Над Железными Горами висела страшная туча — черно-синяя, отороченная трепещущим кружевом молний, с высокой клубящейся наковальней. Теплый ливень ударил Змею в глаза, загремел по натянутым перепончатым крыльям, и смутно припомнило чудище, как славно было когда-то купаться в струях дождя. Но слишком давно сидел в его пасти ледяной зуб. Решил Волос вновь заморозить грозную тучу, развеять вихрем снежинок. Ощерился, дунул — и впрямь полетели мокрые хлопья, но тотчас хлынул дождь пуще прежнего, умывая далеко внизу Железные Горы, растапливая несокрушимые ледники. И внезапно перед Змеем явился сам Бог Грозы на вороном крылатом коне, с боевым топором, поднятым над головой, и топор горел двойным пламенем — золотым и лиловым. Вновь ощерил Змей мертвый клык, затеял дохнуть ледяным вихрем на чудесного скакуна, перебить ему крылья. Но жеребец лишь заржал и помчался быстрее, и Змею причудились рядом с ним еще трое, сотканные из капель дождя… Что делать? Кинулся Волос, разевая лютую пасть, готовую поглотить и всадника, и коня:
— Снова в семьдесят семь цепей закуем!
Только расхохотался Перун. Прокатился его смех до самой Исподней Страны. Вздрогнули в морозных снегах души Людей, запятнанные бесчестьем и не удостоенные ирия: им показалось, мучитель-мороз начал ослабевать. Ударила синяя молния, и вдребезги разлетелся змеиный зуб, мертвый клык, сонный ледяной гвоздь. Перекувырнулся Змей в воздухе, замотал головой, закричал. Закричали от ужаса Морана и Чернобог. Со всех ног кинулась злобная ведьма ловить грязным подолом осколки разбитого зуба. А Чернобог выпустил из пещер Змеиху Волосыню, семерых Змеевичей и Змеевну:
— Летите!
Кинулась Волосыня мужу на выручку, дети набросились на Перунича и Людей. Но те готовы были к отпору. Ясным пламенем вспыхнули золотые турьи рога, отбросили первую налетевшую тварь. Кий со Светозором подожгли смоленую паклю на стрелах, метнули встречь стае жаркий Огонь, не думавший гаснуть и под дождем. А храбрые девки-красавицы показали Змеевне тяжелые кузнечные клещи — и та с визгом кинулась наутек.
Трижды через все поднебесье прокатывалась неистовая гроза. Вновь и вновь настигала секира Змеиху и Змея, чья ледяная броня растаяла под струями ливня. А внизу ликующе звенели ручьи, падая в озера и реки, с гулом трескался набухший, истончившийся лед. Люди закрывали уши руками, чтобы не оглохнуть от грома, испуганно выбегали во дворы — и тут замирали, вдыхая неведомые запахи Земли и мокрого весеннего леса. Пылали над головами грозные тучи, сполохи молний озаряли небесного всадника и туши корчащихся, бегущих чудовищ…
Змея долго выручал огненный палец, отнятый когда-то у пленного Бога Грозы: отшибет золотая секира когтистое, перепончатое крыло, он подхватит его, чиркнет — и приросло накрепко. Отлетит хвост — он и хвост тотчас приживит. Но вот размахнулся Сварожич, и гремучая молния начисто срезала украденный палец, и палец полетел вниз, сверкая, как звезда в темноте.
Волос и Волосыня вдвоем метнулись вдогон, но прежде них подоспел огромный орел, схватил палец и принес прямо в руки Богу Грозы. Это Перунич решился испробовать подарок отца, да и подсобить чем возможет.
Сказывают, Волос пытался спастись, укрывшись под камнем, но молния в прах разбила валун. Тогда Змей спрятался за стволом могучего дуба, надеясь, что свое дерево Перун пощадит. Не пощадил — расколол, разнес в мелкие щепы, и дуб запылал. В отчаянии кинулся Скотий Бог назад к Железным Горам и юркнул, съежась как мог, за спину кузнеца Кия. И точно — остановилась занесенная секира… но не оплошал и кузнец: железными пальцами схватил Змея за шиворот и держал, пока не подоспел сам Бог Грозы.
Змеевичи уже сидели рядком под присмотром отважных девчонок и Светозора, не спускавшего с них глаз. Змеево племя было гораздо на одного всемером, а теперь — хоть жалей их, присмиревших. Но оказалось, жалеть было рано, самую последнюю пакость они еще не свершили. Стоило Перуничу ступить наземь и сбросить долой орлиные перья — Змееныши разом перекувырнулись и приняли его облик, да так, что по глазам только
отличишь. Обступили внука Неба со всех сторон, загомонили:
— Он наш! Он с нами рос!
— Он брат наш молочный! Одни кормилицы нянчили!
— Он сын Змея, а не Грозы! Признаешь его своим, признавай и нас всех!
И лишь один голос тихо промолвил:
— Бей, отец. Лучше твоим сыном умру, чем жить с ними братом. Стиснул зубы Перун… поднял руку, и полыхнула секира, метнула смертельное синее пламя. Ахнули Киевичи, в ужасе закричала Светлена… Рассыпались оборотни на множество земляных червей и ядовитых крохотных гадов, а Перунич остался стоять, как стоял. Разве могла отцовская молния причинить ему вред?
Змей со Змеихой проливали горькие слезы: осталась у них одна младшая дочка, и та невесть куда убежала. Что ж, сами виновны.
— Как поступишь с ними, отец? — спросил Перунич, обнимая Светлену.
— Пусть живут в Исподней Стране, — ответил Перун. — Пусть владеют богатствами подземелий, мне они ни к чему. Пусть таскают золото тем, кто жертвует яйца и молоко. Пусть помогают растить хлеб и холить скотину. Но если я еще раз увижу их в небесах…
— Клянемся!… Клянемся!… — в два голоса закричали чудовища.
Говорят, впрочем, Змеиха все-таки не сдержала данного слова, и Бог Грозы поразил ее уже без пощады. Вот, стало быть, откуда появилось на Небе созвездие Волосыни. Змей же Волос до сего дня живет в глубоких пещерах, и ему по-прежнему молятся о богатстве, о приплоде скота и об урожае. Недаром выросший хлеб называют Волосовой бородой и последний клок всегда оставляют, чтобы на другой год лучше росла. Однако поскольку борода эта рыжая, столь же часто ее прозывают Перуновой, и справедливо. Еще сказывают, Волос теперь все больше ходит на двух ногах и в одежде, как человек. И лишь изредка снова примеривает змеиные крылья, отваживается выглянуть из надоевших пещер. Тогда удары страшного грома сотрясают небесные своды, пока секира Перуна не загонит Змея обратно, а с ним и разную нечисть, выбравшуюся за добычей. Вот почему так чист воздух и так легко дышится после грозы.
Но все это было потом.
Рассвет
Молния за молнией обрушивалась на Железные Горы, и горы глухо стонали, раскатываясь ржавыми
