глазами видели разрыв снаряда на 'Фуджи'? Оказывается потому, что сами японцы об этом не сообщили. Что же, Того поступил правильно: зачем же давать противнику важную и нужную для него информацию?
Поразительно другое: японский флотоводец нашел поддержку не где-нибудь, а в русском Морском министерстве! Тринадцатого марта управляющий министерством адмирал Авелан направил Макарову распоряжение, по которому запрещались 'стрельбы на дистанции свыше 10 верст'. Почему же? А все потому: нельзя попасть. То есть поступили по логике одного чеховского персонажа: этого не может быть, потому что этого не может быть никогда...
И вот Макаров оказался вынужденным тратить время и силы, чтобы отражать 'перекидную стрельбу' из Петербурга. Пришлось составлять целую петицию и подписывать ее, так сказать, скопом. Правда, в Артуре Макарова поддержали все (еще бы: ведь японские снаряды падали на крепость - не в Александровский сад, что рядом с Адмиралтейством). Телеграмму с возражениями Авелану подписали помимо Макарова армейские генералы Стессель, Смирнов и Белый, а также находившийся тогда в Порт-Артуре великий князь Кирилл Владимирович (двоюродный брат Николая II), морской офицер, в ту пору лейтенант.
Обороной, даже самой сильной, войны не выиграть - уж кто-кто, а Макаров это понимал очень хорошо. Поэтому главной своей задачей он полагал немедленно начать наступательные боевые действия русского флота. Двадцать седьмого февраля эскадра Тихого океана впервые после целого месяца вялого пребывания в гавани наконец вышла в море.
Флаг командующего на сей раз был поднят на броненосце 'Петропавловск': главные силы японского флота находились неподалеку, и в случае боя адмирал обязан находиться в броневой рубке флагманского корабля. Будучи сторонником безбронных судов, Макаров, однако, в своей боевой практике воздерживался от крайностей, порой свойственных его взглядам. Тем не менее и в дальнейшем адмирал выходил на внешний рейд на легких кораблях и даже на миноносцах. Первый выход русской эскадры обошелся без каких-либо происшествий. Но стало ясно: затянувшийся период тусклого ожидания окончился.
Четвертого марта Макаров приказом по флоту издал подробную 'Инструкцию для похода и боя'. Она заканчивалась горячими, полными боевого задора словами: 'Побеждает тот, кто хорошо дерется, не обращая внимания на свои потери и памятуя, что у неприятеля этих потерь еще больше'. Это было по- суворовски: 'Чудо-богатыри! Неприятель вас дрожит!'
Иные офицеры, узнав о назначении Макарова, опасались, как бы горячий адмирал не стал упрямо проводить на практике некоторые свои ошибочные идеи, высказанные им в печати. В 'Инструкции' Макаров никак не проявил этих крайностей, сохранив в неприкосновенности главную суть своего флотоводческого естества: смелость идей и решительных действий. Появление 'Инструкции' (и практическое руководство эскадрой) окончательно и бесповоротно укрепило авторитет адмирала как разумного вождя.
Типичное в этом роде свидетельство одного лейтенанта с броненосца 'Севастополь', сделанное им в письме от пятого марта, то есть на другой день после появления 'Инструкции для похода и боя': 'Я лично Макарова раньше недолюбливал за его 'безбронные суда', но это, вероятно, была лишь пустая выдумка, теперь же, когда ему приходится на броненосной эскадре иметь дело с броненосной же эскадрой, его выдумки отпали в сторону, и он занялся действительно делом. Представьте себе мое удовольствие, когда вчера в приказе о ведении боя я прочел все то, что я недавно уже передумал, из-за чего я имел отчаянные споры, особенно на 'Пересвете'. Я считаю это чрезвычайно важным и долго ждал этого приказа, боясь, что вдруг Макаров начнет дурить и ставить на карту все для оправдания своих действий. С каждым его приказом поднимается доверие к нему, а вместе с тем поднимается и уверенность в своих силах и победе'.
...Как-то утром адмиральский катер подошел к борту поврежденного японцами броненосца 'Цесаревич'. Вахтенный дежурный загодя, заметив приближение начальства, распорядился к подобающей встрече, как того и требует морской устав. С борта корабля была спущена переносная лестница: деревянные узкие ступеньки, скрепленные с двух сторон канатами. Хрупкое сооружение, более пригодное для цирка, нежели для боевого корабля. Но иных тогда не было.
