Как-то я не смогла и двадцати рублей наскрести: у матери до аванса неделя - не даст, у подруг уже назанималась, а в комиссионке посмотрели мою сингапурскую кофточку, сказали: 'Пятьдесят процентов износа, на сто рублей квитанция, получите после продажи'.
Кофточку я, конечно, забрала, мне сию минуту нужна была монета. Позвонила Стасу, унижалась, плакала - вот дура! 'Ладно, приезжай, только тебя нам и не хватает!' Приехала, а там еще один парень, черт знает, кто он и откуда, больше никогда не видела.
- Девчонке деньги нужны, - ухмыльнулся Стас. - Поможешь?
- А она как к аналу относится? - не обращая на меня внимания, спросил парень Стаса.
- Да нормально относится, если деньги нужны, - загоготал Стас. - В ту дырку или в эту - какая разница, лишь бы заплатил. Но я рекомендую тебе её ротик...
- Надоело, - лениво отозвался парень, расстегивая ремень. - Одни вафельницы кругом, а любительниц анальщины ещё поискать надо. Ну, что смотришь? Иди быстро подмой попу...
- Ты меня не за ту принимаешь, - я попыталась изобразить из себя поруганную добродетель. - Стас, миленький, ну скажи ему: я не проститутка! Пусть даст взаймы...
- Ну, чё ты? - Стас посмотрел на меня как на малохольную. - Какая разница, каким местом ты зарабатываешь. Он тебе за экзотику приплатит. Так?
Парень кивнул, невозмутимо продолжая раздеваться.
- Стас, ты, надеюсь, не останешься тут?
- Нет, останься, - приказал парень. - Мне нравится, когда кто-то смотрит, как я засаживаю по самые помидоры...
В общем, тоже извращенец. Да ещё любитель делать больно. Я вся извивалась под ним, комкая простыню, а он наваливался всем телом и, дергая меня за соски ( 'О, какие дойки...Подмахивай, б**дь, резче! О, вот это дойки...'), старался вбиться как можно глубже, чёрт бы его побрал. Наверное, даже с резиновой куклой так бесцеремонно не обращаются, как эта падла - со мной. Стас, кстати, под предлогом пойти покурить вышел на кухню, да так и не вернулся. Наверное, ему противно было смотреть на этого козлину.
После всего парень вынул из кармана брюк, свинья, две сотни, сунул: 'Держи, хорошо работаешь! Дупло у тебя не раздолбанное, можем ещё как-нибудь подолбиться...'
Почему я не умерла от стыда? Господи, да я уже забыла, что это такое, и потом, мне нужна была 'травка'. Вот так я и поняла, как можно достать деньги.
Потом другие девчонки научили: 'бабки' не обязательно отрабатывать, СПИД, знаешь ли, можно заполучить. Если мужик пьяный, его запросто обвести вокруг пальца. Ну, например, откуда он может знать, что в доме, например, есть запасной выход. Скажешь: 'Ба! Тут Клавка живет, у нее бутыль завсегда есть. Гони двадцать! Нет, пожалуй, и за восемнадцать отдаст. Только ты со мной не ходи, она пугливая...' Ну и ушмыгнешь дворами...
Но от этого маремана-капитана сбегать не хочется. Кайфовый мужчина и, кажется, не дешевка. Большие глаза, длинные ресницы и грустный, добрый взгляд. Еще мне нравится, как крепко, твердо ставит он ноги, вот именно: не идет, а ставит, чуть-чуть отклоняясь то в одну, то в другую сторону.
- Пришли, - говорю. - Тебя звать-то как?
- Володя. Двадцать пять лет, холост, место прописки...
- А! Это меня не интересует, письма писать не обязуюсь, в случае чего: мой адрес - не дом и не улица...
- Да?
Замок, черт возьми, опять заедает, сменить его надо к едреной Фене, но Володя легонько повернул ключ, и дверь распахнулась. Теперь боль, от которой, кажется, пульсировало все тело, уже не было никаких сил терпеть, просто озвереть можно!
Кажется, Володя ничего не понял, когда я - в сапогах, плаще, не раздеваясь, - кинулась в свою комнату, щелкнула задвижкой и быстро схватила шприц. А, черт, некипяченный! Но уже не до стерильности - скорей, скорей!
