жадно затянулся.
За спиной, по асфальту коротко простучали каблуки. Гюльдасты.
ЭПИЛОГ
Каждый день после работы Теймур спешил к матери. Обедали все вместе. Потом он возвращался в милицию или шел ночевать к себе домой. Отвечал на тревожные вопросы матери о Сеймуре так, как было условлено с Ляман.
Ляман упорно старалась развеять тяжелое, молчаливое раздумье Джаваир. Однако, видела, что у маленького Аббаса это получается лучше. Собственно, малыш помогал им обоим. Его затеи и игры отвлекали их. Иногда Ляман казалось, что Джаваир ни о чем не подозревает. По тому, как перешептывались соседи и умолкали, завидев Джаваир, Ляман понимала - узнали правду о Сеймуре. Теперь, оставаясь с глазу на глаз с Джаваир, она ощущала еще большую неловкость. О чем-то Джаваир догадывалась, нельзя обмануть одержимое тревогой материнское сердце. Порой Ляман до боли ощущала переполнявшее Джаваир горе. Не затаенное, неясное предчувствие, а жгучее, молчаливое горе. 'Знает!' Сколько же надо мужества, душевной силы, чтоб так сдержанно вести себя на людях.
Состояние Джаваир все больше вызывало тревогу и у Теймура. Он замечал, что растерянность и страх в глазах матери сменились невыразимой тоской. Последнее время она не называла Сеймура по имени, которое прежде произносила всегда с любовью. Когда речь заходила о младшем сыне, Джаваир повторяла: 'он... его... ему... он говорил... он всегда так делал...'
Теймур внимательно следил за матерью. И она по-новому вглядывалась в старшего сына, вздыхала при виде его рано поседевшей головы.
Наконец, однажды, когда Теймур принес Ляман загрунтованный холст в подрамнике, Джаваир покрыла голову черной шалью и, как привидение, встав на пороге, спросила тихо:
- Где похоронили его?..
* * *
Владимир Скворцов умело вел операцию к концу. С каждым допросом все четче прояснялись самые неожиданные связи основного ядра банды. Как разветвления злокачественной опухоли, поражали, разъедали они все, не обладающее силой сопротивления.
Выяснилось, что и Намазовы, и люди, привлеченные по делу инкассатора, и убийцы Алладина, и Мурадяна - все связаны между собою. Зейналабдин, отбывавший наказание на большом строительстве в Сумгаите, опознал многих, в том числе и Гюльдасту. Девица, которую задержали в машине Ширахмеда, призналась в сожительстве с бандитом, который годился бы ей в деды. Старшая сестра ее работала в той самой сберкассе, где инкассатор получал деньги перед ограблением.
Постепенно восстанавливалась истинная картина сложной организации воровского быта. Единственное, что оставалось не совсем ясным, это - фигура человека, занимавшего самое высокое положение в шайке; человека незримо, но властно направляющего всю ее деятельность.
Показания Ширахмеда постепенно убеждали, что главарем шайки был не он. Кто-то ловко, с отличным знанием особенностей каждого, управлял бандой, прячась за спиной Ширахмеда. Ширахмед не разубеждал тех, кто считал именно его атаманом. Наоборот, видимо, истинного главаря устраивала эта маскировка. Но были и такие, что знали наверняка - Ширахмед только посредник, доверенное лицо главаря... Были такие. Но даже и сейчас, схваченные, припертые к стене, они боялись нарушить волчьи законы воровского мира. Никто из задержанных не назвал имени главаря, никто не обмолвился ни словом, которое могло бы стать недостающим звеном в цепи. И это очень тревожило Скворцова и Теймура.
Ведь если оставить на воле самого матерого хищника, он вновь, переждав тревогу, соберет стаю.
Да, Теймур не ошибался. Шайка и в самом деле напоминала ветвистое дерево. Владимир Скворцов не желал считать операцию завершенной, не докопавшись до самого ядовитого корня.
