами. Едва отбились. Так что, думаю, не сегодня-завтра Царицын падет. Большевички совершенно деморализованы. Пачками отходят…
Меня начинало потихоньку трясти. Продолжая слушать, я протянул руку к соседнему аппарату, помедлив, поднял трубку. Вторая мембрана тоже донесла голос Дина, но этот Дин вещал совершенно об ином:
- ..Короче, весь кодлан в сборе, босс. Натолкалось их там, как селедок в бочке. Не Таврический дворец, а базар-вокзал. Бузят, понятно. Знают, что манифестанты за Учредительное собрание. Только это все семечки. Там уже Дыбенко, так что все под контролем.
- Какой, к черту, Дыбенко?! - голос мой чуть не сорвался.
- Так нарком же! Из морячков бывших, как наш Ганс. Да вы его должны знать, - здоровый такой, дружок Коллонтаихи. Чистый пахан, я вам скажу! На нынешнюю борзоту похож. Цепь на груди, маузер сбоку. Депутатов от одного его вида мандраж колотит. Он, кстати, Безмена и задержал. Они ж там все на бдительности шизанулись. В жилеточные карманы - и те заглядывают. Как пистолетик у Ильича выкрали, так и стали бдить…
Я торопливо опустил трубки. Обе разом. И даже прижал их к клавишам, словно затыкал невидимые рты. Гонтарь перестал жеваться, взглянул на меня с хмурой готовностью.
- Началось, - просипел я. - Безмен был прав. Они перешли в атаку.
- Кто - они, босс?
Я сцепил зубы, чтобы не сорвалась с языка очередная резкость. Не хватало ещё Гонтарю наблюдать мое смятение.
- Они, Гонтарь, это они.
- Может, вызвать подкрепление? Утюга тряхнуть? Подкрепление…
Я лихорадочно соображал. Как легко и просто мыслилось Гонтарю! Он был ещё там - в реальном и объяснимом мире. Он двигался по инерции и мыслил привычными категориями. О том, что мир успел основательно перемениться, телохранитель пока не подозревал.
- Машину! - голос мой вновь обрел начальственную твердость. - Бери все оружие, какое есть, и ребят ненадежнее. Здесь нам лучше не задерживаться.
ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ВТОРАЯ
Напором слов его беспечный свист
Я уничтожил. Желчь излив,
И сам чуть засвистал себе под нос.
Пол Умеару
Если и можно было толковать о сумасшествии, то уж, во всяком случае, не одиночном. Все мы в равном изумлении таращились в окна. Уверен, в машине сопровождения царила та же атмосфера. Город переменился разительным образом. Знакомые улицы чередовались с совершенно неизвестными. Дом Контор, печально знаменитый свирепым, сгубившим несколько десятков людей пожаром, пропал вовсе, а на месте Музыкального фонтана и барельефа погибшим воинам-интернационалистам протянулся ветхо-нький базарчик. Коснулись перемены и прохожих. Они не фланировали по улицам, не глазели на афиши, - нынешний люд перебегал дорогу с суетливой поспешностью, часто оглядывался по сторонам. Привычные куртки-пуховики терялись среди вышедшего из моды драпа, тут и там под рекламными, украшенными старорежимной ятью плакатами на тротуарах толклись группы кургузых солдатиков в серых мешковатых шинелях. Кто-то из них смолил цигарки, кто-то шевелил губами, безостановочно сплевывая семечную шелуху.
Взгляд мой задержался на колоритном мужичке в тулупе. Меховая шапка-треух, в руке - почерневший от времени кнут. Постукивая валенком о валенок, мужичок танцующим шагом ходил возле запряженной пролетки, дышал в бороду серым туманом.
- А ну, останови рядышком! - я кивнул на топчущегося кучера. - Спросим у этого типа, что за страсти кругом кипят.
Водитель, чертыхнувшись, придавил тормоз, сходу притиснул «Ниссан» к бровке, заставив седую лошаденку с мужичком шарахнуться в сторону. Гонтарь высунул голову из окна, успокаивающе помахал рукой.
- Все нормально, братан, мы без претензий. У хозяина пара вопросов!
Извозчик бочком-бочком шагнул ближе. В своем длинном, подпоясанном веревкой тулупе, с окладистой курчавой бородой, он походил на непраздничного деда Мороза. Все вроде на месте, но все серенькое, неброское, без новогодней искристой мишуры. Да и вместо посоха в руках - старенький кнут.
- Подскажи, что творится в городе?
- А то вы не знаете!
- Значит, не знаю, раз спрашиваю.
- Так известно что! Юнкеров из Кремля гонят. С утра выкатили антиллерию и давай понужать снарядиками. Тверская, говорят, целиком полыхает.
- Тверская?
- Ну да. Эвона дым стелется!
- Пожар, что ли?
- А я что говорю! Знамо, пожар. Никольская с Троицкой башней, как есть, порушены. Надысь и Спасскую взорвали! В опчем страсть, что деется!
- Это ты что же… - Гонтарь кинул на меня озадаченный взгляд. - Никак, про Москву гонишь?
- Знамо, не про Казань с Бухарой! Слава Богу, в Москве-матушке проживаем.
- Ага… Ну, а что ещё знаешь?
- Так немного мы, барин, знаем. По малограмотности нашей… На Рязанской - лабаз мучной громят, на дровяном складе замки ночью посшибали. Говорят, винокуренный завод Шепетилова тоже разорять зачали. Народ туда аж с ведрами ломанулся. Юнкера со штычками пробовали шугнуть их, да куда там! Комиссары пулеметов прислали, матросиков с ружьями. В опчем, постреляли, говорят, юнкеров. Вчистую. Теперь, понятно, гульба идет.
- Понятно… - Гонтарь снова взглянул на меня. Ничего ему не было понятно. Это читалось по глазам, по растерянному лицу.
- Трогай! - процедил я сквозь зубы. Водитель рывком послал джип вперед. Плюхнувшись на сиденье, Гонтарь развернулся ко мне.
- Что за цирк, босс? - спросил он тихо. - Москва, говорит, юнкера какие-то с комиссарами.
- Может, кино? - предположил водитель.
Я ничего не ответил.
Мы продолжали нестись, хотя нестись не очень-то выходило. То и дело приходилось сбрасывать скорость, маневрировать, обгоняя запряженные лошадьми тарантасы. Город являл нашим глазам сюрприз за сюрпризом, дома поражали приземистым непривычным обликом. Вместо асфальта колеса то и дело начинали постукивать по булыжнику мостовой, машину мелко трясло. Без проводов и видеокабелей, небо казалось чудным, неправдоподобно чистым. Иные улицы явственно напоминали о деревне, и что было
