Должно быть, счастье -- это заткнутые уши,
По-рыбьи ускользнувшая душа,
Ушедшая в свой маленький мирок,
Что вдруг назвался раем.
Все прочее вдали. Стучи -- не достучишься.
Итак... Свеча Надежды -- горит наедине с собой,
Поленья, хворост ей не нужны,
Как не нужно дыханье ветра.
Она лишь дразнит лепестком тепла и гаснет,
Едва мы объявляемся вблизи.
Так, описав словами чувство,
Мы лепкой форму искажаем,
А, искажая, губим. Человек,
Коль скоро мы ему подправить профиль
попробуем, -- не выдержит и сгинет...
И напоследок без морали:
Оркестр, занавес и публике на выход
Пора бы, но сидит...
Седой конферансье чуть удивлен:
Уснули все до одного? Или мертвы?
Такая смерть и скука -- эти пьесы!..
x x x
Как я устал от смертей и наездов
Вечно родных и внезапных гостей,
Скучных экранов, томительных съездов,
Схожести фраз и печальных вестей.
Выспаться б вволю, залечь на неделю,
Выпив всю чашу единым глотком,
Кончить постылый забег на пределе
И позабыть всех, с кем просто знаком.
С хрустом в тайгу, что еще может где-то,
В джунгли лианные, полные змей,
Ждущих так тщетно тепла и привета,
Чтобы не стать сволочнее и злей.
Мыслям своим сшить из нерва упряжку,
Кнут засвистит, погоняя гурьбу,
С воем помчат и со злобой за ляжку
Будут кусать хромоножку-судьбу.
x x x
В лесу, удрав от городских хлопот,
Платил я кровью за свободу,
Кормя слепней и комаров,
Моргая солнцу,
Растянувшись
Усталой ветвью на поляне.
Я жить мечтал и раствориться
В пейзаже, что казался мне
Природой.
Растроганный, я думал,
Если их не гнать,
Они отстанут. Сами.
И воздух надо мной пищал
От жадного многоголосья.
Промчалось утро, день прошел,
И капля крови, что была последней,
Меня оставила с последним
Из летунов.
Я все еще не верил,
Не понимал, что вот и сбылось
Мое желанье -- раствориться средь всего...
x x x
Антенны махом об колено,
А провода -- на гибкий лук,
Нацелим каверзные стрелы
На сердце -- средоточье мук.
Я потерял свою весну,
Свои зеленые глаза,
Нырнула зелень в глубину,
Не воротить ее назад.
Я -- одуванчик на ветру,
Лист под ногой у пешехода,
Слуга унылому перу,
Замерзший след средь ледохода.
Кровь загустела от кручин,
Душа -- бесформенный комок,
Лицо устало от личин,
Всего привычнее -- зевок.
x x x
В искристом тумане ресниц -- силуэт,
И в парке ерошит метла -- твой след,
И в память вплывают слова -- твои,
А сердце устало опять -- сбоит.
Снег, хрустко сминаясь, уходит -- под снег,
Трусцой, разгоняясь, бежит -- человек,
Удобное место здесь -- для него,
Деревья, могилы и -- никого...
Я чуть не в себе, я сейчас -- далеко,
И вот потому мне идти -- нелегко,
Бреду по сугробам и в мыслях -- бреду,
А тропку свою все никак не найду.
Кресты гулким лесом маячат -- кругом,
Но мысли мои совсем -- о другом,
С тобой я молчу, с тобой -- о тебе,
И кажется, правда, чуть-чуть -- не в себе.
Дошел... У ворот я прощаюсь -- с тобой,
А дальше один, с городскою -- толпой,
Ты там, за оградкой, а здесь же -- обман,
И воздух исчез, я вдыхаю -- туман.
x x x
Осыпается лето, пора умирать,
Отчего остановка чужая?
Человек по алее бредет, но не сам,
Это ноги его бредут.
Ветер -- голос невидимых певчих,
Тех, что с неба -- лица голубого.
Гололед -- это месть, гололед -- это кость,
Расщепленная сеточкой трещин.
Сын не спорит с отцом, исходящим в недуге,
Он бы лег в колыбель, если б смог,
А свободу -- цепочку блестящих оков
Подарил бы врагам в знак прощенья.
x x x
Увяли за ночку глаза,
Мышонком стала гюрза,