Шло следствие, тянулись допросы, устраивались очные ставки. А тем временем на старую улицу, где прошли детство и юность Теймура, сгружались различные приспособления и механизмы. Соседи покидали свои домишки, переезжая в новые, благоустроенные квартиры. Старой Джаваир тоже предложили одну комнату в новом доме. Но потом пришли к иному решению: если Теймур сдаст свою жилплощадь, им с матерью выделят просторную двухкомнатную квартиру. Настал день, когда за стол села вся семья. И только оглядев приготовленные приборы, Джаваир смахнула слезу. А потом громко рассмеялся, потянулся к ней маленький Аббас и она улыбнулась, обнимая внука.
Их соседом по этажу оказался Меченый Шамси. Нино и Ляман подружились с первого же дня. Теймур, исполняя обещание, устроил Шамси в стройконтору, которая начинала предварительные работы в их старом квартале. Прежде, чем строить новое здание, следовало разрушить дряхлые домишки.
Когда прораб дал указание снести дом в самом конце улицы, окруженный высоким забором, на губах Шамси появилась злая усмешка.
Это был забор сеидов. С него он когда-то свалился и рассек щеку. Все началось отсюда. Теперь же ему, Шамси, предстояло снести этот забор своими руками.
Хозяина дома давно оповестили и предложили перебраться в новую квартиру. Весь квартал переехал, только он не трогался с места. Прежде, чем ломать забор, вызвали трех человек из жилконторы, чтобы еще раз поставить в известность старика, который тянул с переездом. Решили выделить ему грузовик и людей в помощь, только бы поскорее устроился на новом месте. Каково-же было удивление соседей, посланных на переговоры! Сеид Кязим лежал на узкой, застланной старым паласом тахте, мертво уставившись в потолок давно потухшими глазами.
Экспертиза установила, что восьмидесятилетний здоровяк умер не своею смертью, в его крепко сжатой руке был обнаружен пузырек с остатками яда. Из подвала его дома извлекли восемь горшков с золотом - монеты царской чеканки, часы, браслеты, кольца с драгоценными камнями. Кроме того, в подполье оказалось оружие различных систем. Арестованные, неизвестным образом прослышавшие о смерти Сеид Кязима, открыто выражали свою радость, как люди, избавившиеся от страшного бремени. Их атаман умер. Теперь они старались все валить на него.
Говорят, скорпион, попав в огненное кольцо и чуя обреченность, жалит сам себя. Так поступил и Сеид Кязим.
И этот дом разрушили, сровняли с землей. Медленно оседала пыль развалин.
Там, где стояли хибары, открылась широкая и ровная площадь. Теперь здесь пройдет новый проспект...
* * *
Ночь. Ни месяца, ни звездочки. Тяжелые тучи, низко повисли над городом. Вот-вот блеснет молния, грохнут раскаты грома.
Сначала шлепнулись об асфальт крупные капли, потом дробно загудели крыши, водосточные трубы, целый оркестр весеннего неистового ливня. Побежали по лужам девушки с кое-как втиснутыми в сумки нарядными туфельками. Вдоль стен и в подъездах выросли целые колонны разноцветных дождевиков. Из- под каждого виднеется несколько пар ног, слышатся веселые голоса.
Рано пришла весна в том году. Дождь лил неделями, а жадной бакинской земле, все было мало. Казалось, уже насквозь промокли дома, строительные краны, фонари, тротуары и даже такси, мчавшиеся в каскадах брызг.
Двое мужчин шагают под дождем, низко опустив капюшоны плащ-накидок.
- Идите к нам! - кричат им из-под высоких ворот какие-то велосипедисты, - Скорее! Не то унесет в Каспий... - машут мокрыми шарфиками смуглолицые девчата.
Приветливо вскидываются руки, кивают островерхие капюшоны и все дальше уходят двое под дождем. Люди, стерегущие город...
О каждом из них можно написать повесть. О каждом дне невидимых боев, в которых раньше срока седеют головы.
1 Джа - игра в кости.
2 Тендир - конусообразная печь из глины. Иногда это просто яма, стенки которой обмазаны глиной.