Ааа, ахх, вот она, ясность, ослепительно осветила все вокруг - лунная ночь, призрачная и волшебная, легко и свободно дышать, свежесть в груди, мятный холодок охватывает горячий лоб, как хорошо, о боже!
Сижу не шевелясь, потому что сейчас я как хрустальный бокал, наполненный драгоценным, прекрасным напитком. Жалко даже каплю нечаянно выплеснуть...
- Как насчет обещанного кофе? - спросил из-за двери Володя.
- Там, на кухне, возьми турчанку. Кофе на полке. Увидишь...
- Что с тобой?
-Подожди. Я сейчас. Халат надену...
Пора, пора, надо вставать, изобразить на лице улыбку, а , впрочем, он не так уж и дурен - играть роль, пожалуй не придется, он даже симпатичен, да! Фу, дура старая, сразу про монету не намекнула, как сейчас об этом, сказать? Идиотка! Скорей бы Фанни, палочка-выручалочка, приползла, и чтоб не одна - все ему будет ясно, что почем и как.
Но Фанни не идет. Я болтаю о том, сем. Володя, кажется, и не думает кадриться - сидит спокойно, смотрит на меня, улыбается. Но так же тускла лампочка в желтом абажуре. Голубенькие в розовый цветочек обои, кусок оторван, но часть надписи осталась: '...вернусь!'
Это Жоржик написал фломастером : 'Жди меня и я вернусь!' Обещал вечером зайти, а днем его взяли. На квартирной краже попался. Жалко. Жоржик веселый и нежадный. Эх выйдет через полтора годика! Погуляем. Но Володя о чем-то меня спросил, я машинально кивнула - и невпопад, и снова он говорил, и я кивала, говорила 'да', 'нет', потому что думала о том, как завтра небрежно выну из сумочки пачку десяток, отсчитаю сколько положено и скажу: 'Заверните, парнишечка, косячку'. Нужная сумма у меня давно есть, но, в отличии от Фанни я не бросаюсь тратить все деньги сразу - надо и на черный день оставить, и на сберкнижку положить, и чтобы небольшой запас в кармане был - ну, на кофе, сигареты, дискотеку.
Володя снова о чём-то спросил и тронул указательным пальцем запястье моей правой руки.
- Подожди, - ответила я. - Не всё сразу.
- А что, секрет? - удивился он. - Стеклом, что ли, порезалась?
- Порезалась, - отвечаю. - Бывает, Володя.
- А-а, а я думал: колешься...
'На иглу я давно села, - усмехаюсь про себя, - только зачем тебе об этом знать? Потом, когда включишь свет (надеюсь, у нас будет это 'потом'?), чтобы воды попить или сигарету выкурить - вы почему-то очень любите дымить в постели, - тогда и увидишь синяки вокруг уколов. Интересно, как это подействует на тебя, чистенького, ухоженного, уютного мужчинку? Если б не твоя походка, ни за что бы не поверила, что ты моряк. Ладно, Бог с тобой, не буду ничего говорить. Лучше помолчу, и ты моих мыслей никогда не узнаешь...'
Уже и кофе выпит, и бутылка с вином, терпким, с чуть заметной горчинкой, наполовину прикончена ( а ты гурман, парень!), и окурков полная пепельница, а Фанни всё не идёт и не идёт. Без неё, что ли, будем? Не хочется. Всё внутри словно замороженное, ничего не надо, ничего!
- Ладно, - сказал Володя и встал. - Пора и честь знать. Извини, конечно, но поначалу я тебя не так воспринял...
- А как?
А у самой в мозгу: 'Воспринял... Удивительно! Неужели моряки знают такие интеллигентные слова?'
- Замнём для ясности, - и снова покосился на мою руку. - В общем, время позднее, тебе спать пора. А я в аэропорт поеду, чем чёрт не шутит, вдруг место свободное на борту найдётся...
- Я тебя не гоню. Давай Фанни подождём, с ней ещё поболтаем...
- А она весёлая...
- Веселей не бывает!
Потрепались ещё. Ни о чём. Пока он не заговорил о Маркесе. ' Сто лет одиночества' - моя любимая книга, даже нет, не книга - библия, и не для меня одной, для всех, кто никогда не был любим и не знает, что это такое. И я не знаю. Техника - пожалуйста, высокий класс, надеюсь. А вот чтобы теплело что-то в душе,
