Тут разглядел всадника Великан Хрунгнир, живший неподалёку, на хуторе Каменные Дворы.
– Эй!.. – закричал исполин, без труда перекрыв рёв и грохот реки. – Кто там скачет по радуге и не боится упасть? Сдаётся мне, старик, этот конь для тебя слишком хорош! Продай мне его, не то отберу!
– Можешь взять заодно и мою голову, если догонишь, – сказал Один и погладил холку коня, а тот выгнул шею и тронул его колено.
– А что ты думаешь, и догоню! – раззадорился Хрунгнир. – Неплох твой жеребец, но у моего Гулльфакси ноги длиннее. Ну что, не раздумал закладывать голову, седобородый?
– Я слов назад не беру, – сказал Один, и с ближнего камня с карканьем взвились два ворона.
Тогда вывел Хрунгнир своего коня Гулльфакси – Золотую Гриву, бросил ему на спину кусок бычьей шкуры вместо седла, и понеслись они взапуски. И надобно молвить, что впрямь не было скакуна лучше Гулльфакси во всей Стране Великанов, а может быть, и в остальных мирах, освещаемых солнцем. Во весь дух он летел через пропасти, через каменные пустоши и озёра, окутанные холодным туманом, взмывал над бесплодными ледниками и над вершинами гор, отражённых в спокойных водах фиордов – лишь грива струилась назад, как ясный огонь! До сего дня можно видеть следы той бешеной скачки: кипящие родники и глубокие ямы, наполненные горячей грязью. Так она и не остыла с тех пор, когда Гулльфакси разбрызгал её копытами. Славный конь!
…Но с восьминогим Слейпниром даже он сравниться не мог. В ярости нахлёстывал Гулльфакси Великан, видя, что всадник в синем плаще вовсе исчезает из глаз. Потекла кровь по израненным конским бокам, потемнела золотая грива, прилипла ко взмыленной шее. Но не замечал того Хрунгнир – видел только трепещущий синий плащ впереди и знай стегал жеребца, ругаясь, колол короткими шпорами, привязанными к башмакам… Не оглядывался исполин и не видел, что давно за спиной скрылись Каменные Дворы, исчезли вдали горы родного Иотунхейма. В самый Асгард влетел разъярённый Хрунгнир следом за Одином, и застонал Гулльфакси, последним прыжком взмыв над запертыми воротами.
Глянул Хрунгнир… а седобородый уже водит Слейпнира по двору, чтобы остыл верный конь после быстрого бега, гладит крутую шею любимца, и в единственном зрачке – насмешка над глупостью Великана. Только тогда узнал Хрунгнир повелителя воинов и понял, куда завело его хвастовство.
– Здесь ты – мой гость, – успокоил его Один. – Не хочешь ли пива?
– Хочу, – облизнул пересохшие губы Хрунгнир и соскочил наземь, бросив поводья. Пошатнулся измученный Гулльфакси, задрожали тонкие ноги… но не оглянулся хозяин, даже не подумал позаботиться о славном коне. Вовсе плохо пришлось бы Золотой Гриве, но тут заглянула во двор Великанша Ярнсакса и привела за руку маленького Магни: прожив всего одну ночь, сын Бога Грозы уже выучился ходить. Увидел внук Одина опечаленного Гулльфакси, тотчас подошёл, начал ласково с ним разговаривать, отважился взять под уздцы и долго водил, а потом выкупал в славной реке Тунд, что течёт у Вальхаллы, напоил и накормил. Радовалась Ярнсакса, глядя на сына. Знала юная мать – не зря сказывают, будто молодые орлы рано пробуют голос. Была в маленьком Боге отцовская сила, была дедовская премудрость. И что-то ещё…
Между тем Хрунгнир расселся на лавке в чертоге Одина Валаскьяльве, и ему поднесли пиво в той самой чаше, из которой обычно пил на пирах Тор. Подумалось Великану: неплохо бы осушить её одним глотком! Похвалиться перед Асами да показать, что есть в Утгарде воины не слабее Бога Грозы! Задумано – сделано. Схватил он могучими руками серебряную чашу и не отрывался, пока не опорожнил. Только вот Тора никто не видел хмельным, а Хрунгнир немедленно опьянел.
– Ты, кривой, думаешь, что могуществен! – неверным языком выговорил вождь Турсов. – Подумаешь, твой жеребец чуть-чуть быстрей моего! А вот есть у кого-нибудь сердце, как у меня? Оно из твёрдого камня, с тремя острыми выступами. По его подобию режется одна из рун – «Сердце Хрунгнира»! Вот!..