Вахтенный дежурный лейтенант Седов отдавал распоряжения почему-то шепотом, как будто боялся, что Макаров услышит его голос сквозь шум паровой машины приближающегося катера:
- Братцы, значит, так, - обращался он к двум дюжим матросам, - как только катер зачалится, мигом скатитесь вниз, адмирал пожилой, подняться ему будет трудно, помогайте в случае чего: ты выше пойдешь, а ты за ним, ясно?
- Так точно, ваш бродь! - рявкнули оба здоровяка, привычно сокращая неудобопроизносимое 'ваше благородие'.
Катер подошел к борту броненосца, оба матроса, словно ласточки, соскользнули вниз. Унтер-офицер, командир катера, даже изумился, глядя на их прыжок.
- Вы что, ребята, китайского перца перехватили? - спросил он недружелюбно.
- Никак нет! - очень быстро откликнулись они, по опыту зная, как не стоит задевать унтера. На шее у каждого из них висела дудочка на цепочке, дудочка - для звукового сигнала перед подачей команды, а цепочка для тех, кто команду не сразу исполняет, тогда на спине матроса (или пониже) остаются неприятные рубцы...
Из крошечной надстройки вышел адмирал, сопровождаемый несколькими офицерами, они о чем-то говорили, громко и весело. Матросы и унтер застыли и вытянулись. Макаров первым подошел к лестнице, цепко ухватился за канаты, поставил ногу на нижнюю доску. Матрос метнулся к нему. Макаров оглянулся и изумленно посмотрел на верзилу снизу вверх:
- Ты что, братец?
Матрос ничего не ответил, взгляд его был тревожен.
- Ты что, оглох? - уже повысил голос адмирал.
- Ваше превосходительство, так что... приказано подсобить вам... в случае чего...
Макаров громко расхохотался, сопровождавшие его офицеры тоже.
- Значит, сказали тебе, старичок прибудет, надо подсобить? - продолжал он смеяться. - А знаешь поговорку: без рук, без ног, на бабу скок? Что это?
Офицеры захохотали так весело, что даже унтер позволил себе улыбнуться, однако в кулак. Матрос выпалил громко, с испугу:
- Так точно, ваше превосходительство, коромысло!
- Молодец, но не совсем: это я, твой адмирал!
И быстренько поспешил по лестнице, ловко переставляя руки и ноги...
Осмотр повреждений занял немного времени, Макаров все схватывал быстро, решения принимал сразу. Приказал командиру броненосца собрать всех офицеров в кают-компании, а сам несколько задержался в трюме, обсуждая с главмехом подробности ремонтных работ.
Макаров вошел в узкое и низкое помещение кают-компании, офицеры встали, он жестом пригласил их садиться.
- Господа! Ваш адмирал не любит длинных речей, кто служил со мной, это знает. Эскадра у нас сильная, офицеры и низшие чины подготовлены хорошо. Главное теперь - боевой дух, вера в победу.
Макаров продолжал. Он был хороший оратор, говорил свободно и уверенно, одновременно вглядываясь в лица офицеров. Кажется, он никого из них не знал. Молодые люди, хотя все почти при бородах - мода такая, да и бриться каждый день в походе весьма трудно. Важно, чтобы они поверили ему, а еще важнее - в самих себя поверили...
- Господа, мы - русские, мы с детства знаем, что за Богом молитва, а за царем служба не пропадет. Ну, а ваш адмирал будет глядеть на вас да радоваться. И, само собой, поощрять, - улыбнулся он под конец.
Молодые офицеры любили и ценили шутку, они задвигались, заулыбались, все разом весело загомонили, обстановка сразу стала непринужденной. Вот это Макаров более всего любил и ценил в морском деле.
Жизнь властно диктует свои условия. У Макарова, который получил полуофициальный титул 'дедушки русского минного флота', в распоряжении имелось явно недостаточное количество миноносцев. Но еще горшей, пожалуй, бедой было то, что и эти-то наличные корабли страдали большими конструктивными и техническими недостатками. У русских миноносцев оказалась очень незначительная дальность плавания - запаса пресной воды для паровых котлов хватало всего лишь на 12 часов хода. В первом же пробном
