— А теперь раздобудь живое яйцо!
Сломя голову кинулся Скотий Бог промышлять и принес крапчатое, кукушачье, чуть не на снег брошенное беззаботной кукушкой в чье-то пустое гнездо. И скоро в колдовском подземелье запищала новорожденная Змеиха. Волос все прибегал на нее посмотреть, хорошо ли растет, скоро ли заневестится.
Что ж, Змеиха Волосыня удалась как раз под стать жениху. Злая Морана выучила ее превращаться в озеро и колодезь, даже в шатер с пуховой постелью внутри. Потом показала ей запертую в ледяном гробу Богиню Весны:
— Хочешь угодить суженому — сделайся, как она.
Но юная Змеиха уже увидала Даждьбога:
— Какой красивый! Весь золотой, прямо светится…
Морана оттащила ее прочь с подзатыльником:
— Ишь, загляделась! Ладно, будешь знать, что случается с теми, кто мне не покорствует!
Присмиревшая Волосыня послушно отвернулась от прозрачной могилы и прекрасного ликом Сварожича, принялась твердить заклинание.
Скотий Бог через голову перевернулся от радости, когда Морана вывела к нему невесту, точь-в-точь похожую на Богиню Весны. Лишь глаза были, как у самого Змея, радужные и пустые. Приглядевшись, Волос смутно почувствовал разницу, но в чем дело, так и не понял. А вскоре вовсе забыл.
Стали они вместе вылетать на добычу, кружить над заваленными снегом лесами. А минуло время, родились у них дети, маленькие Змееныши. Впрочем, Волосыня о них не очень заботилась. Наверное, оттого, что родилась из кукушачьего яйца.
— Повелеть надо Людям, чтобы приводили да оставляли в твоих святилищах девок, — рассудил Чернобог. — Будет кому сопли твоим сынкам утирать!
И повели Люди одну за другой плачущих девок в дань лютому Змею… Иначе грозился немилостивый разметать очаги, выкорчевать леса. Сказывают, иные девки тотчас умирали от ужаса, едва попав ему в когти. Иных он, ярый, сам до дому не доволок. Но и тех, которых донес, собрался целый полон. Хватило мамок-нянек малым Змеенышам, хватило чернавок Волосыне в прислужницы. Было, было отчего потом жаловаться Людям — стал народ, мол, не так как прежде пригож. То ли злая Морана своим колдовством подталкивала жребий, то ли само получалось, а только попадали к Змею в пещеру все самые милые, да притом работницы, рукодельницы, тонкопряхи, стряпухи… И вот прибежала в кузницу Кия горемычная женщина, та самая, чью дочку он когда-то вывел из лесу: ее девчоночка выросла умницей и красавицей, уже сваты заглядывали во двор.
— Ой, головушка моя многобедная!.. — упала Кию в ноги сокрушенная мать. — С дитятком единственным попрощаться велят…
— Погоди, не реви, — отмолвил молодой кузнец. — Попробую твоему горю помочь. А не сумею, тогда будешь дочку оплакивать. Да и меня заодно.
Кий не искал одолеть хищного Змея силой: какое там, если уж двое старших Сварожичей за Железными Горами пропали. Нет, если и оставалась надежда, так разве что на смекалку. Было дело, однажды она его выручила. Поможет ли вдругорядь?
На всякий случай кузнец отправился в дом невесты и поклонился ее отцу с матерью низким земным поклоном:
— Иду сироту от Змея оборонять… не поминайте лихом, если вдруг что. А жив возвращусь — поведу вашу доченьку кругом печного Огня… коли отдадите.
Вон как оно вышло! С младенческих лет называли их женихом и невестой, еще с Киевым батюшкой уговаривались сродниться, — а в самом деле помолвить детей пришлось только теперь, на краю жестокой погибели, под накрепко замкнувшимся Небом…
Сказывают, красавица-дочка расцеловала пропахшего копотью кузнеца,
потом вынесла печальную, белую с красным фату — подарок к будущей свадьбе от самой Богини Весны, — и низко склонилась перед отцом:
— Покрой, батюшка! Я ведь за другого своей волей не выйду…
И закрыли невесту. Если не Кию — никому больше не зреть ее девичьей красоты. Еле ушел оттуда кузнец… Но все же ушел и отправился на лыжах прямо в низину, к Волосову святилищу. Таких святилищ теперь много было повсюду. Давно уже не стало любимых прежних Богов, но ведь жертвовать и молиться можно и без любви, — достанет боязни. Быстро бежал Кий, а сам думал дорогой, как бы чудище вернее отвадить.
Разнаряженная, точно на выданье, девчонка уже опухла от слез — глаз не видно. Первым долгом Кий отогнал от нее мать:
— Да погоди ж ты реветь! Уморишь дочку до времени! Иди-ка лучше домой да затевай пироги, вернемся голодные, есть станем просить!
Хотя вполне могли те пироги пригодиться и для поминок. Ушла бедная женщина, так и не сведавшая, что из ее волоска зародился когда-то Змей-погубитель. А кузнец заставил девушку вытереть слезы, умыть лицо снегом. Дал в руки ножик и чурочку, велел строгать помаленьку. Да вразумил:
— Как налетит Змей, держись погрознее. Гляди на него, как будто примериваешься. И поддакивай знай, о чем ни спрошу!
…Вот испуганно схоронился серебряный Месяц, не желая зреть непотребства, и издалека послышался тяжелый свист перепончатых крыл: это Скотий Бог летел за добычей. Снова затрясло несчастную девку, ножик вывалился из руки. Но кузнец успел ей шепнуть:
— Сказано, грознее гляди!
Змей опустился наземь, взвихрив снежную тучу. Завертел головой, высматривая красавицу. Кий