Асиньи отворачивались от пьяного Великана, гневно хмурились Асы… но до поры до времени помалкивали. Не гнать же из дому гостя, да ещё приглашённого Всеотцом. И всякий раз, когда пустела его чаша, Фрейя молча подходила с кувшином и подливала: гость ни в чём не должен знать недостатка, а уж сколько пить – пусть думает сам. И Хрунгнир продолжал хвастаться, размахивая свободной рукой:
– Вас, Богов, давно пора выгнать отсюда, а Асгард разрушить. Пожалуй, я так и сделаю, я, Хрунгнир, сильнейший в Иотунхейме. Я поубиваю всех Асов… кроме тебя, Фрейя, и тебя, Сив, вы пойдёте за меня замуж. А ещё я прямо сейчас унесу отсюда Вальхаллу и поставлю у себя во дворе, а эйнхериев сделаю свинопасами…
– Позови Тора, – сказала служанке мудрая Фригг, и быстроногая Фулла выскочила за дверь. И немного минуло времени – содрогнулся чертог Валаскьяльв от тяжёлых шагов, зазвенели кубки в углу, грозовым ветром пахнуло из растворившейся двери:
– С каких это пор здесь пьют пиво коварные Великаны? Да ещё срамословят хозяев? А Фрейя прислуживает, точно на пиру у Богов?
Обернулся Хрунгнир, и вмиг покинул его хмель: на пороге стоял Тор, и с молота в его руках слетали синие искры. Не по-дружески посмотрел исполин на Бога Грозы:
– Это Один меня сюда пригласил, я гость и под его защитой, и не тебе меня прогонять!
– Гость в доме священен, – ответил Хозяин Громов. – Но вот выйдешь из Асгарда, и не будь я сыном Земли, если тебе не придётся жалеть о своих поносных речах!
– Мало славы прибавит Аса-Тору расправа над безоружным, – сказал тогда Хрунгнир. – Я ведь, глупец, позабыл дома щит и точило, которым обычно сражаюсь. Подлецом назовут тебя, если ударишь! – И добавил: – А коли не трусишь помериться силой в честном бою, приезжай драться в Иотунхейм, ко мне в Каменные Дворы. Там я буду ждать тебя для поединка через две ночи!
– Никто ещё не вызывал меня на поединок, – сказал Тор. – Что ж, уклоняться не буду!
Поединок
Хрунгнир беспощадно гнал Гулльфакси до самого дома: так не терпелось ему скорее похвастаться перед друзьями своей поездкой к Богам, рассказать, как он едва не выпил у Асов всё пиво и в конце концов вызвал Тора на поединок.
Весть об этом скоро облетела весь Иотунхейм, и на хуторе собрались Великаны – ледяные и каменные, одноголовые и многоголовые, Турсы-оборотни и Турсы, похожие на Людей.
– Ты, Хрунгнир, по праву наш вождь, – говорили они. – Ты не только самый сильный из нас, ты ещё и храбрейший!
– Надо только хорошенько снарядить нашего конунга в битву, – сказал старый-престарый Великан с бородой, обросшей вековым инеем. – Туго придётся нам всем, если Тор его одолеет!..
Тогда сильно забеспокоились Турсы и поспешно принялись за работу. Взяли они целую гранитную гору и вытесали из неё щит, тяжёлый и толстый. Принесли Хрунгниру. Взвесил он щит на руке и остался очень доволен:
– С таким мне и молот Мьйолльнир нипочём!
А другие Великаны пошли к горячим источникам, набрали там глины и вылепили человека:
– У Тора есть Тьяльви, пускай и у Хрунгнира будет помощник.
Девяти поприщ ростом был глиняный воин и трёх поприщ в обхвате. Начали Великаны подыскивать для него подходящее сердце: иначе не сможет шагнуть, не будет сражаться. Долго искали. Обшарили весь Утгард и наконец принесли сердце какой-то старой кобылы, умершей, как сказывают, от испуга. Затрепетало оно в глиняной груди, открыл глаза исполин Мёккуркальви и сразу сказал:
– Ой, что-то мне страшно…
И говорят ещё, будто Турсы-оборотни, жившие на берегу Океана, вызвали из пучины Мирового Змея Йормунганда и попросили его облить ядом боевое точило Хрунгнира. Змей, конечно, с радостью согласился. Он тоже помнил пророчество:
– Нам с Тором сражаться в последней битве Богов… И не я огорчусь, если он станет хоть немного слабей…
…И вот наконец наступил день поединка, и Хрунгнир вышел из Каменных Дворов и встал посреди пустоши, оглядываясь в поисках Тора. Бесплодна была широкая пустошь, лишь полосы чёрных и жёлтых камней, сплетаясь, тянулись к обледенелым хребтам, синевшим у края Земли… Хрунгнир приготовил своё боевое точило и поднял каменный щит, вытесанный из целой горы, и сделался до того страшен на вид, что попряталось всё живое на много поприщ вокруг. А исполин Мёккуркальви стоял подле хозяина и так трясся от ужаса, что глина сыпалась на каменистую землю.
