Седых Константин Федорович
Отчий край
Константин Федорович СЕДЫХ
ОТЧИЙ КРАЙ
Роман
ОГЛАВЛЕНИЕ:
В. Трушкин. Новый роман Константина Седых
1 2 3 4 5
Часть первая
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22
23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33
Часть вторая
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22
23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40
================================================================
НОВЫЙ РОМАН КОНСТАНТИНА СЕДЫХ
1
В 1957 году в журнале 'Свет над Байкалом' появился новый роман Константина Седых - 'Отчий край'. Перед читателем вновь ожили пейзажи величественного Забайкалья с его суровыми вьюжными зимами, знойным летом, пьянящими запахами весны и подернутой багрянцем увядания осени; заговорили, пришли в движение обуреваемые страстью борьбы люди Забайкалья, в большинстве своем наши давние знакомые - Роман Улыбин, Василий Андреевич Улыбин, Семен Забережный, Елисей Каргин и другие.
Вместе с 'Даурией' 'Отчий край' составил цельную в своей основе дилогию о забайкальском казачестве в годы революции и гражданской войны. В нем нашла свое окончательное разрешение тема сибирского крестьянства в революции, до конца прояснились сложные судьбы ведущих героев, да и второстепенных персонажей 'Даурии'.
Хронологические рамки романа очерчены довольно точно. Действие 'Отчего края' начинается весной 1919 года и завершается зимними месяцами 1922 года, временем, когда были изгнаны последние интервенты с многострадальной русской земли.
Ожесточенные и изнурительные бои с откатывающимися к пограничным рубежам белогвардейскими полчищами, кровавый разгул унгерновских и семеновских банд, деморализация белогвардейщины, скрытая, но от этого не менее жестокая классовая борьба в сибирской деревне, только что освободившейся от семеновской тирании, - вот та атмосфера, в которой развертывается действие 'Отчего края'.
На этой книге писателя лежит более мрачный колорит, чем в его 'Даурии'. Здесь сдержанней и скупее пейзажные зарисовки, да и вся обстановка в романе выглядит более сурово. Седых чаще, чем он это делал раньше, прибегает к резко контрастирующим краскам. Это сказывается и в общей сюжетно-композиционной структуре произведения, построенного на резком и последовательно проведенном противопоставлении двух борющихся лагерей, и на не менее контрастном изображении отдельных сцен и эпизодов.
Каким радостным, воистину языческим гимном жизни завершалась 'Даурия'! Первые же страницы 'Отчего края' словно продолжают эту вдохновенную песнь радости, но уже в иной тональности. Здесь те же яркие, праздничные краски, неуемная в ее вечном обновлении жизнь природы и рядом в окружении всего этого разлитого повсюду великолепия людские страдания, борьба, кровь и смерть. Надрывно ухают пушки, рвется шрапнель над затянутыми легкой дымкой сопками, а вблизи от дороги, 'где нежно зеленели на пашнях всходы пшеницы, пахуче и радостно распускалась черемуха', раздаются тяжелые удары гранат. По дороге растянулся на версты 'грохочущий и орущий в сотни глоток обоз'. Тут же умирают и раненые. Они доживают 'последние минуты на залитой вешним светом земле, расставаться с которой так трудно и горько': ведь как всегда над ними ослепительно синело небо, сияло над родным Забайкальем 'вечно веселое солнце'.
2
Роман 'Отчий край' построен на резком и последовательном противопоставлении двух борющихся лагерей. Круг действующих лиц из лагеря защитников революции весьма обширен - от Сухэ- Батора, Блюхера и Постышева до партизанских командиров: Журавлева, Киргизова и рядовой партизанской массы. Но если реальные исторические лица в романе появляются только эпизодически, то судьбы основных героев 'Отчего края' прослеживаются весьма подробно.
С наибольшей художественной убедительностью нарисован в романе образ Семена Забережного, бесстрашного командира партизан, казака-бедняка и коммуниста, на долю которого выпала нелегкая судьба. Семен Забережный человек горячего сердца, отзывчивый и мягкий с близкими ему людьми, жестокий и колючий со своими противниками, до болезненности принципиальный и честный. Ярко и сочно написаны К. Седых те страницы книги, на которых действует этот человек.
На большом эмоциональном подъеме сделаны сцены, изображающие нерадостную встречу Забережного с родными местами, где его ожидают нищета да умирающая в тифозной горячке жена. Горьким было это возвращение. Иным рисовалось оно в воображении Семена, когда он с винтовкой за плечами мотался в седле по сопкам и долинам Забайкалья, преследуя врага. 'До последнего дня своего пребывания в партизанах он был убежден, что стоит разбить белогвардейцев, как сразу станет все удивительно хорошо. Новая жизнь пойдет как по маслу. Не будет в помине прежней бедности, дикости и темноты. С этим никому не высказанным убеждением он ехал домой... И вот он стоит на родном пепелище. От всей усадьбы его остался обгорелый столб над заваленным кирпичами и мусором колодцем. На месте гумна и огорода густая, мохнатая от инея полынь. В ней перекликаются слетевшиеся на ночлег чечетки, и горькие жалобы слышит он в писке бездомных пичуг'.
Раскрывая различные грани характера своего героя, автор 'Отчего края' воссоздает необычную атмосферу этой одновременно суровой и романтической эпохи. Перед нами проходит вся та напряженная и сложная борьба, которую порой с ошибками и заблуждениями ведет Семен Забережный за новый быт, помогая рождению новой жизни и новых человеческих отношений. Война и революция расшатали привычные устои. Трудность сложившейся обстановки ловко используют вчерашние белогвардейцы, временно перекрасившиеся в сторонников революционной законности и порядка. Они, не гнушаясь ни клеветой, ни провокациями, стремятся бросить тень на заслуженных партизан, натравить крестьян на казаков, вызвать распри среди основной партизанской массы.
К. Седых хорошо знает сибирскую деревню первых лет советской власти со всеми ее светлыми и теневыми сторонами. Здесь и отношения между только что вернувшимися партизанами и остальной массой крестьянства, и открытие клуба с его первыми ростками культурно-просветительной работы, такой необычной и новой для жителей далекого забайкальского поселка. Здесь и первая свадьба без попа, и первые собрания сельской бедноты, и вселение в кулацкие усадьбы семей, чьи дома пожгли семеновцы.
В центре всех этих сложных бытовых, семейных, классовых отношений сибирской деревни начала 20-х годов стоит фигура Семена Забережного, первого председателя поселкового ревкома. И еще одним выразительным штрихом дорисовывает художник в конце романа образ своего героя. С волнением читаются страницы, рассказывающие о том, как преображается этот суровый и мужественный человек, когда, наконец, и ему улыбнулось запоздалое счастье. С детской наивностью и непосредственностью переживает он свое пылкое увлечение поселковой учительницей. Как одержимый несется он на коне по заснеженному полю, палит из винтовки в воздух, чтобы хоть как-то дать выход нахлынувшему вдруг чувству безудержной радости и счастья.
Колоритные подробности быта и нравов партизан, бесчинства карателей, создание на базе партизанских соединений первой народно-революционной армии прекрасно переданы писателем в сценах и эпизодах, изображающих судьбы и поведение братьев Улыбиных - Ганьки и Романа. Образ Романа в 'Отчем крае' интересен прежде всего не столько сам по себе, сколько той обстановкой, в которой ему приходится действовать. Так, хороша сцена ночного передвижения партизан к 86-му разъезду, когда в пургу и темень идут отряды вооруженных людей, преодолевая невероятные трудности. Их валит с ног неистовый ураганный ветер, острая боль разрывает бронхи, и тысячи колючих игл ранят в кровь обмороженные лица. Столь же впечатляют и сцены столкновения с каппелевцами, прощание Романа со своим полком и др.
По-особенному хорош в новой книге образ Ганьки. Рано и нелегко начиналась его молодость. 'Словно сорванный с дерева лист, закружило и понесло Ганьку в потоке непонятной грозной жизни', - говорит о нем автор.
Художнику удалось передать и детскую непосредственность Ганьки, и чистые порывы его души, потрясенной ужасами войны, безмерной людской жестокостью. Вспомним, с какой отчаянной решимостью заявляет он Павлу Журавлеву: 'Я в обоз не пойду. Я воевать хочу. За отца буду мстить, за доктора Карандаева, за всех наших. Шибко злой я на белых'. Он не может равнодушно слышать даже знакомой с детства звонкой пушкинской 'Песни о вещем Олеге', когда поют ее семеновцы. В устах белогвардейцев звучала она кощунством. 'Ему казалось, - говорит писатель, - что у него украли что-то очень дорогое,
